Вместо ответа, Кен берет со стола упаковку влажных салфеток и опускается на колени. Холодные прикосновения неприятны, но и стоять мокрой — не дело. Пусть. И я чуть раздвинула ноги, позволяя.

— Он увидел то, что мы оставили в том месте. — Кен сосредоточенно протирает бедра, лоно, аккуратно откладывая в сторону использованные салфетки. — Я обязательно выясню, кто дал Ларсу фото, и зачем.

— Будь так добр, — прятаться за деловым разговором, оказывается, так удобно! А Кен, закончив, осторожно поправил на моих плечах бившийся халат, заново завязал пояс.

Аккуратные, невесомые прикосновения. И очень привычные, словно Кену не впервые вот так… заботиться.

— Ты часто это делаешь? — спрашиваю совсем не то, что хотела.

— Что именно?

— Ну… приводишь девушек в порядок после секса?

Что я несу? И откуда смущение? Казалось, оно осталось в борделе господина Би.

— Я был личным помощником Главы. Помочь женщине повелителя входит в круг обязанностей.

— А своей женщине?

Его руки на мгновение замирают, а после как ни в чем не бывало продолжают поправлять одежду:

— Вы не моя женщина.

— Но и не Главы. И не наследница, чего бы ты там не говорил.

Кен отступает. В глазах, там, где только что полыхала буря страсти — пустота.

— У меня перед госпожой долг крови. Я буду делать все, что она захочет.

— Даже так? — смотреть в темные глаза очень тяжело. Но я выдерживаю эту пытку.

— Все, что не идет вразрез с интересами моего Клана.

— Ступай, — силы закончились.

Кен поклонился и, подхватив рубашку, направился к двери. А я упала на кровать — смятую, еще не остывшую после секса.

— Что это было? — все, что смогла простонать в подушку.

Связного ответа я не нашла.

Я проиграла. Проиграла, несмотря на то, что победитель признавал мою власть. Вот как такое возможно?

Хотелось плакать. Уткнуться в подушку и реветь в голос. Останавливало присутствие охраны за стеной — вдруг услышат? Хватит с меня унижений!

И этот чертов Кен Отани, глаза бы на него не смотрели. Может, ну его, этого деда? Полоснуть ножом по горлу убийцы и будь что будет?

Мысли прервал короткий стук. Кен вернулся, даже не спросив разрешения войти.

— Ларса сейчас проверяют. А это, — мне на колени легла бумажная тетрадь, явно вручную прошитая суровой ниткой, — доказательство того, что вы все-таки наследница.

Реестр! Кен принес мне семейный реестр Главы первого Клана!

— Он тебя не убьет?

Вместо ответа Отани открыл толстую тетрадь где-то посередине. На последней исписанной странице аккуратным почерком было выведено мое имя:

— Глава признал вас. Госпожа внесена в Реестр. Правда… — Кен замялся, — это сделано тайно.

— Почему?

Избавиться от подозрений не так-то просто, особенно когда все, кого ты считаешь союзником, норовят подставить подножку.

— Второй Клан давно пытается занять наше место. Глава старается помешать, но с каждым днем это все труднее…

— И поэтому убил мою мать? За то, что посмела полюбить?

Отани опустил взгляд:

— Эта боль никогда вас не покинет. Но что мне сделать, чтобы вы перестали злиться на Главу? Молю, обратите гнев на меня…

— Самоубейся, — кажется, я уже говорила что-то подобное.

— Когда все закончится, я с радостью выполню ваше приказание. А сейчас переоденьтесь — вас перевезут в другое место, здесь стало опасно.

Спорить смысла не было. Я молча достала из шкафа джинсы и футболку, но Кен указал на кимоно.

— Издеваешься?

Место ответа Кен разложил наряд на кровати:

— Я помогу.

Мне очень захотелось запустить в него чем-то тяжелым. Но мысль о том, месть близка — а на это указывал семейный реестр, заставила передумать.

Кимоно так кимоно. В конце-концов, теперь я второй человек в клане, а значит, подобраться к Главе станет легче.

— Помогай! Часа я с этими завязками в жизни не справлюсь! И, кстати, почему кимоно такое официальное?

— Прежде чем признать вас официально, Глава хочет лично убедиться, что его внучка достойна титула.

Вот это поворот! Выхода два: или немедленно трахнуть Кена по-настоящему, чтобы порушить все матримониальные планы деда, или… подчиниться и подобраться к нему поближе.

Вопрос, что эффективнее?

И все-таки бросаться в омут интриг вот так, без подготовки было страшно. Одно дело помечтать, воплотить — совсем другое.

Но и сидеть сложа руки нельзя.

Так что я теряю?

— Одно условие: мы встретимся с ним наедине.

Кен только кивнул в ответ. И попросил:

— Пообещайте, что не попытаетесь бежать.

— Ты ставишь мне условия?

Продавить не получилось. В его взгляде читалась стальная решимость и ни капли раскаяния.

Спорить не стала — какой смысл в побеге? Менять шило на мыло? Бунт поднять всегда успею. Хотя будет жалко, если Кен уйдет от моей мести, не хотелось бы умереть раньше него.

Дверь распахнулась. Миновав комнату охранников, я оказалась у выхода на улицу. Но Кен кивнул на лестницу.

Глава Клана… здесь?

Сквозь высокое узкое окно в дом проникали лучи солнца. Они падали на пол, наискось перечеркивая ступеньки. Я даже шаги замедлила, подставляя лицо теплому свету, но Кен поторопил:

— Глава ждет.

Он сидел на полу, на большой плоской подушке. На столике дымился чайник, рядом стояли две глиняные чашки. Выглядели они так, словно лепил ребенок.

Кланяться не стала. Просто пересекла устланную циновками комнату и уселась напротив.

Кен бесшумно опустился на пол у двери. Даже не глядя, я могла сказать, в какой позе: на коленях, руки сложены, меч под левой рукой, клинком к владельцу.

Но сейчас было не до саро — предстояла схватка потруднее.

Глава молча смотрел на меня. На лице — словно каменная маска, в глазах ни одной эмоции. Молча разлил чай, вежливо — двумя руками — протянул.

Я приняла так же — обеими руками. И только, почувствовав, теплый бок чашки поняла, как же нервничаю. Но виду подавать нельзя!

Чай мы пили с полчаса. Молча. Сидели друг напротив друга и синхронно подносили к губам трогательные в своем несовершенстве чашки. Они были единственными, кому дозволялось несовершенство.

Люди же вели путанную игру.

Спина — прямая. И пусть затекли поджатые ноги, а поясницу ломит от неудобной позы! Пусть челюсти сводит от терпкой вязкости горького чая, на губах должна играть вежливая улыбка.

Бесшумно трепещет под старинным чайником огонек свечи, сохраняя воду горячей. С легким журчанием наполняются опустевшие чашки.

Прямая спина. Безмятежная улыбка. Плавные движения.

И напряжение, настолько сильное, что невозможно дышать.

Первым сдается Глава. А может просто решил начать свою игру. Кривит губы в усмешке:

— И как тебе твой должник?

Темный взгляд указывает мне за спину. Там замер в предписанной позе саро. И тишину прорезает ответ:

— Не люблю размениваться на мелочь. У меня есть должник покрупнее.

Вот и все. Вызов брошен. Сейчас я или умру, или…

Закрываю глаза, пряча страх за очередным глотком.

Хрипловатый смех наполняет комнату. И от этого становится еще страшнее.

— Ты так похожа на мать! — отсмеявшись, Глава вытер заслезившиеся глаза. Та тоже на своем настаивала. Боялась до смерти, но не отступала.