Град огненный (СИ) - Ершова Елена - Страница 102

— И не мечтай, — снова встряхиваю его, не позволяя провалиться в беспамятство. Торий загребает горстью сухую траву и швыряет в меня.

— Оставь… г-говорю! Пшел!

— Оставлю, когда домой привезу, — и кричу неофиту, отирающему гаражную стену: — Вызывай такси! Деньги вот…

Протягиваю купюры. Проверять у Тория бесполезно: наверняка стащили вместе с ботинками и курткой. Хорошо, штаны на месте. Неофит забирает деньги и скрывается за гаражами. Расторопный малый, дельный бы солдат получился.

— Не поеду… никуда, — бормочет Торий. — Друзья мои где? Петер… Макс…

— Смылись Петер и Макс, — отвечаю, ныряя Торию под руку. — Обокрали. В следующий раз выбирай, с кем пить.

— А? Не-ет! — убежденно тянет Виктор и валится на меня. — Они… правильные мужики! Не то, что…

Икает, так и не договаривая фразу. Я не жду продолжения, пытаюсь выволочь Тория из бурьяна. Он шатается, цепляется носками за репейник. А время бежит. Я кожей ощущаю, как струится мимо нас, секундами оседая в придорожную пыль. Что там с загорцем? Ушел или нет?

— Домой поедешь, — цежу сквозь зубы. — Тебя жена обыскалась.

— Лиз-за, — выдыхает Торий. Перегаром разит наповал. Хоть самому закусывай. — Зачем я ей… такой?

— Ничего. Проспишься — как новый будешь.

Торий надсадно смеется, заходится в кашле, почти пригибает меня к земле. Я вспоминаю, как тащил его из разбомбленного Улья, и не мог оставить тогда. А сейчас не могу тем более.

— Моя работа… дело всей жизни, — хрипит Виктор. — Все к чертям собачьим! Все под откос! Смеются теперь… надо мной. Пальцем тычут: глядите! Вор! Предатель! А меня самого… предали… никому нельзя доверять! Правильно, оса? Спасибо тебе за науку!

— И тебе спасибо, человек, — отзываюсь я и останавливаюсь, чтобы отдышаться. — У тебя тоже есть, чему поучиться.

— Ч-чему? — он отстраняется, пытаясь заглянуть мне в лицо.

— Как признавать ошибки. И исправлять их.

Он щурится с недоверием. Осунувшийся, небритый — совсем как тогда, на болотах. Правильно ли я поступил, клюнув на приманку лучшей жизни? Правильно ли поступаю сейчас? Не будет ответа. Никто не примет решение за меня, и я продолжаю говорить так доверительно и спокойно, как только могу:

— Тебя я больше в осиные разборки втягивать не стану. И опровержение дам. Не рухнет твоя карьера. Обещаю.

— Откуда… знаешь?

— Знаю, — твердо произношу я и усмехаюсь: — Ферзь я или кто?

Конечно, я мог бы рассказать о встрече с Поличем. И о том, что дубликат украденных материалов о Четвертом эксперименте отправлен курьером в рабочий кабинет Тория. А, может, о том, что скоро мы найдем доказательства незаконных делишек Морташа, и тогда он за все ответит… Но Виктор явно не в том состоянии, чтобы выслушивать мои откровения.

— Ты много сделал для васпов, Вик, — говорю я. — Действительно, много. Но дальше мы сами. Пора вылезать из лабораторий и чужих дис-сер-таций.

— Сами… хреново справляетесь, — бурчит Торий.

— Дай нам последний шанс.

— Что-то мне подсказывает, я пожалею об этом, — ухмыляется он.

Я вытираю рукавом лоб и гляжу в сторону, прислушиваясь к шуму автомобильных шин. Тревога гложет изнутри, и в этот раз мы не имеем права проиграть.

— Возненавидеть меня всегда успеешь, — отвечаю я. — Но ты столько раз говорил, что мы живые. Что мы почти люди. А ведь люди ошибаются. Совершают нелогичные вещи. И разыскивают по всему городу загулявших друзей.

Он прыскает от смеха, икает и прикрывает ладонью рот.

— А теперь… пожалуйста… — прошу я. — поехали домой. Лиза ждет.

Такси выруливает из-за поворота. Я крепче перехватываю Виктора, но он упирается мне в грудь, спрашивает:

— По-годи… скажи… ты ведь был с ней?

— Был с кем? — уточняю я.

— С Лизой… тогда… ты спал с ней?

