День и ночь (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 9

Дядя Коля как-то даже ссутулился. А потом вдруг просветлел лицом.

— Слушай, а погоди пару минут?

Ирина пожала плечами, переглянулась с Люсей и осталась на месте.

Дядя Коля влетел во двор и через пять минут вылетел оттуда с большим керамическим горшком, в котором покачивало листьями какое-то непонятное растение.

— Что это?

— Вот, возьми. Парашку помянешь. Это вербена, она ее на подоконнике выращивала, к чаю… у меня-то такого добра вагон на даче, а тебе, глядишь, и пригодится.

Кустики покачиваются под ветром, приятно пахнут.

— А давно вам соседка ее отдала? — сделала стойку Ирина.

Дядя Коля махнул рукой.

— Да не так, чтобы уж. Слегла когда, вот и отдала. Ей ухаживать не под силу было, а я все никак его до дома не дотащу. И поливать забываю… жалко, погибнет…

Ирина переглянулась с Люсей.

С одной стороны, они не могут ничего брать на месте преступления.

С другой — это и не так. И не на месте, и не было там этого горшка, и потерпевшая сама его отдала, и им сейчас все отдают добровольно…

— Вы уверены? — на всякий случай спросила Ирина.

Дядя Коля вдруг ухмыльнулся.

— Во-во. И я Парашку спрашиваю, мол, ты уверена? Может, хоть оборвешь да засушишь? А она посмеялась так, и говорит — я до зимы все не доживу, лучше сейчас все добром отдать. Как чуяла… Вот и я добром отдаю. Берешь?

— Беру, — согласилась Ирина. И потащила тяжелый горшок.

Люся шагала рядом.

— Так… день пропал. Квартирка мне не обломится. Ну, хоть горшок с цветком, и то хлеб.

— Вот и помогай нести, если хлеб, — огрызнулась Ирина.

— Вот еще. Тебе подарили, ты и тащи.

— Ну и потащу. Смотри, какой красивый.

Горшок и правда был шикарный.

Явно старый, тяжелый, из обливной керамики. В несколько цветов, переливчатый такой, синий цвет плавно переходил в багровый, тот в зеленый, и безвкусным это не казалось. Павлиний хвост ведь не вульгарен?

Такой же была и подставка под горшок.

Вербена в нем выглядела не слишком интересно. Сюда бы розу, или орхидею… одним словом, что-то экзотическое.

— Ладно. Смотреться он будет, — признала Люся. И вытащила из сумки пакет. — Ставь сюда, вместе понесем.

На окне в общаге горшок особенно не смотрелся. Чужеродный элемент, иначе и не скажешь. А дядя Коля и правда не поливал это растение, земля аж растрескалась, как еще трава держится?

Люся махнула рукой, не мешая подруге заниматься и ушла в душ.

Ирина набрала воды в бутылку и принялась лить тонкой струйкой.

Земля впитывала воду.

Порыхлить чуток?

Черт!

Рука дрогнула, и вода пролилась чуть мимо горшка. Ирина схватила тряпку и принялась промокать ее. Потом вытерла бок горшка, сняла его с подставки… а почему он так неустойчиво стоит?

Вот на подставке — ровно, а сейчас кренится на один бок?

Скол какой-то?

Ирина подняла одной рукой горшок, а другой провела под ним, ощупывая дно чуткими пальцами.

Что-то отломилось и упало ей в ладонь.

Ирина от неожиданности вытащила руку и отпустила горшок. Тот встал, как ни в чем не бывало, и теперь уже не кренился. А в руке у нее осталось…

Больше всего это походило на монету.

Старую, из темного металла, к которой зачем-то приварили ушко. Вот, оно и мешало.

Размер?

Дореволюционный пятачок.

Рисунок?

С одной стороны коловрат с концами, загнутыми против солнца.

С другой — змея, свернувшаяся клубком. Кажется, так…

Кругляшок и темный, и чистить его надо, так ничего не разберешь.

Может, это то, что искали?

Ирина подумала, и чуть сама себе пальцем у виска не покрутила. Вот еще чушь какая. Искать — такое? Да такого хлама в любой антикварной лавке вагон, грести лопатой замучаешься.

