Град огненный (СИ) - Ершова Елена - Страница 103

Начинает накрапывать дождь. Я поднимаю воротник куртки и смотрю под ноги, перепрыгивая лужи и обломки кирпичей.

— Внимание: поезд! — громче повторяет диспетчер.

Состав грохочет совсем рядом, сердце колотится в такт.

— Рэн со своими ребятами с востока обошел! — почти кричит Франц, огибая рукой дугу. — Через вокзал проскочил и на ту сторону вышел. Подумали: если побегут, то к лесополосе. И как в воду глядели, босс! Засек нас загорец.

Поезд вылетает из-за деревьев справа. Сержант замолкает. Следит, как качаются и подпрыгивают на стыках вагоны. Потом оборачивается ко мне, дергает за рукав.

— В том доме, видишь? — кричит он на ухо и тычет пальцем в двухэтажное строение, с боков которого облупилась штукатурка, и окна на первом этаже заколочены досками, а на втором — застеклены и целы. — Там они и скрывались. Загорец и дружки его. Всего пятеро. Мы сунулись поглядеть. А там не хуже, чем в преторианской келье. И топчаны есть. И стены утеплены. И печка самодельная посреди комнаты. Там и прятались.

— И где они теперь? — пытаюсь перекричать шум поезда.

Франц скалится, как сытый волк. Налитый кровью глаз безумно поблескивает, дождевые капли стекают с мокрых волос на лоб.

— Так вон они, босс! Приглядись-ка!

Я задираю голову, глядя поверх проносящихся вагонов, поверх железных штырей недостроенных домов, и не пойму сначала, куда показывает Франц. Потом вижу. За деревьями вырастает арка моста — наверное, здесь планировали провести дорожную развязку, но заморозили, так и не доведя до ума. С одного края мост обрывался в пустоту, кренясь над железной дорогой и врастая в землю бетонными корнями. За кружевом перекрытий я различаю черные фигурки людей.

— Туда их и оттеснили, босс, — уже тише произносит Франц. Поезд протаскивает по насыпи последние вагоны и уходит дальше на запад. — Если бы не ребята Рэна, точно бы улизнули! А сначала перестрелка была. Ух! Жаль, что без тебя.

— Ранен кто? — быстро спрашиваю я. Под сердцем екает. Когда-то я поклялся, что не будет больше ни одного убитого васпы. И сколько смертей пережил с тех пор? А теперь снова толкаю на смерть…

— Ранены рядовые Дик и Кел, — рапортует сержант. — Оклемаются, босс. С этими ублюдками закончим — своих починим. Дотерпят. Васпы же! — он произносит это с гордостью, слегка расправляя плечи. — Зато из тех, пятерых, четверо в живых осталось. Не уберегли одного, — он разводит руками и, перехватывая мой вопросительный взгляд, качает головой. — Нет. Убили не мы. Сам сверзился, когда по крышам убегал. Арматурина его аккуратно пропорола. Как булавка осу.

Франц облизывает губы и смотрит помутневшим взглядом в сторону. Должно быть, там и лежит неудачливый беглец. Тяну носом воздух и едва ощущаю медные нотки. Скоро исчезнут и они: дождь смывает все следы и запахи.

— Засек нас загорец, да, — продолжает Франц. — Мы подойти не успели, как они отстреливаться начали. А у нас оружия никакого. Только ножи. Мы на две группы разделились, босс. В обход пошли. Шестеро с востока, шестеро с запада. И десять ребят во главе с Рэном у лесополосы ждали. Паршиво без оружия, босс, — он сбавляет шаг и заглядывает мне в лицо. — В следующий раз хотя бы травматику возьмем, а?

Меня дергает от этих слов, я стискиваю зубы и молча киваю, не спрашивая, откуда он знает про следующий раз. Наверное, все ясно по моему виду. А может он считывает мои желания, как преторианцы считывали желания Королевы. Я — резервная станция. И пришло время передавать сигналы на весь рой.

Мы пересекаем насыпь и идем по тропинке, продираясь сквозь заросли бурьяна. Мокрая глина скользит под ногами, мелкие камешки ударяются о рельсы внизу.

— Думали, придется подкрепление звать, — бубнит под нос Франц. — Только если бы позвали — с половины города васпы сбежались. А это подозрительно. Наверняка кто-то бы заметил. Полицию привел. А нам это без надобности. Верно, босс? — и, не ожидая ответа, продолжает: — Почти ползком подбирались. Прятались. Выжидали. Считали выстрелы. Только черт его знает, сколько там запасных патронов? Дик на рожон полез. Его первым и подсекли. Хорошо, не в голову.

— Перевязали?

