Сердце волка - Хант Диана - Страница 45

Я положила украшение на колени, решив не думать, зачем ундине вздумалось отдать его мне, и продолжила разглядывать ее. Она не изменила ни выражения лица, ни положения тела в воде, только руки оставила над поверхностью, положив кисти на воду перед собой ладонями вверх.

Взгляд ее остался прежним — открытым, удивленным, проницательным.

— Ты ждешь, чтобы я тоже что-то подарила тебе? — спросила я, и голос мой зазвенел над водной гладью. — Справедливо.

Кажется, я думала меньше одного мгновения, потом пальцы уверенно взметнулись вверх, к шее, расстегнули застежку, и перед моим лицом закачался платиновый медальон на широкой цепи. Благородного белого цвета овал с фамильным вензелем, изображающий цветок эдельвейса. Тонкий стебель и обрамляющие его листики искусно выполнены алмазной резьбой и нежно сияют на солнце, россыпь бриллиантов, выложенная узором в виде покорно склоненной головки, при ярком солнечном свете выглядит каплями росы, а не драгоценными камнями, и, что удивительно, тем ценнее смотрится.

Платиновый овал пару раз качнулся перед моим лицом вправо-влево, затем я мягким, но решительным жестом протянула его ундине.

Та ловко перехватила пальцами серебристую змейку цепи, и в следующую секунду последняя память об Андре исчезла в бирюзовой поверхности озера, словно и не было никогда этого медальона.

Ундина, впервые за все это время, взмахнула ресницами.

— Там, внутри, две миниатюры, — запоздало пробормотала я. — Они, конечно, размокнут под водой, но это ничего. Ты спрячешь в этом медальоне что-то действительно ценное или просто памятное для тебя.

По-прежнему не говоря ни слова, ундина нырнула, и над поверхностью мелькнул крупный, похожий на рыбий, только более подвижный хвост, покрытый нежно-голубой чешуей. Хвост заканчивался раздвоенным плавником.

Прежде чем скрыться в глубине, хвост шлепнул по воде, окатив меня каскадом брызг, и мир вновь обрел твердость и привычные очертания. Звуки и запахи стали более явными, насыщенными, настоящими.

Из-за ближайших деревьев прозвучали голоса, и стоило им приблизиться, как я явственно различила низкий, с бархатными нотками тембр Виллы:

— Я чую магию ундин.

Из-за толстых серо-красных стволов вышли втроем — Вилла первой, за ней Фосса с Лил. Они оторопело уставились на меня, все еще сидящую на берегу, мокрую, с опущенными в воду ногами. В руках моих болтается крупный вытянутый камень зеленого цвета на цепочке из металла, похожего на серебро.

В тот момент, когда они меня увидели, мне было не до их удивленных физиономий — я как раз догадалась поднять камень к глазам, и тот, пропустив через себя солнечный свет, обозначил на поверхности четырехлистник, с ровно очерченными краями. Да, именно четырехлистник. Тот самый, что украшает фамильный герб герцогов Альбето.

Кажется, мне что-то сказали, Вилла, или Лил, или, может быть, Фосса, но я не расслышала, что именно. Просто звуки не соединились в слова, а слова — в предложение.

Я смотрела на четырехлистник и часто моргала.

Лишь когда чья-то теплая ладонь легла мне на плечо, я, вздрогнув, обернулась. Оказывается, рядом со мной присела на корточки Вилла и почти так же внимательно, как я, вглядывается в зеленоватый камень, что, словно живой, трепещет в моих пальцах.

Судя по сопению над другим ухом, Фосса с Лил тоже уставились на него.

Я посмотрела в карие, глубоко посаженные, но все же очень красивые глаза Виллы. Она сомкнула веки на миг, чуть кивнула головой и твердо сказала:

— Это знак.

— Что? — не понимая, о чем она, спросила я.

— Это знак, Эя. Велес хочет видеть тебя.

Глава 10

Лил перевернула на углях обмазанные глиной тушки рыбы, которые, взбудораженная новостью о знаке, сама же выловила в озере, распотрошила и принялась готовить.

Я уселась рядом, пожирая потрескавшуюся на костре глину голодными глазами. Вилла с Фоссой тоже расположились неподалеку и поглядывают в нашу сторону.

