История одной буддийской статуи (СИ) - Гамаюнова Светлана Геннадиевна - Страница 13

– Пожалуй, ты прав. Буддистка. Все-таки попытайся поговорить с ней. А ведь это бы помогло нам пролить свет, откуда она. Загадка. А с ДНК ты меня вообще удивил. Я подумаю, у кого проконсультироваться как бы между прочим, без привлечения внимания.

Лиз улыбнулась задорно, в ее глазах сквозило любопытство и горячее желание начать новое исследование, но, спохватившись, что забыла кое о чём важном, сказала:

– Стив, я нашла нового работника на томограф и нового массажиста. Массажист, говорят, хорошенький, будет подогревать души, а может, и тела нашим девушкам. Ты найдешь время познакомиться с ними.

Он автоматически ответил, погруженный в размышления:

–Да, пусть приходят завтра во второй половине дня, посмотрю на них. Подбор кадров всегда на тебе, но хочу познакомиться и сам. Рекомендации хорошие?

– Отличные.

– Нет проблем, жду их завтра в три.

Он черкнул эту информацию себе в планшет и закончил разговор:

– С остальными пациентками особых проблем нет. Все по плану. Сейчас сделаю обход, поприветствую и подбодрю их, и начнем. Пойду, постараюсь поговорить с Айей.

Палата Мумии

Я лежала и слушала музыку. Симфония была прекрасной. Мэгги часто ставила мне какие-то простенькие песенки или включала концерты, но от них хотелось закрыть уши подушкой. Иногда по телевизору можно было посмотреть балет или оперу. Но эту музыку мне вчера порекомендовал послушать доктор Мейсен. Он сказал, что она животворит, и назвал ее симфонией Ля мажор Моцарта. Музыка лилась, окрыляла и дарила надежду, и сжатая пружина тела отпускала. Было хорошо. Я была одна и качалась в этих звуках.

Вдруг дверь открылась, и в палату зашел сам Мейсен. Я быстро вынула наушники и напряглась.

– О, я, кажется, помешал, – сказал он проникновенно.

Он всегда говорил так, что мурашки бежали по телу, и сознание рефлекторно пряталось внутрь, в недосягаемость. Мэгги же мое сознание любило, оно гладило женщину, радовало и поднимало ей настроение. Лиз, по какой-то причине, всё время хотело или уколоть, или укусить. Во всяком случае, сделать так, чтобы ей поскорее захотелось покинуть палату.

– Айя, я проведу осмотр, и ты будешь слушать музыку дальше, – проговорил доктор и посмотрел на меня немного не так, как обычно.

Он что-то хотел, не просто пощупать пульс, послушать сердце и узнать, насколько я продвинулась в изучении языка. На этот раз ему было нужно что-то еще. Он походил на кошку, выслеживающую мышь, и этой мышью сейчас я себя и чувствовала. Знала, что миг, когда он прямо спросит, кто я и откуда, скоро придёт, и ждала этого. Видимо, сегодня осада началась.

Мейсен сел на краешек кровати, взял руку и стал водить, гладить пальцем по тыльной стороне запястья, приговаривая:

– Кожа становится гладкой и упругой. Появляется подкожный жир.

И продолжал гладить руку, потом ногу. При этом пристально смотрел мне в глаза, пытаясь уловить эмоции. Они были, эти эмоции, но кто же их ему покажет? Потом помассировал плечи и дошел до головы.

Он дотронулся до волос, коснулся их и стал массировать кожу под отрастающими волосами мягкими поглаживающими движениями.

– Уже не ежик, а красивые волосы.

И его руки начали делать все более интенсивные круговые движения. Он касался головы так, как будто пытался проникнуть в мозг, дотронуться до сознания.

«Не будто хочет проникнуть, – пронзила мысль,– он и пытается проникнуть. Пытается дотянуться до сознания и увидеть мои эмоции». Сознание само по себе увидеть невозможно, можно заметить только то, что оно производит. Отец учил: ты сможешь видеть только проявления сознания – эмоции и порожденные им раздумья в виде слов и предложений. Оно подобно ветру, ты не видишь его самого, а замечаешь только качающиеся деревья или поднятую им пыль на улице.

Сознания доктора, я, конечно, не видела, но остро ощущала опасность, исходящую от него и его действий. Вроде ничего нет, просто массаж, поглаживания, но меня охватила тревога, я чувствовала, как что-то чуждое нависает надо мной.

