Несломленная (СИ) - Лель Агата - Страница 25

Что происходит вообще? Почему мне ничего не говорят? Смутная тревога перерастала в панику.

Я огляделась по сторонам.

Рядом никого не было, лишь дальше по коридору дожидались своей очереди две женщины. Недолго думая, я наклонилась и припала ухом к замочной скважине…

Часть 30

Я огляделась по сторонам. Рядом никого не было, лишь дальше по коридору дожидались своей очереди две женщины. Недолго думая, наклонилась и припала ухом к замочной скважине.

Голос врача был едва слышен, но благодаря царившей в коридоре тишине, слова были вполне различимы:

— … при однорогой матке возможен, но, Тамара, как врач, я обязана предупредить, что это большой риск. Вообще, можно назвать чудом, что ей удалось забеременеть с подобной аномалией органа. Если бы плод прикрепился в рудиментном роге, однозначно пришлось бы делать экстренное прерывание, но в данном случае положительный исход достаточно высок и прогнозы благоприятные. Девочка молодая, организм крепкий. Да, придется провести много времени в стационаре, но при тщательном наблюдении и правильно подобранной терапии она вполне способна выносить и родить здорового ребенка. Стопроцентную гарантию я дать, конечно, не могу, зачастую подобная беременность заканчивается выкидышем, но в моей практике были и счастливые исключения. Хирургическое прерывание без крайних на то показаний при таком диагнозе очень нежелательно. Скорее всего, это негативно отразится на здоровье девочки, и в будущем, в лучшем, если так можно выразиться, случае грозит для неё привычной невынашиваемостью, а в худшем, и, к сожалению, наиболее вероятном…

— А что это ты тут делаешь? Подслушиваешь?

Я резко подскочила и, выпрямившись, оказалась лицом к лицу с мегерой. Ее прищуренный взгляд метал молнии, казалось, двинься она на меня сейчас, то как "Титаник" раздавит своей внушительной массой. Я снова залилась пунцовой краской.

— Я не подслушивала!

— А что же ты тогда делала? И не стыдно же врать старшим! Что за молодежь сейчас пошла, — распахнув дверь, Лариса Ивановна скрылась в кабинете.

Плевать на толстуху, сейчас меня больше волновало, что имела в виду Нина Георгиевна.

Со мной что-то не в порядке? Я больна? Почему она говорила о прерывании? Голова шла кругом, стоять вот так и гадать было совершенно невыносимо. Ещё раз оглядевшись и не заметив на горизонте никого из врачей, я хотела снова попытаться подслушать, но стоило мне только наклониться, как дверь неожиданно открылась, заставив меня отскочить на добрых полметра.

— Ну, пойдем? — Нина Георгиевна снова улыбалась как ни в чем не бывало. Но то ли мне показалось, то ли она действительно смотрела с жалостью. Мать вышла следом и, не глядя на меня, опустив голову, засеменила куда-то в сторону выхода.

— Идём, — слегка похлопав по пояснице, поторопила меня Нина Георгиевна.

??? — А куда мы идём? — следуя за врачихой, поинтересовалась я. Вопрос она проигнорировала, заворачивая в отсек с табличкой «стационар».

Пройдя по затемнённому коридору мимо нескольких кабинетов, таблички на которых я не читала, мы вошли в самый дальний.

Снова кресло, стол с металлическими лотками и неизвестными инструментами, кушетка, стойка капельницы. Но если в двенадцатом кабинете была разруха, здесь же создавалось ощущение стерильности. Пол и стены были выложены белой плиткой, все на своем месте, ничего лишнего.

— Зачем мы сюда пришли? — в лоб спросила я, краем глаза поглядывая на дверь, будто готовя для себя путь к отступлению.

— Саш, присядь, — кивнула на кушетку Нина Георгиевна и, присев на краешек, постучала ладонью на место рядом с собой.

Опустившись на прохладный, темно-коричневый дерматин, я выжидательно уставилась в ее серые глаза.

— Сейчас я буду вынуждена сделать тебе прерывание беременности методом вакуум-аспирации. Не волнуйся, больно не будет, тебе сделают анестезию, ты будешь спать и совсем ничего не почувствуешь, — мягко проговорила она, поглаживая рукой по тыльной стороне моей ладони.

Её слова ударили словно обухом по голове. Стало трудно дышать, во рту появился металлический привкус. Я попыталась встать, но ноги стали будто чужими и совсем не слушались.

