Поединок со смертью - де Куатьэ Анхель - Страница 7

Вдруг дверь распахнулась и… я увидел Олесю.

«Ты?» — сказала она без всякого удивления, будто знала, что встретит меня здесь.

«Я…»

Бог режиссировал комедийную мелодраму.

Павел как будто забыл, что сейчас с ним в этой комнате находится Данила. Он полностью ушел, упал в себя и продолжал говорить, говорить, нервно, сбивчиво, но не останавливаясь. Его рассказ, полный боли, отчаяния и страха, порождал ощущение абсолютной безысходности. Павел загнал себя в угол, запутался, сбился. Он создал мир, в котором ему самому не нашлось места. И сейчас он словно бы вновь проходил по той же самой дороге, которая и привела его в этот ужасный тупик. Не видя и не понимая этого, он держал руку со злосчастным пультом так, словно бы это был не ключ от адской машины, а крест — молитвенный крест… На таймере оставалось чуть больше трех часов.

Я знал Олесю уже лет десять, а может и больше. В старших классах она была девушкой моего друга. Потом пропала — поступила в институт, а я ушел в армию. Мы жили в одном дворе. Когда встречались, обменивались пустыми, ничего не значащими фразами — «Привет. Как дела?»

Мне казалось, она относилась ко мне с симпатией. Я даже думал несколько раз с ней заговорить, но так и не нашел нужной темы. У нас было мало общего. Она — правильная . Делает все как нужно, как заведено, чтобы все были довольны. Словно пытается перед кем-то выслужиться. А мне наплевать…

Потом у нее, кажется, появился какой-то мужчина. Старше ее и не из бедных. Я несколько раз его видел. Он привозил Олесю домой. Потом она исчезла, и я решил, что она вышла замуж. Стало противно, я разозлился. Меня вообще это раздражает — сейчас женщины думают не о том, как жить, а о том, как устроить свою жизнь.

И вот сейчас, в тот самый день моей «второй жизни», она вышла из дверей, к которым меня привели знаки . Мы стояли друг напротив друга, а над нами висел плакат с двумя влюбленными птицами. Она вопросительно смотрела на меня своими ясными серыми удивительными глазами и улыбалась.

И я вдруг увидел ее лицо. Как в первый раз. Глядел и не мог оторваться… Формально — она не красивая. Таких девушек на глянце печатать не будут — ни жгучей сексуальности, ни классической прелести. Высокая и плотная, хотя не толстая. Нос прямой, но чуть длиннее нужного, вокруг — едва заметные веснушки. Губы яркие даже без помады, почти всегда чуть потрескавшиеся.

Вообще я никогда не смотрю, во что одеваются женщины. Одежда, макияж, прическа — это ведь только внешний образ. Сами они всегда другие, не такие, какими хотят казаться. Но то, что было на Олесе в тот день, я помню. Легкий светло-голубой джемпер в обтяжку, серые джинсы и дурацкий платочек в сине-белых кружочках вокруг шеи. Украшение… Ужасно нелепое.

Пауза затянулась. Прошла, наверное, целая минута. Но Олеся стояла, не уходила. Все смотрела на меня и смотрела, с немым вопросом в глазах.

— Что-то случилось? — она первая нарушила молчание. — Ты какой-то… какой-то потерянный.

— Просто… — я охрип. — Просто не ожидал тебя увидеть. Ты куда-то пропала. Уезжала?

Олеся ответила не сразу. Похоже, не знала, как сказать.

— Да… Уезжала, — кивнула она. — Я сейчас здесь не живу. Вот приходила забрать у мамы кое-какие документы.

— А-а-а… — протянул я. — Понятно…

У меня горло сдавило, и голос осип еще больше. Мне вдруг стало ясно, что я должен сказать правду. Прямо сейчас. Потому что сегодня особенный день. Я не просто так оказался у этих дверей. Нет, эта встреча просто не может быть случайностью! Собрав все силы, я выдавил из себя:

— А я думал о тебе. Представляешь? Все гадал — где ты, с кем? Ты вышла замуж?

— Н-нет, — неуверенно ответила Олеся и тоже вдруг закашлялась, а потом добавила: — Знаешь, я тоже о тебе думала. Все хотела позвонить, узнать, как дела. Но оказалось, у меня твоего телефона нет. Всю квартиру перерыла, пока искала школьную записную книжку. Нашла, а твоего номера в ней нет…

— Ты влюбился? — спросил вдруг Данила. Павел повернул к нему голову и сказал, словно пробудившись от глубокого сна:

— В каком смысле?..

