Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 3

Избегая дальнейших неудобных вопросов, которые уже буквально витали в воздухе и вот-вот могли быть заданы неуемно любопытной к чужому горю кассиршей, девочки поспешно покинули бухгалтерию и двинулись к парадным дверям, но были окликнуты Вероникой.

Секретарь тоже протягивала им деньги:

— Возьмите вот две тысячи. Это я маме вашей была должна.

— Вы у нее занимали? — почему-то удивилась Светлана.

— Нет. Я колечко у нее купила, — ответила девушка и выставила перед собой тонкую руку с коротко остриженными ногтями без признаков маникюра. На безымянном пальце в бьющих сквозь оконное стекло ярких солнечных лучах посверкивало некрупным алмазом золотое колечко в форме кленового листа. — Это Татьяна Александровна тебе, Женя, к восемнадцатилетию покупала, но сначала ошиблась и взяла на размер меньше, а в магазине отказались обменять. Потом она тебе купила такое же, но побольше, а это вот мне продала. У меня тогда всей суммы не было, постепенно выплачивала… Необычное, правда?.. — Миловидное лицо Вероники просто светилось, пока она любовалась своим приобретением.

Евгения засунула деньги в боковой кармашек сумки, закрыла молнию и мельком взглянула на свое кольцо. Она еще не успела привыкнуть к дорогому подарку и к тому, что совсем как взрослая носит настоящий бриллиант. Перед тем как девушки покинули офис компании, секретарь успела сказать, что начальнику уже известно о гибели сотрудницы. Анатолий Андреевич страшно огорчен, он очень ценил Татьяну Александровну как доброго человека и преданного интересам фирмы работника, и как только вернется из командировки, обязательно к девочкам наведается.

— Мы не зайдем в магазин купить мне босоножки? — спросила Света, когда они вышли на залитый июльским солнцем центральный проспект города. Просительные интонации ее голоса носили трогательно-жалобный оттенок, словно девочка и не надеялась на положительный ответ. Его и не последовало.

— Как-нибудь в другой раз, — строго сказала Женя. — Не до того сейчас, да и нечего с такими крупными деньгами в кошельке по магазинам разгуливать.

Света не решилась возразить. Она взяла левую руку сестры в обе ладошки, некоторое время вертела ее то так, то этак, ловя ограненным камнем солнечные лучики, потом с легким вздохом разочарования произнесла:

— Мама могла бы то, второе, кольцо и не продавать Веронике. Оставила бы для меня. Мне ведь тоже когда-нибудь исполнится восемнадцать лет.

— Успеешь еще бриллиантов наноситься, — встряхнула Евгения на ходу своими густыми и жесткими волосами, неожиданно принявшими на ярком солнце золотистый оттенок.

— Мне-то теперь кто купит? — возразила старшеклассница и до самого дома молчала, погруженная в свои невеселые мысли.

Дома они аккуратно пересчитали все деньги и заложили крупные купюры между страниц «Биологии», по-маминому принципу оставив более мелкие в шкатулке серванта «на жизнь».

— Значит, так, — подытожила Женя, — с учетом того, что за второй курс моего обучения уже заплачено, целый год мы можем жить вполне безбедно, а если будем экономными, то и подольше хватит.

— А дальше? — с неожиданной горячностью заговорила вдруг Света. — Дальше-то что? Где мы возьмем деньги на оплату за твой третий курс? А мое обучение? Или мне вуз уже не светит? Ты сама ведь знаешь, что поступить на бюджетное отделение сейчас практически нереально… А ребенок твой? Если этот «Добрый вечер» на тебе не женится, мне придется идти работать, чтобы прокормить тебя и ребенка? Да я даже на памперсы не наработаю!

— Чего ты разошлась? Я вовсе не собираюсь вешать на тебя своего ребенка. Скорее всего, я рожу и сама пойду на работу… И потом, почему ты решила, что меня обязательно должны бросить?

— А почему отец бросил маму с двумя детьми сразу?! Думаешь, мужики спят и видят, как бы им поскорее навязали малюточку?

— Не собираюсь я никого никому навязывать, — обиженно парировала Евгения. — Мама нас вырастила одна, и я тоже справлюсь. Просто мне кажется, Стас меня любит, мы с ним обсудим ситуацию, и все станет ясно. А что касается нашего отца, то мы не знаем, что там у них с мамой произошло. И необязательно он был подлецом, которому наплевать на собственных детей. Мама всегда говорила, что расстаться с ним — это было ее решение.

