Герои чужой войны (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 28

— Амулет Анара, — прервал благоговейное молчание Сивиахар, — реликвия Первых эльфов. По легенде, которая до сих пор считается хорошо завуалированной исторической реальностью, боги приняли нас в новый мир, когда произошел Исход. Жрецы пронесли с собой через Врата ковчег с каплей крови своего божества. Анар изготовил амулет и поместил туда эту каплю. Кем бы ни был тот, самый древний бог нашей расы, но для Анара нет исключений. Все боги равны, пусть и правили под чужими звездами. Но это всего лишь легенда, Кос. На самом деле амулет может найти все предметы, которые связаны с Атридой. Артефакт уникальный, но все его свойства раскрываются только с помощью иного. Возможно, в твоих жилах течет кровь нашего первого мира, и амулет настроится на тебя. Нам нужно все полезное, что связано с Атридой. Найди эти вещи.

— Так, — я поднял руку, — давайте без суеты. Я правильно понял, что эльфы прошли через Врата в этот мир? Так же, как и гномы? И раньше Атриду населяла только раса людей?

— Да, так и было, — подтвердил граф Андик.

— А откуда пришли эльфы? С Земли?

— Есть мнение, что оттуда, откуда и ты взялся, Кос, — бесстрастно подтвердил мою внезапную догадку Сивиахар.

— Но в этом случае нестыковка! — воскликнул я нисколько не удивленный словами эльфа. — Говорили же, что лишь Змеиный портал имеет выход на Землю! А эльфы вышли из других Врат!

— Врата — многосторонняя дорога в обе стороны, — Сивиахар пожал плечами, — даже Змеиный портал может сыграть с тобой злую шутку. Делая шаг в неизвестное, мы всегда рискуем.

— Шансы стремительно катились к нулю, — обреченно пробормотал я. — Давайте свой амулет, черт бы вас всех побрал!

На лошадей мы садились вдвоем с воеводой. Лицо его выглядело слегка виноватым, но полного раскаяния я и не ждал. Это его мир, его война, а я пешка на чужом поле. Мне не винить его стоило, а подумать о возможности слинять куда-нибудь, да хоть к тем же гномам или оркам. Но в то же время я уже понимал, что мое согласие — дело быстрое. Куда я денусь, когда разденусь?

Эльф остался с графом Андиком. Кажется, у них намечался крупный разговор на повышенных тонах. Не хотели господа присутствия посторонних.

— Почему у графа такое странное отношение к эльфу? — мне было жутко интересно. — Обычный ловец шпионов, а держит ответ за целого короля.

— Он сам королевских кровей, — удивил меня воевода. — Сивиахар — бастард, внебрачный сын младшего брата короля Даринэйла. Такое бывает не только у людей. Но Сивиахар по молодости был вздорным малым, решил, что и он имеет доступ к куску королевского пирога. Его банально поймали на связи с одной женщиной, которую ему же и подсунули, чтобы оклеветать. Пришлось спешно покинуть Лазурию. К гномам он не поехал, потому что, сам понимаешь, это довольно глупо выглядело бы. Отношения между ними «горючие», изредка вспыхивают.

— Сколько ему лет?

— Триста точно есть, — Онагост пожал плечами, — а точное число лет ушастые говорить не любят. Высокомерие присуще всем слоям их общества: от аристократов до ремесленников.

Мы выехали со двора графского поместья, и к нам присоединилась личная охрана воеводы. Трое всадников заняли место позади нас, и кавалькада неспешным ходом двинулась по улице. Я был погружен в свои мысли, тщательно прокручивая разговор у графа. Выходило, что я стал персонажем пророчеств, которому выпала честь спасти цивилизацию от гнусных лесовиков. А все потому, что у меня есть некое отличное ото всех здесь живущих качество. Но мне о нем не скажут, потому что у меня документов нет! Вывод: надо тренироваться по бразильской системе в беге с препятствиями. Чтобы тойоны на шашлык не изловили.

И все же странно, что не испытываю чувства злости к Онагосту, сверля взглядом его широкую спину. Может, образ Мирины мешает относиться к воеводе так, как и положено человеку, вовлеченному в авантюру? Ладно, подожду, пока месть остынет, наберет крепости, и, если останусь жив — заберу у мужика дочку-красавицу. Берегись, воевода!