Он смотрит настороженно, пытливо. Три года прошло, а он все помнит? Спрашивал ли когда-нибудь у жены о том, что случилось? Вряд ли. То была душная и жаркая осень, нещадно палило солнце, и я кипел изнутри, мучимый жаждой крови. Я пришел за Лизой, чтобы дать ей силу и власть Королевы васпов. Но на самом деле мной манипулировали, я потерял контроль, и животные инстинкты взяли свое.

— Не успел, — говорю я, наблюдая, как пыль летит из-под колес притормаживающей машины.

— Врешь? — выдыхает Виктор.

Качаю головой.

— Нет. Ты пришел вовремя.

Виктор щурится, стискивает кулак, держит на весу, потом опускает руку.

— Ты чуть не изнасиловал мою жену, сволочь.

Извинений никогда не бывает достаточно. Чтобы все принять и простить, нужно время. И доверие, пожалуй.

— Я был зверем тогда. Прости.

— А сейчас? — спрашивает Виктор. — Сейчас кто?

Хотел бы ответить, да не знаю. Профессор сникает, отводит глаза. Нижняя губа дрожит, но злости нет. И ненависти тоже. Может, он и злился потому, что не мог ненавидеть?

На счастье, с заднего сиденья такси срывается неофит и, подбегая ко мне, подхватывает Виктора под другую руку.

— Поедешь с ним, — говорю пацану. — Сдашь лично жене.

— Так точно, господин преторианец! — чеканит он.

Мы вдвоем дотаскиваем профессора до машины. Водитель смотрит неодобрительно, но молчит. Полагаю, с ним уже договорились и рассчитались. Торий заваливается на сиденье, но дверь закрывать не спешит.

— Ян, — окликает он. — Это правда?

Я останавливаюсь.

— Правда что?

— Что ты… и Лиза… что вы беспокоились обо мне?

— Правда, Вик.

Он расплывается в улыбке.

— Спасибо… что вытащил из канавы.

И ком напряжения, ворочающийся где-то в груди, тает и исчезает окончательно. Я улыбаюсь и отвечаю:

— Звони, как надумаешь снова. Вдвоем валяться веселее.

Добираюсь на автобусе, истратив последнюю мелочь. Раздвижные двери никак не хотят открываться, ходят туда-сюда в проржавевших пазах, пока я не луплю по ним мыском ботинка. Водитель неодобрительно глядит в зеркало, а я бросаю в лоток горсть монет и спрыгиваю прямиком в лужу.

Проклятье!

Выбираюсь на уцелевший островок асфальта. Дороги здесь разбиты в хлам. Железная коробка остановки, когда-то выложенная разноцветной мозаикой, накренилась и проржавела. Слева от меня ввинчиваются в небо полосатые трубы завода. Справа тянется железная дорога. Впереди, за железнодорожной насыпью, возвышаясь над чахлой порослью и коробками заброшенных строений, торчит демонтированный клык моста.

— Внимание: поезд! — вслед за механическим голосом диспетчера слышится шум приближающегося состава.

Из-под навеса вышагивает темная фигура. Тлеющий окурок падает в грязь.

— Заждались тебя, босс, — негромко говорит Франц и расплывается в ухмылке.

Бывший сержант выглядит осунувшимся и небритым. Правый глаз вытаращен и отливает свежим багрянцем из-за лопнувших сосудов, под носом коркой запеклась кровь.

— Кто тебя?

Франц шмыгает, чешет поврежденный глаз.

— Блокада Селиверстова. Паршиво, но не смертельно. Пришлось прерваться. Рэн подменит.

Ощущение «уже-виденного» окутывает, как выхлопы отходящего автобуса. Фантомная боль простреливает висок. Привкус меди на языке. Знаю, насколько паршиво это бывает, и говорю:

— Не геройствуй, Франц. Ты мне нужен живым, — медлю и добавляю: — И загорец тоже.

— Об этом не беспокойся, босс! — радостно отвечает сержант. — У нас все под контролем. Припугнули слегка. Разогрели, чтобы посговорчивее стал. И не только загорца.

И пока мы шагаем по разбитому асфальту мимо недостроенных зданий, мимо торчащих из земли кусков арматуры, Франц рассказывает, что произошло этим утром здесь, на окраине привокзального района.

— Мы его почти до остановки довели, — начинает сержант. — Дальше не стали. Ежу понятно, что тут осядет. Дальше лесополоса да заводы. Разве что по железке укатит. Только куда ему катить? За провиантом пошел — значит, тут обосновался. Да и не один, это как пить дать. Я хотел было на мусоровозе поближе подъехать и разведать. Только вот что подумал, босс. Мусоровоз тогда на свалке приметили. Спугнул бы их.