Подари мне надежду (СИ) - Манило Лина - Страница 38

Аня улыбается и берёт с блюда одно крылышко. Вертит его в пальцах, но есть не торопится, а я продолжаю:

— Прорвёмся. И я даже могу пообещать, что буду держаться от тебя на пионерском расстоянии. Пальцем не трону! Чубчик причешу, рубашечку белую надену и буду примерным мальчиком, который голой женской коленки в жизни не видел.

Аня запрокидывает голову и заливисто смеётся.

— Я же говорила, что ты невероятный?

— Не помню, потому можешь повторить.

— Ты невероятный, самый лучший, умный и невозможный человек из всех, кого я когда-то знала. И да, с тобой я счастлива.

— И это самое важное, а всё остальное разгребём, не бери в голову.

26. Аня

За всю ночь я так и не сомкнула глаз, вертелась с боку на бок, собирая мысли в кучку и выравнивая смотанные в клубок нервы, но волнение, казалось, только усиливалось. Несколько раз вставала, находила предлоги подольше задержаться в кухне: пила воду, ела наспех сделанные бутерброды, вкуса которых не чувствовала, даже попыталась курить, но эта затея быстро провалилась, потому что от горького вкуса табачного дыма и неприятного запаха стало ещё хуже.

В шесть машинально, на автопилоте, приготовила завтрак, разбудила Влада, но из-за нервов меня тошнило, потому еле-еле заставила себя выпить кофе, хоть Влад и смотрел осуждающе.

На работу впервые за три недели ехали вместе. Просто потому, что я не хотела оставаться одной. Пусть хоть лишние пять минут, но с Владом — с ним спокойнее, с ним увереннее. Всю дорогу молчали, а Влад держал меня за руку, крепко сжимая, передавая своё тепло. И оно согревало, разгоняло кровь, делало меня счастливее.

Вот так просто держаться за руку, не думая о плохом, оставляя в стороне все страхи и невзгоды. Именно этим утром, следя за дорогой через окно машины, я поняла одну простую вещь: даже если мир рухнет, расколется на части, я не оставлю Влада. И я буду драться, спорить и с Богом, и с Дьяволом, выгрызать своё счастье у судьбы зубами, но не уйду.

И от этого осознания стало легко-легко. И не волновало уже, что скажет мама, насколько крупный скандал закатит, обидится ли, начнёт ли истерить — неважно. Важен лишь мужчина, в молчаливой поддержке сжимающий мою ладонь.

— Так, я следы преступления все подчистил, — говорит Влад, останавливая машину в квартале от “Книгомании”. Показывает рукой на заднее сидение, где лежит большая спортивная сумка, набитая его вещами — теми, что могут пригодиться, пока будем жить врозь.

— Спасибо тебе, — подаюсь вперёд и целую Влада в губы.

Но Влад не даёт отстраниться: фиксирует голову рукой, второй обхватывает моё лицо и впивается в губы поцелуем. Он беспощадный, яростный, но в этом весь мой Влад: непризнающий полумер, с душой, протянутой мне на раскрытых ладонях.

— Всё будет хорошо. Ты же помнишь?

— Конечно, — улыбаюсь, целую напоследок в гладко выбритую пахнущую бризом щёку и выхожу на улицу.

Влад заводит мотор, и сквозь тонированное непроглядное стекло мне не видно его лица, но почему-то кажется, что он улыбается. Мне. И от этого ещё легче на душе.

Пятнадцать минут и я уже в магазине, где суета и круговорот событий не дают расслабиться. Мне нравится моя работа, нравятся покупатели, книги, сама атмосфера. Да и сотрудники, в общем и целом, прекрасные ребята, потому скучать некогда. И забивать голову ерундой тоже.

Но всё-таки расслабиться до конца не получается, и я постоянно смотрю на часы, отсчитывая невольно время до часа Х. Электричка должна прийти в шесть, и я даже отпросилась у начальства на полчаса, чтобы успеть встретить маму на вокзале. Нужно подготовить её к тому, что в моей жизни произошли кое-какие перемены, а это непростая задача.

“Не забыла о ресторане? Сегодня в восемь”, — приходит сообщение от Влада, а я прячусь между стеллажами и торопливо набираю ответ:

“Не забыла. Но если до девяти мы не появимся, вызывай полицию с собаками и ищите мой хладный труп”.

“Юмористка. Ха-ха-ха”.