Словно почуяв, что я о нем думаю, Онагост молча передернул плечами, словно окунулся в морозную стылость еще далекой зимы.

Глава девятая

Мы сидели рядышком на широкой резной лавочке под окном Маришкиной комнаты, вдыхая терпкие запахи яблок, наливающихся на упругих ветвях, дурманящий аромат корицы и ванили вперемешку с выпечкой сдобы, и щелкали семечки. Мирина аккуратно сплевывала шелуху в сторону и болтала ногами, демонстрируя свои нарядные башмаки. Я украдкой рассматривал точеный профиль девушки, изредка прикасаясь коленом к ее бедру. Мирина делала вид, что ничего не происходит, деловито закидывала очередную семечку в рот, лузгала ее, словно белка, но ничего не говорила. Молчал и я.

Маришке, видимо, надоело созерцать нависшие над нами ветви яблони, и быстро на меня взглянув, сказала:

— Сегодня утром я с мамочкой ходила на рынок. Прихватили Дарену, само собой. Купили атласный отрез на платье, целую корзину еды. Возвращались домой, а навстречу — гадалка. Растрепанная, грязная. Откуда взялась? Князь Стоян запретил попрошайкам появляться в трех поприщах от рынка и ратуши. Я даже испугаться не успела! Эта грязнуля цапнула меня за руку и стала водить пальцем по ладони!

Мирина возмущенно заболтала ножками в ускоренном темпе, а я с удовольствием наблюдал за разгоряченным лицом девушки и зарумянившимися щеками. Мне было хорошо, как-то спокойно в этот упоенный запахами вечер, и, погружаясь в милый говорок, млел от удовольствия.

— Она мне сказала: не быть тебе невестой три года! Никто не предложит руку, пока идет война и пустеют земли! И жених твой будет не тот, на кого родитель покажет, а тот, кто силой и наглостью возьмет твою душу и сердце!

— Сие нам известно, сказала мамочка, — Мирина сделала паузу, тихо вздохнула, — потому как папа всех женихов отвадил от подворья! До восемнадцатой весны ждать будем. Иди, несчастная, с богом, не стоит твое предсказание ничего!

Девушка замолчала, повернула голову в мою сторону, и я невольно оказался втянутым в ее синие омуты. Какая-то неведомая сила — колдовство, видимо! — потянула меня к Мирине. Желтые всполохи в ее зрачках заполонили все вокруг, а наши губы соприкоснулись. От дочери воеводы пахло яблоками и медом вперемешку с подсолнечником, и я неожиданно для себя нежно обхватил ее затылок, и стал притягивать к себе, а Маришка шаловливо лизнула меня своим языком в нос. Потом еще раз, и еще!

— Маришка! — изумленно выдохнул я, отстраняясь. Язычок-то у нее был шершавый, горячий и влажный.

Поскольку девушка не останавливалась в своих шутках, я отдернул голову, и резко открыл глаза. Если бы папа-воевода увидел нас за таким занятием — башку оторвал бы на месте, мелькнула угасающая мысль из сна.

Предрассветные сумерки заглядывали в палатку через откинутый по низу полог, едва освещая скудную обстановку, состоящую из трех узких панцирных (я уже перестал удивляться местному прогрессу) кроватей, пары табуретов, походной печки, притулившейся на самой середине помещения, и большого лохматого пса, усиленно облизывающего мою физиономию, имевшую неаккуратность не быть закрытой одеялом.

— Хват, пакость такая! Брысь отсюда! — зашипел я, вытирая уголком одеяла мокрые руки и лицо. — Злыдень эльфийский! Такой сон испохабил!

Этот пес, чем-то неуловимо похожий на Скуби Ду, только лохматый и отличающийся еще большим ростом в холке, был сущим наказанием для меня.

В лагерь подготовки экспедиции по тылам тойонов я и Сивиахар приехали две седмицы назад, и первым, кто нас встретил, был именно Хват — эльфийский волкодав-глэйв. Собачка с умильной мордой сидела на дороге, ведущей в дубовую рощу, прижав мясистый зад к теплому песку, и даже не думала шевелиться, когда наши лошадки приблизились к ней. Она лениво гавкнула, и животные сами остановились в двух шагах от нее. Причем, сделали это спокойно, без дикого ржания и храпа. Неужели знают, что это за фрукт, то бишь зверь?