— А есть разные смыслы? — Данила пожал плечами и, не дожидаясь ответа, добавил: — Просто странно это выглядит. Ты ведь не влюбился, ты знал, что должен был влюбиться, и заставил себя это сделать. Понимаешь? Не влюбился, а заставил…

— Заставил? — Павел смотрел будто бы сквозь Данилу. — Нет, я не заставлял.

— Но ты искал чудо? Ждал, что случится что-то особенное?

— Да, — голос Павла дрогнул.

— Знаки — вещь хорошая, — грустно сказал Данила. — Но их нельзя искать. Они или есть, или их нет. Если есть — то не ошибешься, поймешь, что Жизнь дает тебе какое-то знание. А если их нет, то нельзя придумывать. Совпадения — часто только совпадения. Но если строить иллюзию, то получается, что ты и сам себя обманываешь, и других обманываешь. Нельзя. Потом будешь разочаровываться, винить. А кого винить, если ты сам все это выдумал?..

Данила подался корпусом чуть вперед, уперся локтями в колени и уронил лицо в ладони.

— Нет, неправда, — прошептал Павел, но в его голосе не было прежней уверенности.

— Павел, нельзя жить по придуманному сценарию, — тихо, почти неразборчиво произнес Данила. — Жизнь сложнее. Она непредсказуема. Бог дал человеку разум, но не вместо Себя. Понимаешь?.. Никакого интеллекта не хватит, чтобы сконструировать Жизнь. Да и нужно ли это делать? Не лучше ли позволить Ей — самой Жизни — войти в тебя, в твое существо, в твой мир?

— Это только теория, — сухо ответил Павел.

— Ты вот, — продолжал Данила, — про женщин говорил. Что они, мол, думают не о том, как жить , а о том, как устроить свою жизнь . Метко подметил. Молодец. Но ты посмотри на себя. Вместо того чтобы жить , ты только рассуждаешь о том, какая жизнь.

По лицу Павла скользнула усмешка.

— Думать — теперь не модно? — бросил он.

— Ты говоришь, — продолжал Данила, не реагируя на эти выпады, — что Олеся пытается жить «правильно», чтобы всем угодить. Тебя это раздражает. Хорошо. Ну а ты, Павел, ты сам? У тебя ведь просто другое «правильно». Тебе кажется, что надо этому миру сопротивляться. Это для тебя правильно . Протест индивидуальности. И я не говорю сейчас, что лучше, а что хуже. Я говорю о сути. Ведь это то же самое, знаки только разные — у нее «плюс», у тебя «минус». А поэтому поступки Олеси не делают людям больно, а твои — делают.

— И что с того? — огрызнулся Павел. Данила поднял на него глаза — тяжелый, усталый взгляд.

— А то… — весомо сказал Данила. — Ты ее обманывал.

— Кого?!

— Олесю.

— Как?!

— Тем, что выдавал желаемое за действительное, — уверенно сказал Данила. — Тем, что вместо живой, искренней любви предложил ей искусственную, муляж. Ты и вправду думаешь, что ты ее любил по-настоящему, сердцем?

Павел замер, он смотрел на Данилу, не зная, что ответить и как реагировать. Данила попал в самую точку. Не в точку даже, а в сердцевину, в самую суть. Он сказал Павлу правду, страшную правду — Павел обманывал. Он обманывал и себя, и, что самое страшное, ее — ту женщину, которая его полюбила, полюбила по-настоящему, несмотря ни на что. Полюбила так, как он не смог.

— Нет, — упрямо сказал Павел, почти не разжимая рта. — Я любил ее. Любил. И она это знала. Но она меня не любила, нет. Я доскажу.

Было лето. Мы гуляли в городском парке. Олеся шла медленно, внимательно глядя себе под ноги, словно цапля, высматривающая в болоте лягушек. И тогда я решил рискнуть. Я решил сказать ей главное. Если сейчас она ответит «нет» — то для меня это ничего не изменит. Но я буду знать, что пытался, что преодолел свой страх.

Тот, кто любит, всегда в выигрышном положении. У него нет выбора — любить или нет. Он в согласии со своими чувствами. Надо только победить свой страх.