В ответ посылаю лишь смайлик, показывающий язык, а Влад, недолго думая, присылает стикер, на котором мультяшный енот наказывает хлопками по малиновой заднице свою вторую половину, уложив её на колени.

Как ребёнок, честное слово.

Но стикер неожиданно веселит меня, и следующие пару часов порхаю по магазину, уверенная, что всё действительно будет хорошо. Потому что Влад обещал.

Возле кассы ни одного покупателя, до конца смены целый час, и я занимаюсь тем, что поправляю витрину, складывая на место перепутанные книги и выравнивая их, возвращаю “лицу магазина” товарный вид. Воспользовавшись паузой, охранник выходит покурить, оставив меня одну. Краем глаза слежу за входом, но там ничего подозрительного, да и перекур, обычно, не длится вечность.

Вдруг что-то твёрдое упирается мне в бок. Замираю, вытягиваясь струной. В моих руках тяжёлая книжка, и я впиваюсь в неё пальцами до хруста в суставах, до боли.

— Деньги гони, красотка, — шипение на ухо, а меня обдаёт странным сладковатым ароматом. — Быстро.

Первой приходит паника, следом за ней — злость. Но я стараюсь не делать резких движений, потому что остаться с дыркой в боку совсем не хочется. Что там у него? Нож? Пистолет? Мамочки.

Ноги ватные и дрожат, но я делаю глубокий вдох, чтобы рассеять паническую пелену перед глазами.

— Ну, чего застыла? Бабки, говорю, гони.

Хочу закричать, но голос не слушается. Вместо крика на свободу рвётся приглушённый хрип, и я закусываю щёку изнутри, чтобы не расплакаться ненароком.

Мамочки, что делать?!

Мысли бурной рекой плещутся в тяжёлой голове, перед глазами туман, а зубы стучат так, будто я на мороз голышом выбежала. Сколько проходит? Мгновение? Минута? Целый час? Не понимаю. Делаю рывок, пытаюсь оттолкнуть от себя незнакомца, ударить его всё ещё зажатой в моих руках книгой, а он матерится и двигает меня по плечу. Случайно или намеренно — уже неважно.

Лечу, выставив впереди себя руки, чтобы хоть как-то смягчить падение, а со всех сторон раздаются крики, возгласы, маты. Я не разбираю слов, не понимаю, о чём говорят все эти люди — лишь, кажется, бесконечно лечу, крепко зажмурившись.

То ли от шока, то ли от боли вырубаюсь, и меня почти засасывает вязкая тьма, но чьи-то руки выдёргивают из мутного марева.

— Аня, доченька, очнись! Сейчас врач приедет, уже вызвали.

Меня тормошат и дёргают, и я резко распахиваю глаза, но вижу лишь темноту. Лоб болит, шею ломит, а по спине, кажется, каток проехал.

Чёрт, пол.

Переворачиваюсь кое-как на бок, потом на спину, а знакомый до боли голос успокаивает, убеждая, что всё будет хорошо.

— Мама?

Наверное, я всё-таки умерла. А иначе, откуда такие глюки? Мама же должна ещё в поезде тарахтеть, а она вот здесь, совсем рядом, смотрит на меня перепуганно. Точно, умерла.

А мама тем временем, мало похожая на мираж, причитает, захлёбываясь словами и эмоциями:

— Анечка, доченька, я так испугалась! Он толкнул тебя! У него был нож!

А говорят ещё, в книжный магазин ходят приличные люди.

Прислушиваюсь к своим ощущениям, аккуратно шевелю ногами, руками, трясу для надёжности головой, и понимаю, что всё нормально. Первый приступ боли отпустил, но назавтра, наверное, будет шишка — всё-таки лбом об пол слегка приложилась. Трогаю руками нос, провожу языком по зубам… целые. Всё целое. Хорошо.

— Это, наверное, просто обморок. А ты… ты как тут?

Но ей не дают ответить, потому что рядом возникает Влад. Он молчит, лишь напряжённо вглядывается в моё лицо: ощупывает его взглядом, ласкает и взгляд этот говорит так много, что никаких бы слов не хватило.

Сглатываю и пытаюсь сесть, опираясь на протянутую сильную руку. Господи, как же хочется его поцеловать, прижаться к груди, но слишком много вокруг “нельзя”.

— Аннушка! — восклицает мама, а голубые глаза горят восторгом. — Этот молодой человек, — взмах руки в сторону сидящего на корточках рядом со мной Влада, — так лихо обезвредил этого бандита! Можно сказать, что он тебя спас! — И уже Владу лично: — Спасибо вам!