Сороковник. Книга 3 (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 45

Охранники меняют строй. Один заходит вперёд, зорко поглядывая, другой намеренно отстаёт. Николас задерживает взгляд на слепых окнах.

— Проверено и заблокировано, — впервые подаёт голос Тёмный рыцарь, тот, что сзади.

— Неужели сопротивлялись? — удивляется Николас.

— Ещё как. Разоружены и заперты.

Больше рыцарь ничего не добавляет, да ему и не положено общаться. Но по его тону можно определить, какого мнения он о подобных гуриях. Сильно я сомневаюсь, что разберут их по семьям… Хорошо, что окна заблокировали, ничем материальным не достанут, а от одних взглядов меня не убудет. Я тоже могу посмотреть как следует… Нарочно резко поворачиваю голову к ближайшему окну — и кто-то с шумом, роняя мебель, отпрыгивает вглубь комнаты. Пусть попугаются.

— Нашли того, кто в Магу стрелял? — возвращаюсь к рассказу Николаса.

— Да уж. Из восьмерых огневиков только двое людьми оказались, остальные своим же в спины палили, так что с ними разобрались на месте, по законам военного времени. Пришли, родственница. Подожди, пока ребята помещение посмотрят.

В небольшой домик, соединённый с основным корпусом широким навесом, проходит один из рыцарей; второй остаётся с нами.

— Так что у Маги с глазом? — не унимаюсь. — Это после файербола? Это навсегда? Прекрати сейчас же улыбаться, нашёл время!

— А мне нравится, что ты за муженька волнуешься, хоть он того и не заслуживает. Да цел у него глаз, восстановили уже, просто нервы глазные долго приживаются, ещё с неделю в повязке помучается. А признайся, он тебе таким ещё больше нравится?

— Иди ты! — огрызаюсь. — Ты хоть когда-то можешь быть серьёзным?

Он, улыбаясь, легонько подталкивает меня в спину.

— Вперёд, дорогуша, а то не ровён час случится какая неприличность — а мне отвечай. Да не задерживайся там! — кричит вслед, — а то лично проверю, не утянул ли тебя кто!

Миновав небольшой тамбурок с арочным сводом и стенами, украшенными росписью, оказываюсь в шестигранном зальчике без окон. Под куполом навешано в воздухе несколько светящихся белых шаров — должно быть, побывавший здесь передо мной рыцарь-маг постарался. От красоты помещения меня вдруг разбирает праведный кипеж. Ага. Значит, бедную полузадушенную жертву, кровью истекающую, можно и в сырой подвал отправить, и кувшин воды "забыть" предложить, в то время как у собственных баб в сортире — мозаичные полы, панели выложены изразцами, ниши с амфорами? С цветочками, понимаете ли, вместо освежителей, надо думать. И пока я сухими губами редкие капли с камней собирала, угорая от жажды, этим тёлкам даже пописать — и то с тридцатью тремя удовольствиями предлагалось…

Уединившись ненадолго в кабинке с настоящим фарфоровым стульчаком, выхожу оттуда, по-прежнему негодующая. Они бы сюда ещё павлинов запустили с цесарками! Отразившаяся в зеркале над позолоченной раковиной собственная физиономия, бледная, как моль, со здоровенным пожелтевшим синяком во лбу, наводит ужас. И этакий видок — после врачующих манипуляций сэра Майкла? Как же я выглядела д о них? Уж не из-за этого ли дон Теймур так и застыл на пороге, прежде чем подойти ближе? Каюсь, испытываю к нему нечто вроде признательности, ведь он ни словом не обмолвился тогда о моём плачевном состоянии, во всяком случае — напрямую, обошёлся намёками в разговоре с сэром Майклом.

Оказывается, не так уж мне и всё равно, как я выгляжу. Мстительно обтерев после мытья руки о чей-то забытый на мраморной скамье халат, хватаю из ближайшей ниши драгоценную вазу времён какой-то там Цинь или Минь, не иначе, взвешиваю на руке… А вот вам, сытые, холёные и спокойные, получите, за всё, за своего мерзавца-муженька или кто он вам там, за все его издевательства!.. и хлопаю ею изо всех сил об пол. Распалившись, тянусь за второй. Третья сама просится в руки.

Четвёртую молча снимает с подставки в нише и протягивает Тёмный охранник. Правильно, не стал мужик угадывать, что там за звуки, на взрывы похожие, пришёл, разобрался, помог. Молодец, службу знает. Грохаю последний раритет и перевожу дух.

