На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 31

Марта хлебала борщ с таким усердием, словно хотела наесться на всю оставшуюся жизнь.

— Когда настроение хорошее, организм работает, как часы, — сказала она и со смаком оторвала зубами кусок черного хлеба.

После обеда Обормот повел себя, как совершенно нормальный кот, и приступил к тщательному умыванию. Поэтому Марта отправилась мыть тарелки со спокойной душой. Но стоило ей закончить с последней тарелкой, как вся стопка сверкающей посуды грянулась оземь. Изощренная месть Обормота поистине не знала границ. Когда Марта выбежала, чтобы его отчитать, он неподвижно сидел, обернув лапы хвостом, и созерцал дали, недоступные простым смертным.

…- Убирайся из нашего дома! Уходи прочь, грязный дырявый носок!

Разноцветная змеюка с единственным целым глазом стремительно бросилась вперед и укусила чужеземца в серой пижаме. Когда Майя надела гольфы на руки, оказалось, что они ей великоваты. Но даже ее маленькие ручки смогли оживить вязаных змей. Теперь они враждовали.

— Почему я не заслужил? — спросил серый чужеземец. — Разве я не такой, как ты?

— Ты унылый и приносишь несчастье! Родители от тебя отказались, дед лупил тебя ремнем. А еще у тебя нет друзей. Уходи, пока цел!

— Я не виноват, что родители и друзья меня бросили! — дрожащим голосом возразил серый носок. Он всхлипнул, съежился и стал напоминать улиточную раковину. Теора осторожно погладила его по «голове».

— Ты и правда не виноват, — сказала она. — И не должен корить себя за то, на что не в силах повлиять. В конце тернистого пути всегда светит солнце. Оно ждет тебя, поверь. А пока, чтобы проще было идти, возьми моё колечко.

Теора сняла с пальца серебряное кольцо с зеленым бриллиантом и протянула девочке.

— Этот камень способен вылечить любую боль. Если станет грустно, приложи его ко лбу — он заберет всю грусть. И когда ты поднимешь голову, перед тобой засияют голубые небеса.

Подарок Майю впечатлил. Гольф с носком внезапно связала крепкая дружба, а девочка аккуратно взяла кольцо и, полюбовавшись камешком, последовала нехитрому совету. Раньше они с дедом на завтрак, обед и ужин ели вермишель с консервами, которые часто оказывались просроченными. Выяснилось, что у грусти, как и у консервов, есть свой срок годности. И этот срок истёк сегодня, ровно в тот момент, когда камень, добытый на границе миров, коснулся лба.

17. Грандиозная тайна

— Если хорошенько не запрёшь клетки, я тебя самого в клетку посажу! — пригрозил Грандиоз бесцветному человечку в котелке. Человечек тут же шмыгнул в авиариум, но не прошло и минуты, как он вернулся с поникшей головой.

— Позвольте доложить. Тех, чьи голоса выпивает механоглот, решеткам не сдержать. Они и сквозь стены просачиваются. Что, если кто-нибудь увидит?

Грандиоз похлопал цепочку на толстом животе и накрутил на палец.

— Даже если и увидят, примут за привидения. Не о чем беспокоиться. Ступай! Завтра получишь вознаграждение за месяц. Я щедро плачу, ты же знаешь.

— О да, о да! — засуетился человечек. — Великий не бросает слов на ветер. Его обещания — закон!

Он снова шмыгнул в авиарий и больше не показывался. Грандиоз без зазрения совести запер его на ключ. Такова договоренность. Ужин позади, всё необходимое для ночлега слуге предоставлено. А если птицы не дадут ему спать своими криками, мучения с лихвой окупятся.

Грандиоз тяжелой поступью отправился в кабинет и первым делом избавился от сюртука. Ему было жарко. Вслед за сюртуком на спинку стула небрежно лег жилет, за ним полетела цветастая рубашка. Под рубашкой обнаружилось еще несколько слоёв прилегающей одежды, которую Грандиоз с раздражением снял через голову. Горловины трещали по швам. Но усилия, с которыми он каждый день напяливал на себя слой за слоем, того стоили. Наряжаясь на выступления, как капуста, он знал, на что идёт. Часы мучений в тесной, пропитанной потом одежде дарили ему благодарных слушателей, а заодно и их денежки. Грандиоз почти ничего не делал. Стоял на сцене и пел, как ему вздумается. Но публика была на седьмом небе от счастья. Вот оно, признание! Вот она, долгожданная слава! Насмешек больше не будет. Он утёр нос придирам из Пеметона раз и навсегда.

