Я Т М 2 (СИ) - Звездная Елена - Страница 46

— Ты погрустнела. В чем дело?

О таком не расскажешь.

Я поднялась на колени, обняла его, сидящего на краю кровати, устроила голову на его плече и… и можно было начинать брать мастер классы по взломам чужих информационных систем. Чи делал это легко, почти интуитивно подбирая нужный код, как будто играл на музыкальном инструменте, и делал это виртуозно.

— Так что испортило тебе настроение? — словно бы равнодушно спросил он.

Со вздохом призналась:

— Сейли очень красивая.

— И? — подтолкнул к продолжению он.

— И все, — не самая лучшая тема для меня.

Усмехнувшись, Адзауро повернулся, прикоснулся губами к щеке, скользнул к виску и произнес:

— Та кукла, которую вы пытались мне подсунуть, внешне была твоей абсолютной копией. То есть — она была очень красивой. Но она — не ты. Мне плевать кто и где красивый, для меня нет красивых или не красивых, для меня есть только ты. Исключительно ты. Могла бы уже и понять.

Могла бы, да, и в то же время:

— Алкеста не призер по Спортивному обольщению. У нее внушительный опыт, но информационная база сильно хромает. У Полудохлого изначально были сомнения по поводу ее кандидатуры, но… я испугалась тебя, и того, что я не справлюсь, а потому…

И я замолчала.

— Хм, опыт, — Чи усмехнулся, как-то странно. И вдруг спросил: — Сколько ей?

— За пятьдесят, — сообщила я.

Он не поверил, глянул на меня, осознал, что я не шучу, хмыкнул, пожал плечами и заметил:

— Тогда не удивительно, что она на меня смотрела как на ребенка.

— Алкеста? — не поверила я. — Как?! Она профи, она…

А впрочем, какое я имею право давать ей оценочную характеристику.

— Профи — ты очень точно охарактеризовала ее. Как гейша — гейши прекрасны, но они слишком профи, в них можно влюбиться, но на очень ограниченный срок… И как бы ты ни был влюблен, есть некоторое ощущение счетчика, который наматывает счет. Как в наемном флайте.

Никогда не думала об этом в таком контексте.

Но кое-что в словах Чи задело, и я вспомнив о той, чьим ребенком он был, спросила:

— А твоя мать?

И увидела, как мгновенно изменилось лицо Чи — озлобилось, застыло маской, заледенело.

— Моя мать утратила право называться моей матерью с первым ударом плети. Я считаю себя сиротой с восьми лет. И… тема закрыта.

Обняла его крепче, прижалась губами к его шее, и… тема закрыта, да, но в то же время:

— Единственное, что исправить нельзя, это смерть, Чи. Только смерть. От моей семьи не осталось ничего, и в их гибели виновата… я. Мне всегда было тяжело думать об этом, и каждое испытание, воспринимала с радостью и мыслью «Так мне и надо». Боль, существование на грани, и ты ступаешь по острию лезвия, идешь по жизни, оставляя кровавые следы — я каждый раз думала, что заслужила все это. Заслужила, из-за того, что моя глупость, привела к смерти родителей, Клиэ и Эннета. И даже сейчас, когда ты рядом, и мне бы быть счастливой, но… наш ребенок, как моя расплата. И руки слабеют, а я… Твоя мать жива, Чи, что бы она не совершила, она любит тебя. Она любит тебя настолько, что готова была убить меня, лишь бы ее сына не унижали браком с инопланетянкой без капли яторийской крови и… Она жива, Чи, не хорони ее в своем сердце. Не надо.

И отпустив его, я мягко легла обратно, повернулась на бок, подтянула ноги, и обняла живот, сквозь слезы глядя на любимого. Чи молчал, уже взломав императорский сейр, и смотрел в пустоту.

А я… я имела возможность посмотреть на наш брак с другой стороны, Чи сказал: «Мужчина берет в дом хозяйку, и рассчитывает на то, что она хорошо будет вести хозяйство, а также сможет родить здоровых детей». И вот вопрос — а смогу ли я?

Смогу ли?..

Не знаю. Единственное, в чем я уверена — ему хорошо со мной рядом. И мне не нужно большего, просто быть рядом и… чтобы наш ребенок выжил.