Вздрогнула и схватила его за руку из-за обуявшего страха, но быстро убрала эту эмоцию. Я его увидела, поэтому так и испугалась.

– Ну что ты дергаешься? – елейным голосом произнес Мейсен. – Ты много лежишь, тебе надо расслабиться и почувствовать себя здоровым, полноценным, помнящим свое прошлое человеком, Айя.

Вот прошлое я и увидела. Гнев и ненависть чуть не вырвались наружу. Это был он.

– Что ты, Айя, тебе не нравятся мои прикосновения или ты вообще не любишь массаж? Ну, напиши мне на планшете. Мы ведь уже можем общаться через переписку. А я хочу с тобой познакомиться, не с твоим телом, которое восстанавливаю уже два месяца, а с тобой.

Я взяла планшет и написала: «У меня мало сил на общение. Устала. Хочу отдохнуть. Я мало что помню».

Мейсен посмотрел на меня с улыбкой, в которой от милой были только оскаленные зубы, и произнес:

– Я очень надеюсь, что тебе скоро станет совсем хорошо, и ты сможешь общаться.

Я опять взяла планшет и, изображая слабость, дрожащими пальцами написала: «Увы. В голове еще сильный туман. Потом. Не сейчас».

– Мне спешить некуда, Айя. Думаю, через неделю мы уже и словами сможем пообщаться. Возможно, ты что-то вспомнишь, и мы это обсудим.

Я выпустила планшет из ослабевших пальцев. Улыбнулась, а потом сделала так, как видела в телевизоре – картинно обессилено откинулась на подушках. Даже пот выступил на лбу.

Мейсен впечатлился. Во всяком случае, был искренне озадачен увиденным.

– Ну что ж, Айя, подождем. Но я твой лечащий врач и не ожидал, что ты меня опасаешься. Тебе есть что скрывать?

«Ой», – внутри все сжалось. А то он не понимает, что, конечно, есть. Только что выторговала себе неделю. Неделю на то, чтобы придумать, как себя защитить и понять, смогу ли и дальше изображать человека, который ничего не помнит. В фильмах, которые смотрела Мэгги пока купала меня и растирала тело, кто-то обязательно терял память. «Ох уж эти режиссеры, – причитала Мэгги, – ну что-нибудь, кроме амнезии, они могут придумать?» Я поняла, что эта самая амнезия хотя и случается на самом деле, но не так часто, как это показывают в кино. Но я-то могу прикидываться.

А сейчас мне было страшно, воистину страшно. Я вспомнила последние месяцы своего телесного существования в монастыре. Войска Чингисхана второй раз продвигались к границам провинции, где находился монастырь, и его очередное надвигающееся наступление чувствовали все монахи. Отец позвал меня прогуляться и начал разговор:

– Син Цы, дочь моя. Ты выросла и даже под монашеским одеянием и с бритой головой видно, что ты девушка. Красивая девушка. Слишком красивая, хотя и не похожа на истинную китаянку. Но даже не в этом суть. Просматривая события ближайшего будущего, я видел разные варианты его осуществления. К сожалению, я могу видеть только некоторые из них и только те, которые не слишком далеко отходят от настоящего. И я вижу тут Темучина, которого сейчас нарекли Чингисханом. Он жесток, хитер, сластолюбив и очень умен. Он наделен невероятными способностями и идеями и тоже способен видеть ближайшее будущее. Его ближайший советник Елюй Чу-цай не только сам буддист, но и многому учит правителя. У Чингисхана много желаний. Среди них основными являются создать великую империю от края земли и до края и оставить как можно больше своих потомков в этой империи. Поэтому каждую ночь к нему приводят несколько женщин, способных родить ребенка. И еще одна идея – это получение бессмертия.

– Поэтому он так хочет достичь нашего монастыря, ведь… – и я замолчала.

– Да, нами созданы некоторые практики и вещества, способствующие продолжению жизни человека. Все мы можем стать бессмертными при достижении состояния истинного Будды, но он хочет быть бессмертным в своем теле и сейчас. И это плохо.

– Отец, но ведь мы можем уйти. Он может не достичь монастыря и может раньше времени умереть. Он воин и не так уж и молод.

– Да, я видел несколько вариантов его жизни. Во всех них через десять с небольшим лет он умрет. Думаю, он тоже об этом догадывается. И ему нужен достойный наследник и, возможно, от тебя.