Не золото, для золота легковат. Ирина поставила бы или на медь, или на бронзу.

Снаружи зашумела Люся.

Ирина оглянулась… куда сунуть? В карман халата?

Дальше, она действовала по наитию. Или по придури?

Цепочка с крестиком была расстегнута, на нее надет кружочек, и цепочка застегнулась вновь. Отвечать на Люсины вопросы почему-то не хотелось.

Показывать монетку и рассказывать о ней?

Вдвойне не хотелось.

Это была Иринина тайна и ее дело. Все.

Обычно сны Ирине не снились. Никакие. Или кошмары виделись, после которых она просыпалась и долго лежала в темноте, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце.

А вот в этот раз…

Ей приснился лес.

Большой, величественный, с громадными соснами. И она медленно шла по тропинке.

Та прихотливо вилась между деревьев, показывая самые красивые и заповедные места, давая полюбоваться то роскошным белым грибом — в локоть вырос, шляпка — хоть на голову надевай, то алыми волчьими ягодами, то веселым дятлом на сосне, то прихотливой сеткой паутины…

Тропинка выводила на большую поляну, на которой стояла избушка.

Ничего вроде частокола с черепами у нее не было. И курьих лап не было. И…

А вот выглянувшая из дома бабка больше всего походила как раз на бабу-ягу. Уставилась на Ирину, улыбнулась, рукой поманила.

— А-а… преемница? Ну, заходи, учить тебя стану.

Стоит ли упоминать, что утром настроение у Ирины было замечательным?

Его не испортило ни Люсино ворчание, ни работа.

Рапорт?

Ну и пусть его, напишу!

Архив?

Значит, шагом марш в архив.

Подумаешь, какие мелочи! Переживем!

Ирине было хорошо, спокойно и уютно. Впервые за полтора года. И это настолько отражалось на ее облике, что девушка просто светилась.

Улыбалась, беззлобно отшучивалась, просто светилась. Чувствовала Ирина себя так, словно с плеч упал давний груз.

Простила и отпустила?

Нет, не так…

И не прощала, и не думала она о том случае, и…

Просто как будто все это происходило не с ней. Совсем не с ней. Это отметили даже сослуживцы.

— Иришка, цветешь, — пошутил Петрович.

— Ага, и пахну Шанелью, — ответила девушка, продолжая порхать по кабинету.

— Шинелью.

— Вам, мужчинам, можно и портянками, все равно успехом пользоваться будете.

Вышло это совершенно беззлобно и ни капельки не кокетливо, так что Сеня недоуменно переглянулся с Колей. Ни смущения, ни какой-то другой реакции, с тем же успехом Ирина могла бы в детском саду отшучиваться.

Стоит ли говорить, что вечером Ирина легла на час раньше.

И опять оказалась в том же самом лесу, на той же тропинке.

Что-то неладное?

Да ей такое и в голову не пришло. И про монетку она забыла, словно и не было той никогда. Висит — и висит себе, кушать не просит.

И уж точно Ирина не думала, что искали эту монету. Быть такого не может! Почему?

Да потому что никогда не бывает. Что это — роман, что ли? Вот еще…

Следующий день начался с вызова из дежурной части. Куда?

В тот самый дворик, в котором Ирина была в выходные. Сердце невольно екнуло.

А когда она увидела труп — еканье повторилось.

Дядя Коля лежал в луже собственной крови. И горло у него было разорвано так, что голова держалась на обрывках мышц, даже позвоночник перебили.

Кровь хлынула фонтаном, и в этой крови были следы.

Не человеческие.

— Медведь, похоже, — опознал Иван Петрович. — Видел я такое…

— Медведь Баскервилей? — мрачно пошутил кто-то.

Действительно, в медведя-маньяка совершенно не верилось.

В лису, которая рвет горло человеку, а потом уходит, закрыв за собой дверь, тем более. На такое только люди способны, звери ведут себя намного приличнее.

Собака мнение насчет медведя подтвердила. Медвежьей болезнью, аж за три метра до входа в дом. И продолжала выть и гадить, пока кинолог пробовал затащить ее внутрь.

Пришлось отказаться от попыток, пока овчарка совсем на навоз не изошла. Но медведь?

В городе?

Да что за бред-то?