Не прикасайся! (СИ) - Веммер Анна - Страница 36

 Зря я поехала. Зря согласилась на эти шашлыки. Хотя выбора же не было, верно? Иначе Ленка бы не получила спонсорскую поддержку, ушла бы из спорта, оставив родителей с огромным кредитом. Небольшая цена за спасение маленькой девочки. Даже двух, учитывая, что я впервые в жизни чувствую себя нужной.

 Пока мы идем (предположительно) к заправке, Алекс пытается взять меня за руку. Идти без поддержки страшно, трость осталась в машине, и я ощупываю пространство перед собой рукой, чтобы ненароком не влететь в дверь или заправочный автомат. И мне было бы проще, если бы Крестовский делал так же, как Макс: дал локоть, чтобы я могла держаться. Но он хочет иначе, и мне слегка страшно. Ненавижу его игры, самоуверенность.

 Он думает, что это весело. Или не понимает, или прикидывается, что не понимает: для меня все это совсем не забавы.

 - То, что мой брат согласился оставить дома охранника, не значит, что он не отправил Макса следом. И он не сидит сейчас где-нибудь в кустах, фотографируя тебя на горяченьком.

 - Вот скажи мне, Настасья, - задумчиво произносит Алекс, - раз брат так тебя любит, почему сам не займется твоей реабилитацией?

 - А почему он должен ею заниматься? У него бизнес и трое детей. Я не маленькая, чтобы со мной возились.

 - Да, но твоему папаше, похоже, вообще плевать, что происходит с дочерью, раз он до сих пор не пришел ко мне с ружьем разбираться, с какого хрена я решил, будто имею право тебя трахать.

 - Ты всегда такой грубый?

 - Хорошо.

 Он на пару секунд умолкает, затем откашливается и то-о-оненьким голоском произносит:

 - Достопочтеннейшая леди, не соблаговолите ли удовлетворить мое любопытство и приоткрыть завесу тайны над отношением вашего всенепременно уважаемого папеньки к тому, что в народе именуют адюльтер?

 - Адюльтер – это измена. Кто и кому изменяет?

 - Я. Своим традициям. Обычно, когда я везу девушку за город, мы начинаем трахаться еще в машине.

 - Вот и пригласил бы девушку. И трахался хоть в багажнике.

 - Там неудобно, - слегка обиженно отвечает Алекс.

 Я закусываю губу, пытаясь сдержать улыбку.

 - И тебе было бы скучно все это время сидеть одной в машине.

 - Дебил.

 - Как вежливо. Ты сейчас совсем не напоминаешь девочку из приличной семьи.

 - А ты – тренера, который работает в серьезном спортивном учреждении.

 - На том и порешим. Купить тебе мороженое?

 - Купи. – соглашаюсь я.

 В такую жару хочется не мороженого, а жить в холодильнике с мороженым. Я жалею, что отрастила длинные волосы, даже собранные в хвост, они все равно мокрые.

 Пока Крестовский расплачивается, я стою напротив кондиционера, наслаждаясь холодным воздухом. Стараюсь никуда не отходить, чтобы не посносить витрины и холодильники. Немного нервно. И тревожно. Я не люблю оставаться без трости, мобильника и Макса. Невольно вспоминается глупый и безрассудный побег, ощущения были похожие.

 - Держи.

 Алекс вкладывает мне в руку что-то холодное.

 - Эскимо.

 - Спасибо, - улыбаюсь я.

 Иногда он может быть милым. Купить мне мороженку – это довольно мило и приятно. Об этом я думаю все время, что мы возвращаемся. Пока Крестовский заправляет машину, я разворачиваю мороженое и ем его как в детстве, когда сладости были запретным удовольствием. Обкусываю шоколад и медленно, дожидаясь, пока верхний слой подтает, облизываю пломбир.

   Порой, в особенно жаркие дни, я тайком покупала и ела мороженое. А иногда его приносила Ксюха и мы, запершись в комнате, съедали одну крошечную креманку на двоих. Если бы Крестовский узнал, он бы убил.

 Хлопает дверь машины, поворачивается ключ, мотор тихонько урчит. Но машина почему-то не двигается с места. Судя по звукам, Крестовский просто сидит. А судя по ощущениям – смотрит. В упор, не отрываясь, и я даже могу вообразить его взгляд.

 - Что? – спрашиваю я.

 - Смотрю, - почему-то хрипло отзывается Крестовский.

 - Что?

 - Оближи эту штуку еще раз.