— Так точно! — Франц дышит тяжелее. Подъем все круче. Я отвожу от лица мокрые ветки, стряхиваю с макушки осыпавшуюся кору. — Да это пустяки! Веселье началось, когда мы загонять их начали. Давно так не развлекался, босс. Считай, с той поры, когда в последний рейд ходил. Только зря они побежали. Сидели бы на месте — может, и отстрелялись бы. Или помощь позвали. А так… — он шумно выдыхает и хватается за сук, подтягиваясь. Ветка пружинит, окатывая меня холодным душем. — Ох, я не нарочно, босс! — хохочет Франц, оглядывается через плечо. — В общем, мы кто камнями, кто покрышками сюда и загнали.

Он останавливается, отводя с моего пути ветки, и на этот раз не отпускает, пока я не подныриваю под арку поваленного дерева. Тропинка выходит к почти ровной площадке. На стыках плит выглядывает молодая трава. Не успели дорогу проложить — только земля и бетон. Распрямляюсь во весь рост, подтягиваю на место сползшую с лица повязку, вытираю морду и тут вижу их.

Васпов.

Когда-то солдат и офицеров. Силу и ярость. Теперь дворников, сантехников и разнорабочих. Плевать! Кем бы ни были — они все еще мои ребята. Часть моего роя.

Васпы молча расступаются, вытягивая руки по швам и не зная, куда деть взгляды. Теперь не прокричишь: «Слава Королеве!», ведь Королева мертва. И следом отмирает все, что составляло суть нашей жизни. Но мне больше не пусто и не страшно: так должно быть, ведь на перегное обязательно прорастает что-то новое.

Вперед выходит Рэн. Его шатает. Струйка крови течет из носа. Дождь размывает ее, и бывший офицер утирается ладонью.

— Как ты? — спрашиваю, вглядываясь в его подергивающееся лицо.

Рэн растягивает в улыбке тонкие губы. Глаза — два выпученных алебастровых шарика. Я чувствую возбуждение и страх. Но страх не его, чужой.

— Как после яда Королевы, — отвечает Рэн. — Терпеть можно. Если без фа-на-тизма.

Я понимающе киваю.

— Загорец жив?

— Обижаешь! — тянет Рэн и кивает в сторону железных перекрытий. — Все там. Ждут.

Он отходит в сторону, пропуская меня вперед. Шаги отдаются гулом. С вокзала долетает тонкий и протяжный сигнал.

— Внимание! Внимание! — снова механически бубнит диспетчер.

Запах страха становится острее, несмотря на дождь. Я приглаживаю ладонью мокрые волосы и останавливаюсь, не доходя до ажурных перекрытий. Если блокаду Селиверстова нельзя убрать, ее можно обойти. Люди не учли одного: васпы тоже обладают фантазией. Как говорила пани Миллер: позывы к творчеству определяют личность.

Передо мной четыре кокона. Вернее, люди, туго спеленатые проволокой, которой в достатке попадалось на моем пути. Все четверо балансируют на краю моста. Мычат, пытаясь вытолкнуть пропитанное дождем и слюнями тряпье. У каждого на горле петля, намотанная на арматуру. Хитро. Талантливо. И бескровно.

У всех, правда, побитый вид. Одного и вовсе раздуло, как после укуса. Хлюпает сломанным носом, задыхается. Подхожу и вытаскиваю изо рта кляп. Мужик хватает ртом воздух, наклоняется вперед, пытаясь сохранить равновесие, и проволока врезается ему в шею.

— Ты Вацлав?

Он или не слышит моего вопроса, или еще не отошел от шока. Розовая слюна стекает по подбородку, в глазах застыла ненависть.

— Эта мразь стреляла в Дика! — говорит вырастающий за спиной Франц. Он сжимает кулаки. Одного удара хватит, чтобы вызвать у васпы приступ мигрени. Но его же хватит, чтобы столкнуть человека с моста, и он повиснет на проволоке, как высосанная пауком муха. Рядом стоящий загорец дергается и мотает головой. Другие двое молчат, только хмуро зыркают исподлобья.

— Ты работал с Полом? — снова спрашиваю я у побитого. — Убил его и Бориса Малевски? И подставил дворника Расса?

Мужик с хрипом выдыхает, словно собирается харкнуть мне в лицо. Я отклоняюсь, но человек просто свешивает голову на грудь и пускает слюну. Не знаю, кто обработал его до моего прихода — Франц, Рэн или кто-то еще, но ребята явно перестарались. Отходить мужик будет долго. Тогда я приближаюсь к загорцу. У него непримечательное и довольно молодое лицо. Грязные черные волосы свисают сосульками. Темные глаза бегают, ноздри раздуваются, и несет от загорца страхом — чистым, неразбавленным, как в старые и недобрые времена.