На еду я отвлеклась, чтобы не думать о том, что этот Велес послал, оказывается, свой знак в виде ундины с зеленым камнем. Но стоило начать думать о еде, как живот прилип к спине, противно урча, и рот наполнился слюной.

— И когда этот Велес придет, чтобы дать мне посвящение? — спросила я и услышала хмыканье Фоссы.

— Или не дать? — добавила я язвительно, и Фосса снова хмыкнула.

— Велес не придет, — ответила Вилла. — Пойдешь к нему сама. Посвящение получают в одиночестве. Как и не получают, — добавила она с издевкой.

— Ага, — подытожила я, — вы хотите сказать, что отправите меня неизвестно куда на ночь глядя, одну, так же, как оставили одну здесь. Поня-ятно!

— Никто тебя здесь одну не оставлял, — не согласилась со мной Вилла, — ты осталась под покровительством Велеса. И пойдешь не неизвестно куда, а к нему же. Нам за тобой, пока ты получишь или не получишь посвящение, хода нет.

Я фыркнула, постаравшись передразнить ее манеру, и Лил сверкнула в стремительно наступающем полумраке белой полоской зубов.

— Кстати, ты так и не сказала, как Велес даровал тебе этот драгоценный риолин, на котором герб твоего рода? — спросила Лил.

Я пожала плечами как можно более естественно, делая вид, что мне не впервой такие штуки.

— Передал через ундину.

— Через ундину?

Фосса чуть не подскочила на месте, выпучив глаза.

— Ага, — будничным тоном ответила я. — Брехня, что ты сказала, что они не любят людей. Эта зеленоволосая была очень мила.

На лице Фоссы проступила досада, и, что более удивительно, на лице Виллы тоже. Брови ее нахмурились, и упавшим голосом она сказала:

— Дело плохо, Эя.

Я обернулась к ней с немым вопросом в глазах.

Вилла пожевала губами, кривя их, и, словно нехотя, ответила:

— Ундины берут за свои услуги, и берут дорого. Я бы не хотела остаться в долгу перед одной из них.

Я вспомнила, как напоследок блеснул каплями росы медальон Андре и канул в бирюзовой глубине, даже не оставив на ней кругов на память, и вздохнула.

— Не волнуйся, — серьезно ответила я ей. — Я уже заплатила за ее услуги. И дала самую высокую цену.

Вилла пристально всматривалась мне в лицо несколько секунд, потом коротко кивнула.

Какое-то время мы молчали, потом Лил спросила:

— О чем ты думаешь, Эя? У тебя загадочный вид.

Я торжествующе улыбнулась и ответила:

— Об ундинах.

— Об ундинах?

— Ага. Теперь я знаю, как они ныряют в это озеро.

— В смысле — как? На то они и ундины, чтобы нырять! — не поняла Лил.

— Я не о том, — сказала я. — Я о самом принципе. Мне понятна их магия.

Вилла с Фоссой переглянулись, а глаза Лил на миг сверкнули красными огоньками. Но никто ничего не сказал.

Вскоре Лил позвала всех ужинать.

Мясо рыбы оказалось нежным, белым и очень сочным, чешуя отставала вместе с глиной, кости Лил ловко выудила из всех четырех рыбин, разломив каждую надвое. Кости она сказала собрать в одну кучу, с ее слов я поняла, что здесь водятся какие-то розовые звери с вытянутыми, как у зайцев, ушами, но острыми зубами. То ли урунки, то ли огрунки, я не запомнила, потому что плохо слушала. Живут они на деревьях и на крупную дичь вроде нас не нападают, наоборот, окружают заботой, признавая превосходство. Они отгоняют вредителей и предупреждают об опасности в виде крупных хищников и того же одиночного пиренейца, которому может взбрести в голову сдуру забрести сюда. Так вот, эти зверьки, по словам Лил, не прочь полакомиться костями и объедками с нашего стола.

Стоило сумеркам окончательно захватить власть над дневным светом, как над нами закружили мотыльки со светлячками, а вода в озере заискрилась.

Я, предупрежденная Виллой, что поспать мне придется не скоро, с помощью Лил сварила кофе в походном котелке и с наслаждением выпила две чашки. Остальные от кофе отказались, заварили себе ароматный чай из дикорастущей мяты с огромными, как у лопуха, листьями, а вот остатками леденцов закусили с удовольствием.