Туманы Серенгети (СИ) - Аттэр Лейла - Страница 38

— Нападение носорога, проблемы с автомобилем, лицо, оказавшееся в грязи, и ведро-душ? — он рассмеялся. — Ты странная, Родел Эмерсон.

Было непривычно, когда я подумала об этом, — о том, что я буду в порядке с вещами, которые были так далеки от моей зоны комфорта. Но вещи не всегда имели смысл. Самые глубокие, самые незабываемые моменты жизни — это те, которые вы чувствуете. И это то, чего мне не хватало. Этого чувства, что я живая. Я пришла с сердцем, полным горя по моей сестре, не ожидая найти любовь или жизнь, подальше от всего. Похоже, Мо показывала мне возможное в невозможном.

«Мне бы хотелось, чтобы ты могла увидеть мир моими глазами», — её слова повторялись в моей голове.

«Я начинаю видеть, Мо. Я начинаю видеть».

Я заглянула за простыню. Джек вытаскивал палатку из грузовика. Меня тогда поразило, что со мной всё будет в порядке, несмотря ни на что. Иногда вы сталкиваетесь с радужной историей — той, которая пленяет ваше сердце. Возможно, вы никогда не сможете понять её или удержать, но вы никогда не пожалеете о цвете и магии, которые она принесла.

Глава 15

Вокруг нас равномерно опустилась ночь, и всё стало полностью черным. Луна висела над головой, но ни одна вспышка света не мерцала на горизонте. Желтокрылые летучие мыши упорхнули навстречу темноте, когда Джек развёл огонь.

— Мы отправимся в Магесу утром, — сказал он. — Как только найдем Фураху, мы можем вернуться к машине с механиком. Надеюсь, телефон тоже поймает сигнал.

— Ты когда-нибудь был там? В Магесе?

Я ополоснула наши тарелки и села рядом с ним.

— Я не был ни в одном из мест в списке Мо. — Он сидел рядом с пламенем, его лицо было расслабленным. — Они все такие разные — каждый город, каждая деревня. Я никогда не знаю, чего ожидать.

В ночи вокруг нас блестели глаза. Дикобраз? Мангуст? Я не могла быть уверена. Всё, что я знала, так это то, что я чувствовала себя полностью в безопасности рядом с Джеком.

— Ты скучаешь по дому? — спросил он.

— Да. И нет. — Я пошевелилась на покрытом мхом бревне, на котором мы сидели. — Я недавно купила свой первый дом. Мне этого не хватает. Я скучаю по его потёртым стенам цвета меда. Звуку реки, которая протекает поблизости. Мне не хватает моего маленького книжного уголка. Холмов с разбросанными по ним овцами. Полей лаванды. Июньских роз, свисающих со всех заборов. Мелкой дикой земляники, растущей даже сквозь трещины в плитах. Я скучаю по церковным колоколам, высоким шикарным шпилям. Знаешь, это дом. Когда я была моложе, мы много путешествовали. Я искала такое место всю свою жизнь, место, которое говорило с моей душой.

— Звучит красиво, — Джек повернулся ко мне, опираясь локтями на колени.

Я печально улыбнулась в последовавшей за этим тишине. После Сары он поклялся никогда не просить другую женщину жить на ферме вместе с ним. И я просто убедилась, что, даже если он передумает, этой женщиной буду не я. У нас у обоих были взгляды, от которых мы не хотели отказываться.

— А Африка? — прошептал он, глядя на огонь. — Что ты думаешь об Африке?

«Я всегда буду думать о тебе, когда я думаю об Африке».

— Она прекрасна и ужасна. Она исцеляет тебя, она разрушает тебя. Это место, которое забрало мою сестру.

«И моё сердце».

Огонь отбрасывал наши мерцающие тени на стволы деревьев. Дневной жар рассеялся, и наше дыхание превращалось в пар.

— Нам следует пойти спать, — сказал Джек. Но никто из нас не пошевелился. Потому что была только одна палатка, и весь вечер она словно мигала нам в лицо, как большая неоновая вывеска в Лас-Вегасе.

Я пошла первой, пока Джек поддерживал огонь. Палатка была достаточно большого размера, пока не вошёл Джек, потому что всё, казалось, сжималось вокруг него. Я закрыла глаза и сжалась под одеялом, когда он скользнул рядом со мной. Я лежала спиной к нему, но надувной матрас сместился под его весом, поэтому мне пришлось вцепиться в край, чтобы не скатиться к нему. Когда он понял, что происходит, я оказалась в неудобном положении.