— Очень, надо признать, мудрое было решение!

Света ушла на кухню и загремела там тарелками, которые зачем-то принялась перекладывать из сушильного шкафа на нижние полки пенала. Женя, посидев немного в одиночестве на диване в зале, пошла следом за сестрой и, подойдя вплотную, обняла ее сзади за плечи:

— Ну, чего ты развоевалась? Шумишь, гремишь…

Но Светка уже не воевала — она присела на корточки, положила тарелку на пол и расплакалась. Женя тут же последовала ее примеру, при этом обе одновременно что-то говорили, не слыша друг друга. Смысл бормотаний старшей сводился к тому, что, конечно, трудно им теперь придется, но она, как сумеет, будет стараться заменить маму. Младшая, всхлипывая и давясь слезами, несла что-то вовсе неразборчивое и маловразумительное. Но когда Женя замолчала, последняя фраза сестры прозвучала в тишине ясно и отчетливо.

— Обязательно найдем папу! — выдохнула сквозь душившие ее слезы Света и сама испугалась произнесенных слов.

Тема отца была в доме запретной. Не то чтобы мать не позволяла говорить о нем или задавать вопросы, но она так искренне огорчалась, таким расстроенным голосом спрашивала: разве дочкам с ней плохо, разве она им чего-то недодает, что в следующий раз они не скоро решались затронуть опасную тему. Впрочем, Женя ее почти никогда и не поднимала, словно не слишком была заинтересована. Вот и сейчас она потянула Свету за руку, отрывая от пола, и, словно не услышав сделанного с некоторым вызовом заявления, просто сказала:

— Давай пообедаем, что ли.

— Давай, — покорно согласилась сестренка и попыталась неловко пошутить. — А ты не будешь потом опять извергать все обратно?

— Ни за что! — твердо пообещала Женька и резким жестом провела ногтем большого пальца под подбородком.

Тема поисков отца, которого сестры не помнили, в ближайшие три дня всплывала беспрестанно. Девочки подсознательно пытались чем-то себя занять и делали то, чем собиралась заняться в эти дни их мать, чья жизнь оборвалась внезапно, не оставив времени для выполнения намеченного. Они перемыли стекла в квартире и посуду в серванте, перестирали и перегладили постельное белье, а также тюль, занавески и наперники с подушек, сдали в химчистку дубленки и пледы, словно готовясь к запланированной ранее поездке на море, которой у них уже не будет.

Светлана иногда об этом заговаривала:

— Раз в жизни Собрались поехать на море все втроем, и на тебе! И чем мы провинились перед судьбой?

— Ты же видела море, — напомнила ей Женя.

— Да, мама возила меня один раз, но это было так давно, я была еще маленькая. А хотелось бы сейчас. И всем вместе.

— Жизнь большая. Все еще будет.

— Мамы только больше не будет, — парировала Света, и у сестры не нашлось аргументов, чтобы возразить на это справедливое и оттого такое безнадежное замечание.

Несколько раз к Смирновым забегали подруги из числа тех, кто остался в городе на время каникул. Но сидели они недолго и упархивали по своим делам, оставляя после себя в квартире ароматы терпких дезодорантов и сигаретного дыма. И то и другое Женьку сильно раздражало. Она вообще в последние дни стала бурно реагировать на любые запахи, а курить ей не позволяла сестра, которая и сама никогда не баловалась сигаретами.

Заходила двенадцатилетняя внучка бабы Клавы Настя. Вроде бы целью визита была просьба поучить ее печатать на компьютере, но, когда Светка, убедившись, что компьютер интересует девочку постольку поскольку, резко спросила: «А чего приходила-то?», маленькая гостья честно призналась, что бабушка послала посмотреть, чем занимаются соседки и не плачут ли.

Они почти не плакали. По вечерам не выходили из дома и запоем читали детективы, а однажды даже посмотрели по телевизору старую любимую комедию с Пьером Ришаром. Светка, звонко хохоча над злоключениями актера-неудачника, периодически поглядывала на сестру: не осудит ли за неуместный смех, в то время как со смерти матери не прошло еще и девяти дней. Но Женя, не склонная к громкому смеху и бурному выражению эмоций, тоже тихонько посмеивалась над отдельными сцепами фильма и никого не осуждала. Ей было легче видеть сестру смеющейся, чем плачущей, ибо утешать не хотелось. Женя сама нуждалась в моральной поддержке и все чаще думала о любимом парне, прокручивая в голове возможные варианты предстоящего им серьезного разговора и пытаясь предугадать его итог.