— И никакого психотерапевта не нужно, — цежу сквозь зубы. — Сама как-нибудь справлюсь.

— Есть ещё зеркало, — серьёзно сообщает тёмный рыцарь. — Если только вы не суеверны, сударыня… Прикажете снять? Валяйте, вам можно.

— Э, э! — обеспокоенно вклинивается Николас, нарисовавшись в дверях. — Ты научишь! Если уж ей так хочется что-то разбить — давай, сводим её на кухню, там полно посуды, в конце концов! Пусть разрядится, как следует!

— Лучше привести одного из пленников, — предлагает подоспевший второй рыцарь. — Из тех, что её караулили. И оставить в той камере напротив. Инструмент всё ещё там, как раз пригодится. Да вы не стесняйтесь, сударыня, приватность мы обеспечим.

— А я говорю — лучше на кухню!

— В пыточную. Самое то, — обрубает рыцарь.

Я спохватываюсь.

— Так, красавцы, а что вы вообще делаете в женском туалете? Ну-ка быстро выметайтесь, мальчикам здесь не место! Может, я ещё не всё закончила, а вы тут вломились?

Тот, что зашёл первым, бегло оглядывает помещение. Смотрит на халат с пропечатанными следами моих мокрых лапок.

— Вроде бы всё, — пожимает плечами. — Можем уходить.

Фыркнув, иду на выход. Бурчу себе под нос:

— Устроили цирк, обрадовались…

А сама чувствую, что остываю. Или всё же попросить проводить себя на кухню? Нет, там едой пахнет, а к меня об одном воспоминании о ней подкатывает к горлу тошнота. Да что со мной сегодня?

Всего-навсего небольшой стресс и женские неприятности, к которым скоро придётся приспосабливаться. Пресловутый синдром, на который многие списывают излишнюю нервозность. И я спишу.

Снаружи темнеет, толку от ущербной луны никакого, и на макушках деревьев вдоль пути нашего следования по мановению руки того рыцаря, что следует первым, загораются знакомые светящиеся шары, не огненные, а какие-то молочно-белые, чем-то напоминающие опалесцирующую морскую волну. С них, словно брызги, рассыпаются и тают, не долетая до земли, крупные искры. От раскоряченных ветвей дрожат и ломаются на земле угольно-чёрные сюрреалистичные тени. Гарем за нашими спинами притаился в страхе, ни огонька, ни шороха.

В ожидании вызова мы пристраиваемся на прежнее место. Не так уж и прохладно, тем не менее, Николас закутывает меня в свою куртку-венгерку.

— Не хватало тебя ещё простудить, — приговаривает ворчливо, как старый дед. — Молока бы тебе горячего с мёдом, да в постель… Ладно уж, потерпи немного.

Мне даже неловко становится.

— Да что ты, в самом деле, со мной, как с больной, носишься? Я живучая, Ник. Да и то сказать — мне же ничего не пришлось делать, отсиживалась себе в подвале. А вы — из боя в бой. Ребята — те даже и не присели… — Как-то неловко получилось — рыцарей ребятами называть, я в очередной раз смущаюсь. — Ты хоть бы отдохнуть им разрешил или на смену позвал кого-нибудь, если уж у вас с охраной так строго.

— Не сбивай их с толку, родственница, — нарочито сурово говорит Николас. — Их воинский долг — служить Главы, вот они и служат. А за заботу спасибо, они оценили, не сомневайся. Только сменить их пока что некому. Наши все на других объектах задействованы.

— Ник, — спохватываюсь, — а ведь ты до сих пор хромаешь, я заметила! Ты что же, Магины страдания так красиво расписал, а про себя молчишь? Ну-ка выкладывай, что, тоже под файербол угодил?

Николас улыбается, жмурится, как сытый кот.

— А это наш дорогой Рахимыч опростоволосился, ему, видишь ли, никто ещё не доложил, что в настоящий момент у Главы целых двое сыновей. Вот он своего человечка и не предупредил. Тот, скотина, муженька твоего выследил, ударил огнём на совесть, наверняка, потому и не проверил, как оно сработало, сразу дал дёру. Но почти сразу совершенно случайно напоролся на меня лично, представляешь? Я был несказанно счастлив, он — очень удивлён, и вот в порыве удивления слегка промахнулся, после чего потерял хватку, позволил себя схватить и потом, раскаявшись, наговорил много лишнего. Видно, я такой страшный был в тот момент.