Эскапада - де Ренье Анри - Страница 30

Он на минуту вышел. Она слышала его шаги в соседней комнате, слышала, как он передвигает мебель. Он позвал ее. Она хотела было ответить, но в кресле, в которое она повалилась, полумертвая от усталости, ее охватывало какое-то непреоборимое оцепенение, все тело ее отяжелело, так что она не могла пошевелиться. Глаза ее закрывались; она переставала видеть и слышать; и вдруг, словно пораженная пулей в сердце, она опрокинула голову на спинку, кресла и заснула. Теперь он стоял перед нею и смотрел на нее, затем взял в свои сильные руки и бережно понес в соседнюю комнату. Там стояла большая кровать, в которую он положил ее. Одну за другою он совлек с нее ее одежды. Развязал галстук, расстегнул кафтан и жилет. Показалось белье, обрисовывавшее формы юного тела, погруженного в глубокий сон. Тогда, приподняв тонкое полотно, покрывавшее ее, он с циничным любопытством стал рассматривать эту свежую, гибкую и возбуждающую наготу. Насмотревшись, он возвратился в первую комнату, сел за стол, отрезал кусок пирога, налил большой бокал вина и принялся размышлять о положении своих дел.

Оно не было благоприятным и не могло внушить ему иллюзий насчет ожидавшей его участи, особенно с тех пор, как его убежище в замке От-Мот было обнаружено. Недавнее посещение замка отрядом королевских драгун было дурным знаком и мрачным предзнаменованием. Так оценил положение г-н де Шаландр, решив бежать в Голландию. В течение долгого времени г-н де Шаландр, благодаря своей любезности, предоставлял ему драгоценное и верное убежище в этом замке От-Мот, куда он приходил укрываться в критические минуты, в то время, как его шайка рассеивалась по окрестности в надежных местах. Там же складывалась добыча после удачных предприятий, и г-н де Шаландр отвозил ее потом в Париж, где сплавлял ее разными способами, если только операция не поручалась ему, Брежу. С этой целью он принимал вымышленные фамилии и искусно гримировался под различных лиц, за которые он себя выдавал: то под честного купца, всецело занятого своей торговлей, то под кутящего дворянина, завсегдатая игорных домов и любителя наслаждений. Хотя он был необычайно искусен по части этих превращений, он все же видел, что скоро им будет положен конец. За ним была установлена тщательная слежка, и при последнем свидании с г-ном де Шаландр, тот предупредил его об этом. Париж делался опасным для них, как для одного, так и для другого. Их сообществу угрожала опасность. Г-н лейтенант полиции, вероятно, кой о чем уже проведал. Г-н де Шаландр, приняв это к сведению, счел благоразумным скрыться, что следовало бы сделать также и ему, но Голландия не соблазняла его, и он продолжал игру, рассчитывая на отвагу, проявляемую им при осуществлении своих планов, и ловкость, с которою он сбивал с толку своих преследователей. Сейчас дело принимало дурной оборот, окружающая местность была так основательно ограблена, что все единодушно потребовали самых суровых мер, и губернатор провинции решил во что бы то ни стало положить конец этим дерзким выступлениям, которые терроризировали местное население и являлись настоящим вызовом королевской власти. С этого момента его преследовали по пятам, и ему приходилось пускать в ход всю свою изобретательность и всю свою отвагу, чтобы ускользать из расставляемых ему ловушек. Может быть, еще несколько раз ему удастся благополучно вывернуться, но сеть кругом него все стягивалась, и давно пора было разорвать ее петли, если он не хотел запутаться в ней.

В самом деле, благодаря своему знакомству с местностью и осведомителям, которых он держал, ему удастся еще сбивать с толку драгун г-на Шазо, но, находясь под постоянной угрозой, шайка его не могла отважиться ни на одно крупное предприятие. Кроме того, стали наблюдаться случаи дезертирства. Не далее, как сегодня вечером, разве не исчез куда-то Забулдыга, оставив свой мушкет? Завтра дезертирует еще кто-нибудь. Приходилось, значит, последовать примеру г-на де Шаландр, но Голландия внушала ему отвращение, и он чувствовал, что ему препятствует искать в ней убежище непонятная сила, в которой сочетались вкус к приключениям, жажда грабежа и какое-то колебание, природу которого он не умел определить, но которое затрудняло ему принять решение. Уже не раз мысли эти мучили его; и чтобы прогнать их, он прибегал к бутылке. Сегодня вечером они возвращались к нему с особенной настойчивостью, и он ясно сознавал необходимость принять решение. Перспектива попасться в руки драгун г-на де Шазо мало улыбалась ему, ибо дыба и колесо нисколько его не прельщали. Нужно было внимательно обдумать положение дела. В данный момент От-Мот являлся еще для него достаточной защитой. Было мало вероятия, чтобы его стали искать там, и чтобы драгуны вновь нанесли туда визит, ибо вряд ли кто мог бы подумать, что у него хватит дерзости укрыться в самом обычном своем убежище после того, как это убежище утратило всю свою силу и всю свою тайну. Его будут искать где угодно, но только не здесь, и у него хватит времени довести до конца странное приключение, которое привело его сюда.