— Прошу прощения… — В дверь без стука просунулся длинноносый жандарм с подкрученными усами. — Следы Вана затерялись в пустоши. Наш поисковый отряд делает всё возможное, но…

Грандиоз свирепо на него зыркнул и чуть не превратил в золу.

— Это что еще за номер?! Мой управляющий даёт задний ход, а у вас недостает ума, чтобы его поймать?! — прошипел он и, спохватившись, тотчас прикрылся рубашкой. Поверх тонкой невзрачной майки у него на шее болталось и позванивало десятка два одинаковых желтоватых кулонов. Жандарм притворился, что не заметил, и отвесил глубокий поклон.

— Исполним всё в точности, как велено.

— А что велено? — едко поинтересовался Грандиоз.

Жандарм встал по стойке смирно и приложил руку к козырьку. Его усы как будто завились еще сильнее.

— Поймать, в кандалы заковать, память стереть!

— Кандалы — лишнее, — зевая, сказал Грандиоз. — А память — это да. Сотрите любым способом. В крайнем случае используйте Мерду.

— Ме-Ме-Ме… — стал заикаться жандарм. Грандиоз состроил неприязненную мину.

— Не утруждайтесь. Ваш голос напоминает козлиное блеянье. А касательно Мерды — выполняйте, если не останется вариантов. Но это не должно просочиться в прессу. Я понятно выразился?

— Предельно ясно, Великий! — воскликнул служитель порядка и, не переставая кланяться, вышел из кабинета спиной вперед.

Никто из домочадцев не слышал, чтобы Грандиоз хоть когда-нибудь распевался. Он не держал фортепиано, холодно относился к гитаре и ненавидел скрипку. Может статься, именно из-за того, что красиво играть на скрипке под силу лишь человеку с необычайно тонким слухом. Гедеон с Селеной знали, что кроется за его неприязнью к музыкальным инструментам. Грандиоз с рождения не попадал в ноты. Уж как он исхитрялся! Сколько яиц ни глотал, сколько уроков ни брал, а всё равно мимо. Басить у него выходило прескверно. Дворовые кошки, заслышав его бас, бросались врассыпную. А тенор Грандиоза походил на козлиное блеянье гораздо больше, чем голос жандарма. Только тяжесть кулонов под сюртуком позволяла ему не сесть на сцене в калошу. Охота, кулоны, деньги — и так по кругу. Лишь Рина не догадывалась, зачем ему подземелье и почему он вечно беседует с охотниками.

У охотников были замашки вояк, которые в этой жизни ни перед чем уже не дрогнут. В споры с ними лучше было не вступать. А на ругательства и жирные плевки в сторону так и вовсе следовало закрыть глаза. Оставалось загадкой, как утонченная натура Грандиоза могла уживаться с их грубостью и высокомерием.

«Великий… Великий обманщик, вот ты кто!» — чуть не ляпнула Рина, встретившись с ним в передней. При ее появлении Грандиоз брезгливо зажал нос. От нее шел запах конюшни. Краги хранили следы зеленой скошенной травы, на ездовом шлеме осела дорожная пыль.

Рина быстрым шагом прошла мимо и обернулась только на балюстраде второго этажа. Грандиоз пригрозил, что в следующий раз полы будет мыть его приемная дочь.

— Будь добра, используй вход для слуг! — крикнул он своим ужасным басом. — Что люди подумают?!

Люди… У Великого обманщика давно всё схвачено. Рина далеко не наивна. Финансовые шестеренки Грандиоза ворочают миллионами, и он может купить даже то, что за деньги не продается. Например, преданность. Или здоровье из рук лучших врачей Вааратона. Или фальшивую любовь. Впрочем, в любви он никогда не нуждался, потому что был слишком поглощен самолюбием. Грандиоз покупал людей, как кукол на базаре. Если из швов начинала лезть обивка, он сразу сдавал куклу в утиль.

Рина с детства затаила на него обиду. Смуглую Марию, любимицу детей, Грандиоз прогнал лишь из-за того, что она пересолила жаркое. А лакея, который чудно играл на флейте и за которым хвостиком ходил Гедеон… Собственно, именно флейта и послужила причиной его увольнения.