— Но… почему? Зачем? Я хочу родить его! Я не хочу аборт! Это мама попросила вас? Отвечайте!

— Успокойся, пожалуйста, сядь!

Я даже не заметила, как всё-таки встала и пятилась назад к выходу, глотая слезы.

— У тебя не совсем обычная беременность и, сохраняя ее, ты сильно рискуешь своим здоровьем.

— Вы всё врете! — прокричала я, потеряв над собой всякий контроль. — Я все слышала, в кабинете вы говорили совсем другое!

— А тебя не учили, что подслушивать нехорошо? — тон Нины Георгиевны тоже изменился: из мягкой понимающей женщины она превратилась в обычного бездушного медицинского работника, которого абсолютно не волнуют чувства пациента. — Врач здесь я, и мне лучше известно, что нужно делать! Строение твоей матки не как у всех женщин, ты просто элементарно не сможешь выносить этого ребенка! Посмотри, какая ты худенькая. Плюс юный возраст. Не каждой взрослой женщине это было бы под силу, с таким-то диагнозом. Да и зачем тебе обуза в шестнадцать лет? Соберись и прими как данность! Сейчас придет анестезиолог и сделает тебе укол. Пока раздевайся. Надень вот это, — она протянула какой-то белый свёрток.

Машинально забрала прямоугольник накрахмаленной ткани и отрешённо побрела за уже знакомую ширму. Все происходило будто во сне, казалось, что мир рухнул.

Именно в ту минуту я осознала, что хотела этого ребенка. Мысленно я уже приняла его и даже немножко полюбила, и сейчас его у меня отнимут.

Я не знала, верить мне врачу или нет. Может, это мать попросила мне это сказать, а может, на самом деле со мной что-то не так. Тогда, в кабинете, Нина Георгиевна называла какие-то диагнозы, сложные медицинские термины, я понятия не имела, что они означают. Но так же она говорила про риски прерывания, я точно это слышала, тогда зачем я здесь?

Далее всё происходило будто во сне: кресло, укол, лязг инструментов… Чёрное покрывало сна.

Очнулась я уже в другой палате, накрытая клетчатым одеялом.

В окно светило солнце, и я не могла понять — это все этот же день или уже следующий? Сколько я проспала? Аккуратно приподняла край одеяла: я лежала в той же больничной рубашке, на подоле засохла маленькая капля крови.

Низ живота немного тянул, и гудела голова, будто внутри гулял ветер, но на удивление, в целом физическое самочувствие было нормальным, даже тошнота прошла. Услышав шаги за дверью, я снова накрылась одеялом и сделала вид, что сплю.

Судя по стуку каблуков, в кабинет вошли двое.

— Что-то долго она в отключке…

Голос я узнала: это была анестезиолог, сделавшая мне укол снотворного.

— Ты сколько ей Пропофола ввела?

Мегера. Ее гнусавость я узнаю из миллиона.

— Да как положено я ввела. Да ты только глянь на нее — кожа да кости, поэтому и отходит плохо, — немного взволнованно проговорила девушка и прохладной ладонью обхватила мое запястье. — Пульс в норме, просто спит.

— Буди давай. Скоро вторая смена приходит, у них полный стационар, койки нужны, — прогундосила толстуха. — Нагуляют ребенка, а потом на аборты бегают, как к себе домой.

— Да она, вроде, аборт не хотела, мать вроде как настояла. Даже зная про последствия, все равно рискнула. И не побоялась же…

— Да мать сама еще девчонка, чуть тебя старше, подруга Нинки нашей. Ума нет, и дочка такая же. Мне Нинка рассказывала, какая Тамара эта шаболда в молодости была, мужиков перебирала, да по койкам со всеми прыгала. Родила, едва восемнадцать исполнилось. Короче, тут есть в кого, яблочко об яблоньки, — ехидно заключила акушерка.

— Жалко девчонку. А если детей больше не будет? В ее случае аборт считай приговор.

— Да брось ты, Юлька, нагнетать. Ну не будет и не будет. У меня вот нет, и ничего, хорошо живу, хлеб жую. Боря мой детей не хотел, тоже на аборты гонял, а потом ушел к бабе с двумя спиногрызами… Вспомнила старого козла, чтоб его! Э, красавица, вставай давай, — Лариса Ивановна грубо потрясла меня за предплечье.