И в этот момент по ногам потекло что-то теплое…

Мое сердце замерло. Дыхание… я перестала дышать. Все что я видела, как Чи мгновенно повернулся, словно ощутил сковывающий меня ужас…

Его взгляд на простынь…

Побледневшее лицо…

Вызов врача.

Вот и закончилось мое счастье…

***

Отпечатки рук на окровавленной простыне в яторийской больнице, бледное лицо моего монстра, резкая боль внизу, и все то же извечное внутреннее: «Так тебе и надо, Кессади».

Но если мне, если виновата я, почему умирает мой ребенок?

— Шшш, не плачь, — голос Чи, его ладонь, сжимающая мою. — Все будет хорошо.

— Не говори так, — тихим шепотом попросила я, — последний раз мне эту фразу сказал папа… И хорошо не было.

— Ладно. — Адзауро сжал мою руку, почти до боли, и произнес: — Тогда посмотри на меня, на меня посмотри, Кей, поверь мне — плохого больше не случится. Никогда.

Я смотрела на него и старалась не плакать. Только не плакать, осознавая, что каждый спазм, может стать последним для того, чье сердечко бьется внутри меня. Только не чувствовать, как кровь продолжает течь по ногам, и не думать… не думать… не думать…

***

Страшная ночь. Страшный день… И еще ночь без надежды, без ожидания чуда, в липком плену медленно затягивающей в омут ужаса паники…

Чи не отходил от меня. Я открывала глаза и видела его встревоженный взгляд, я в очередной раз теряла сознание от кровопотери и чувствовала его ладонь поверх моей. Сказать, что он был бледным, это не сказать ничего. Уже даже не бледный — посеревший настолько, что мне хотелось вытащить капельницу из своей вены и отдать ему.

Когда я приходила в себя, он всегда был рядом, лежал, обнимая, рассказывал мне какие-то истории или сказки, часто обрывая себя на полуслове… На Ятори были страшные сказки, в основном с очень плохим концом, убийствами и прочим. Жуткий эпос и жуткие сказки. Я их знала, они были в программе занятий, которую мне прислала Лея Картнер, и потому не могла сдержать улыбки, когда Чи, останавливался, замирал на миг и начинал придумывать другой конец для истории с такой легкостью, словно так оно все и изначально и было.

Это было так пронзительно — слушать, как он рассказывает сказки, уверенно, решительно, основательно меняя каждую из них.

Он словно рассказывал сказку про нас — ведь ничем хорошим наши отношения закончиться не могли, но он ломал барьеры, установки, традиции и правила. Он рушил преграды и строил наше счастливое будущее, нашу счастливую сказку.

Мой любимый монстр…

Когда я теряла сознание, он сидел возле моей постели, прижавшись лбом к моей ладони и, как хищник, вскидывая голову, настороженно-тревожно вглядывался в мое лицо каждый раз, когда я приходила в себя.

А я… мое сердце билось для него, и мне безумно хотелось поверить в сказки, которые он так безбожно перевирал.

— Знаешь, — однажды сказала я, — есть древняя сказка про красавицу и чудовище.

— Мм-м, они остались вместе? — мгновенно спросил Чи.

— Да.

— Значит эта сказка про нас, — произнес как заклинание.

Я улыбнулась и возразила:

— Нет. Не про нас. У нас сказка про монстра и чудовище.

Адзауро лег рядом, придвинул меня к себе и, целуя мои волосы, начал рассказывать:

— Жили-были монстр и чудовище. Монстр всегда был одинок, но, когда увидел чудовище — его сердце замерло, а потом вообще толком биться перестало. Оно просто очень боялось, что чудовище свалит опять нахрен на какой-нибудь Илонес… В смысле, с того момента, как монстр увидел свое чудовище, его сердце билось только для нее. Он дышал ею. Он готов был сдохнуть, только бы она была рядом. И в один замечательный день до нее это, наконец, дошло. А потом у них появился ребенок. Самый лучший на свете. И жили они вместе долго и счастливо. Кстати, чудовище, как назовем мелкого?

— Это мальчик? — удивилась я.

— Мальчик, — тихо подтвердил Чи.

Первым порывом было назвать его как папу. Моего. В его честь. А потом…

— Мы назовем его Чи, — прошептала я.

Адзауро замер, затем тихо спросил:

— Почему?

— Ты живучий, — улыбнулась я. — И монстр. И в целом, два монстра, всегда лучше, чем один, ты не находишь?