— Родел?

— Да?

— Если ты ещё сильнее вонзишь ногти в матрас, то сделаешь в нём дыру.

— Я… Я не…

— Отпусти, — он приподнялся на локте и ослабил мою хватку. — Чего ты так боишься? — Его глаза искали мои. — Этого? — он обнял меня и крепко прижал к себе. — Видишь? Это не так уж и плохо, — сказал он, когда его тепло просочилось в моё тело — такое мужское, такое бодрящее. — Это просто руки, — его пальцы медленно скользили вверх и вниз по моей руке. — И ноги, — он проследил кривую моего бедра. — И это пятнышко вот здесь, я умираю от желания попробовать его на вкус с тех пор, как мыл твои волосы, — он поцеловал местечко под мочкой уха. — Я жажду тебя, Родел. В самых невинных отношениях. Я лежу в своей постели ночью, думая о том, что ты находишься дальше по коридору, не желая ничего больше, кроме как держать тебя в объятиях. Я хочу гладить твои волосы, пока ты не заснёшь. Я хочу поцеловать тебя в лоб, когда ты засыпаешь. Это всё, что я себе позволяю. Я не зайду дальше этого.

Он перестал выводить узоры на моей коже и закрыл глаза, как будто боролся с чем-то диким и сильным внутри себя.

— Но прямо сейчас, Родел, теперь, когда я держу тебя, трогаю и дышу тобой, всё, что я хочу сделать, это взять тебя так, как никто до этого не брал, — его взгляд горел, когда он смотрел на меня. — Я хочу взять тебя так, как будто я тебя ненавижу. Неистово. Полностью. Потому что ты воскресила меня, только чтобы оставить меня. Не думаю, что ты представляешь, что сделала. Ты видишь это? — он потер рукой основание своей бороды. — После того, как Лили умерла, каждый раз, когда я брал бритву, я думал покончить с собой. Единственное, что мешало мне сделать это, — лишь мысль о том, что Гома должна будет похоронить меня. Когда ты появилась в тот непогожий день, это было сошествие благодати на моем крыльце. Я не хотел смотреть на тебя, я не хотел видеть или слышать тебя, потому что в моём мире не было места для благодати, надежды или добродетели. Я подавил их.

Я затаила дыхание, а он продолжил обнажать частицы себя. Я не могла говорить, даже если бы захотела. Мы лежали рядом, наши тела соприкасались под одеялом, и я почувствовала беспорядочно трепещущие ощущения.

— Я думал, что у тебя добрые намеренья, но ты наивная, — его глаза были устремлены на мои губы, и я удивилась, как он мог заставить их пульсировать взглядом. — И в тот день, у камина, я подумал, что ты прекрасна. Но потом ты стала еще прекрасней. Ты была умной и весёлой. И храброй. И каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу что-то новое, интересное и удивительное. Ты заставляешь меня чувствовать, что я хочу отправиться в долгие путешествия с тобой. В море. В горы. Ты заставляешь меня чувствовать вещи, которые я перестал чувствовать, и я не знаю, что с ними делать или куда их девать. Каждый раз, когда ты рядом со мной, я чувствую, что собираюсь взорваться, пытаясь сдержать всё это. Ты снова открыла меня, Родел, и ты не имела на это права, чёрт возьми! Ты не имела права.

Его хватка изменилась, всё натянутое напряжение вырвалось в горячем дыхании. Всё разрушилось, когда он яростно набросился на мой рот. Одна большая рука схватила мою талию, привлекая меня к нему, как будто он больше не мог оставаться на расстоянии. Кровь застучала у меня в голове, когда его рука скользнула, лаская мою грудь, превращая сосок в горошину, твёрдую как мрамор. Его тело поверх моего было грубым и настойчивым, наши дыхания сбились, конечности переплелись.

— Прикоснись ко мне.

Он стянул футболку через голову, от его кожи шёл жар. Мой пульс бился на кончиках пальцев, когда я проследила мышцы на его груди, легкую поросль волос в ямке между его грудными мышцами. Когда я скользнула руками в его боксеры, он снова набросился на мой рот, со стоном вцепившись в мои ладони.

— Скажи мне, что ты хочешь этого. — Он скользнул вниз по моему животу, обхватив мои бедра. — Покажи мне.