 Сначала до меня не доходит, все же жить в абсолютной темноте порой невыносимо, неудобно и обидно. А потом озаряет: эскимо, купленное Крестовским… как бы так сказать… весьма неоднозначной формы, практически по Фрейду. Можно только представлять, как я выгляжу облизывая его. А что при этом думает Алекс, лучше даже и не пытаться вообразить.

 Я чувствую, что начинаю злиться всерьез. И смущаться. А в такие моменты способность мыслить холодно и разумно мне отказывает. Брат говорил, спортивная злость, эмоции, которые позволяют зубами рвать программы и соперников, хорошая штука. Тогда, в пятнадцать, я была с ним совершенно согласна, а сейчас несколько пересмотрела позицию.

 Прежде, чем Крестовский успеет ляпнуть еще что-нибудь провокационное, я выбрасываю мороженое в окно и демонстративным жестом отряхиваю руки.

 - Ну и зря. Вкусное мороженое.

 - Часто такое покупаешь, да? – не могу удержаться от издевки.

Машина выезжает на трассу. Ветер треплет волосы через открытое окно. Я подставляю ему лицо и пытаюсь вообразить дорогу. Как будто я вижу, как мы стремительно мчимся вперед, обгоняя простенькие легковушки. И кудрявые белые облака кочуют по небу, гонимые ветром.

 - Как выглядит твой дом? – спрашиваю Крестовского.

 - Что?

 - Опиши его. Какой он?

 - Большой. Даже не знаю, что тебе о нем рассказать. Дом как дом. Ваш не меньше.

 - Просто опиши, что видишь, когда бываешь там. Для тебя все привычно, а я могу себе только представлять.

 - Ладно. Сосновый бор, здоровый такой, взъезжаешь на дорогу к поселку – и по обе стороны сосны, вплотную к обочине. Главное не пропустить съезд, свернуть по указателю. Едешь прямо до КПП, прикладываешь карту-ключ – и тебя пропускают на территорию поселка. Проезжаешь администрацию, охрану, потом дом Серебровых, и следующий мой. Останавливаешься перед воротами, звонишь охране. Машины членов семьи пропускают без вопросов, другие машины досматривают. Въезжаешь в гараж, он у ворот, чтобы не таскать грязь и бензин на территорию дома. А потом идешь к дому по главной аллее, прямо среди сосен.

 - Красиво, - улыбаюсь я. – А фонари есть?

 - Да. Двойные, кованые. У дома небольшой фонтан, сейчас еще и склад детских самокатов, гироскутеров и прочей ерунды. Три скамейки. Чуть поодаль, уже среди леса, крытая беседка, мангальная зона и все такое. Там прикольные светильники висят прямо на деревьях. Как лампы накаливания, только размером с арбуз.

 - А сам дом?

 Крестовский долго молчит.

 - Бля, Никольская, я не помню, какого он цвета и вообще как выглядит.

 - Ты что, всю жизнь ходил в него, глядя под ноги?

 - А я в нем почти не жил. До семнадцати лет я жил в родительском доме, еще когда был жив отец и братья не успели жениться.

 - А потом?

 - А потом… так. Пошел в армию, вернулся – мои уже переехали сюда, но я и года не прожил, уехал в город. По-моему, дом светло-коричневый. Я не знаю. Я посмотрю.

 - Ладно. У тебя двое братьев?

 - Да. Старших. Серегу ты знаешь, Игорь приедет вечером.

 - А кто еще будет? Расскажи мне о гостях и как они выглядят. Будет некрасиво делать это за столом.

 А еще я боюсь, что Алекса увлекут разговоры, и объяснять, что происходит, мне будет некому.

 - Там будет много народу.

 - Опиши близких.

 - Окей. Игорь – самый старший. Он весь такой серьезный и пафосный, глава финансовой империи. Брюнет. Больше и не знаю, что о нем рассказать.

 - Тоже плохо помнишь?

 - Никольская, если ты не перестанешь меня доводить, я начну перечислять варианты использования твоего шустрого язычка. Опять покраснеешь, разнервничаешься. А может, даже заведешься, придется остановить машину, опоздаем на обед.

 - Ладно-ладно, извини! – Я закатываю глаза. – Что там дальше? Сергея Олеговича я помню.

 - Дальше у нас Аня. Шатенка, худющая и вся такая простая. Аня у нас золушка, она у нас появилась, когда вскрылось завещание отца. Там он показал парочку скелетов в шкафу и строго наказал Игорехе вытащить Калинину из жопы жизни. Так горничная из мотеля превратилась в миллионершу и вышла замуж за братика, простив ему все прегрешения отца. У Ани есть сестра, Крис. Крис воспитывалась с нами, в детстве родители… м-м-м… взяли ее на воспитание.