Он встал и направился к двери в комнату, где спала м-ль де Фреваль, затем возвратился и стал расхаживать взад и вперед. Иногда он останавливался и опрокидывал стакан вина или водки.

Конечно, у него было много любовниц всякого сорта и всякого общественного положения, и любовь являлась одним из наиболее увлекавших его занятий. Разве не женщинам был он обязан тем, чем стал? Они определили направление его жизни. Ради женщины он впервые поставил на зеленое поле луидор, ради женщины была впервые пролита им кровь. Ради женщины он хотел, чтобы карманы его были полны золота и драгоценностей, ради них он играл и играл нечисто; ради них он искал на большой дороге средств удовлетворить их капризы. Они запускали его руку во взломанные сундуки и шкафы. Ради них он проводил ночи в засаде, вскакивал на лошадей, перелезал через ограды, перепрыгивал через рвы, разламывал ворота, слышал свист пуль подле ушей, познал страхи переряживанья, превратности случая. Ради них он дезертировал, воровал, убивал. Ради женщины он выступал на подмостках, получал щелчки по носу и палочные удары. Ах, как он любил их! Любил и в нарядной обстановке будуара и на голой кровати! Ради них он жил и ради них умрет, может быть, на дыбе, он, офицер и дворянин, он, Жан-Франсуа Дюкордаль, известный под именем кавалера де Бреж и атамана Столикого!

Новый стакан вина воскресил в нем другие образы. Он увидел себя корнетом стрелкового, ее величества, полка, красивым мальчиком, сыном почтенного отца и благородной матери, но носящим в слишком горячей своей крови преждевременный любовный пламень. Увидел свои первые любовные похождения, проказы пылкого и расточительного молодого офицера, быстро залезшего в долги, очень щедрого и большого любителя наслаждений. Увидел то гарнизонное утро, когда, ради прекрасных глаз, он сразился на поединке с соперником, которого смертельным ударом шпаги поверг к своим ногам. После этого досадного приключения пришлось дезертировать, скрываться под вымышленной фамилией, изворачиваться. Он познал нужду, затем нищету, и в один прекрасный день стал комедиантом Брюнеттой. Он увидел подмостки, свечи, закулисную любовь, всю эту исполненную превратностей жизнь, в которой человек утрачивает мало-помалу свою щекотливость и разборчивость, в которой нужда к деньгам толкает на самые худшие преступления. Тогда-то он и начал пытаться добывать при помощи игры недостававшие ему средства. Он очень нуждался в них, ибо жадностью и расточительностью отличалась женщина, которую он любил тогда со всем юношеским пылом, любил безумной любовью! Разве не приходилось располагать возможностью оспаривать у богатых поклонников эту женщину, которую он обожал неистово, потому что находил в ней все трепеты страсти, все извращенности порока? Ах, какие уроки преподала она ему, и как прекрасно усвоил он их! Какие зверские инстинкты разбудила она в нем! И он вновь переживал бессильную ярость и жгучую ревность, испытанные им в те моменты, когда она жертвовала им ради какого-нибудь богатого откупщика или состоятельного иностранца, чтобы затем вновь возвратиться к нему, с большим остервенением, чем когда-либо, бросавшемуся в эти продажные и вероломные объятия. Ой чувствовал, что кулаки его сжимаются от гнева, и зубы скрежещут от бешенства при одном воспоминании об этом, при одном произнесении имени Манетты Бергатти, всегда готовой отдаться тому, кто наиболее щедро ей заплатит. Чтобы забыть ее, он вступал в другие любовные связи, но неизменно возвращался к ней, снося признания Бергатти в ее увлечениях, мерзостях и изменах. Да и этих ужасных признаний ему приходилось добиваться от нее ценою золота и будучи иногда свидетелем или соучастником ее вероломства. Разве не подле этой Манетты Бергатти он познакомился с г-ном де Шаландр, своим злым гением, своим наставником, своим повелителем, этим Шаландром, алчным и развратным, который делился с ним деньгами, выигранными в карты, который воровал у него наворованное им, который потешался над его падениями, радуясь всему, что унижает человека и толкает на самые грязные проделки, и получая от этого зрелища гнусное удовольствие?