Подъем (СИ) - Стасина Евгения - Страница 83

Я смотрю на свою жену. Долго, почти не мигая. Я никогда не устану любоваться румянцем на ее щеках, не перестану желать чувствовать мягкость ее волос под своими пальцами, и вряд ли сумею побороть в себе потребность касаться ее пухлых, пахнущих ванилью уст. Все дело в блеске для губ, скажете вы? Именно от него эти сладкие нотки и приятное послевкусие? Нет. Здесь все куда серьезней — дело в ней самой: в том, как она смеется, заливисто, не в силах совладать с переполняющими ее эмоциями, в том, как вдоволь навеселившись, она смущенно опускает взгляд, сминая в пальцах салфетку. Немного странно для девушки, уже год работающей на телевидении теряться под вспышками фотокамер.

— Это уже неприлично, — усевшись рядом со мной, произносит Сергей, стукнув своим бокалом о стакан с апельсиновым соком, зажатым в моих руках. — Так смотреть на жену.

— Странно это слышать от тебя, — приподнимаю бровь, но все-таки отвлекаюсь от ее созерцания. — Ты ведь у нас главный ревнивец столетия, постоянно выискивающий глазами свою супругу.

— Мне простительно. Возраст, знаешь ли. В молодые годы, я был посдержанней, — он беззлобно пихает меня своим плечом и, заметив огонек недоверия во взгляде, добавляет. — Да и ревновать было некого. Твоя мать слишком долго ко мне добиралась.

— Кстати, где она? — исследую зал, салютуя бокалом деду Паше, с умным видом поправляющему очки на своей переносице. Он заметно сдал. Когда перешагиваешь порог восьмидесятилетия, не всегда удается сохранить ясность ума и твердый слух. Порой, мне приходиться громко кричать ему на ухо, надеясь все-таки получить ответ на свой вопрос. Хотя, если быть откровенным, в большинстве случаев он явно издевается, с трудом сдерживая улыбку на своих тонких, испещренных морщинами губах, когда я, отчаявшись до него докричаться, сокрушенно поднимаю голову к потолку, порываясь заказать ему новый слуховой аппарат.

— Отчитывает Матвея. Он здорово оплошал. Увлекся игрой и снес со стола графин с соком, залив свой костюм.

— Парню десять. Он просто обязан попадать впросак и набивать шишки, — заступаюсь за брата, и ловлю тонкую ручку жены, протянувшуюся к моему куску свадебного торта.

— Эй, — смеется, уткнувшись носом в мою шею, пока я целую ее макушку. — Ты ведь спортсмен! Хочешь, чтобы комментатор поднял тебя на смех, когда ты с грохотом рухнешь на лед?

— С чего бы это?

— С того, что от сладкого полнеют и теряют природную грацию, — нехотя, отстраняется, и быстро поцеловав мою щеку, нагло отбирает фарфоровую тарелку.

— Скажите ему, — обращается к моему отчиму, которого я никогда не называю так вслух. Уж слишком сухое, неподходящее описание для его роли в моей жизни.

— О чем секретничаете? — София устраивается на моих коленях и схватив ложку, без малейшего зазрения совести отламывает кусочек от Юлиного десерта. Она красавица. Моя головная боль и отдушина. Чтобы не происходило, еще старшеклассником, я всегда достигал равновесия и успокоения в ее компании. Часами мог наблюдать, как она рассаживает кукол и устраивает чайные церемонии, не забывая вовлекать в нее окружающих. Даже старина Дюк, устраивался на полу и, прикрыв лапой глаза, терпеливо сносил ее манипуляции — она обожала повязывать вокруг его шеи бант, чаще розовый, такой неподходящий для крупного золотистого ретривера. Теперь ей шестнадцать. Год назад родители похоронили Дюка на заднем дворе, куклы канули в небытие, а на смену необузданному детскому темпераменту пришла пора полового созревания. Кокетничает с одноклассниками, выводит из себя отца, подолгу болтая по телефону с очередным поклонником. Она делает селфи, заставляя меня улыбаться в объектив камеры, и каждый раз хвастается, сколько лайков набрало ее фото с братом-хоккеистом.

— Что за манеры? — качнув головой, Сергей недовольно ворчит и осматривает ее наряд, — отныне я сам займусь твоим гардеробом.

— Ну, па! Что за старомодные взгляды на жизнь? Это мода! И потом, у меня слишком красивые ноги, чтобы я их скрывала! — она чмокает меня — звучно приникает к моему виску, недовольно морщась от колючей щетины на моем лице, встает, демонстративно разгладив свою пышную юбку, не доходящую до колена, и явно собирается улизнуть, надеясь избежать отцовских нравоучений. Делает пару шагов и тряхнув копной своих волос, таких же вьющихся, как и у мамы, быстро подбегает к Титову, крепко обнимая его со спины.

— Ты лучший папка на свете! Даже когда ворчишь! — и тут она права. Лет в пятнадцать, я ей завидовал, видя, как мамин муж торопиться домой, чтобы провести вечер с семьей. Хотя, он никогда не обделял меня своим вниманием, червячок грыз меня изнутри — в моем детстве не было отца, стремящегося проводить со мной каждую свободную минуту.

— Иди уже. И не смей танцевать с Нестеровым! — прекрасно зная, что она сходит с ума от защитника из моей команды, Сергей грозит ей пальцем. — Что за девчонка? Видел, обклеила комнату его плакатами?

— Разве их еще продают? — вставляет Юля, потирая корсет своего платья в районе живота — верный признак, она наелась до колик в боку.

— Похоже.

— Прикуплю-ка и я себе парочку!

— Нестерова? — притворно свожу брови на переносице, привлекая к себе супругу.

— Пожалуй, обойдусь-ка я вратарем, — с придыханием, произносит Юля Медведева, нежно опаляя дыханием мое ухо. — Уж очень у них обольстительный голкипер.

— Это лучший комплимент, который ты мне делала.

Мы познакомились два года назад. Я успешно отыграл свой первый сезон в составе НХЛ, заключив выгодный контракт с довольно известным хоккейным клубом, и уже был узнаваем на улицах. Она стала первой журналисткой, взявшей у меня интервью для разворота популярного спортивного журнала. Пришла в ядовито-желтой кофточке и странно поглядывала на меня, не понимая, отчего я морщусь всякий раз, когда опускаю свой взгляд ниже ее лица. А у меня рябило в глазах от ее наряда, и не придумав ничего лучше, я постоянно таращился на висящую на стене картину. Не буду лукавить, мне нравилось, как она смущалась, задавая вопросы, касающиеся моей личной жизни. Она только закончила вуз и сразу же удостоилась чести разместить свою статью на первой полосе. Я признался ей на первом свидании, что со вкусом у нее явные проблемы (все же жизнь под одной крышей с Титовым накладывает свой отпечаток), а она возмущенно подскочила на стуле, с противным скрежетом отодвинув его в сторону, и гордо вздернув подбородок, посоветовала не тратить свое драгоценное время на ужин с клушей вроде нее. Не знаю, почему именно клушей, ведь с уверенностью могу сказать, что был довольно корректен в формулировках, но посчитал нужным во что бы то ни стало добиться ее расположения. Это было нелегко, если учесть, что в России я бывал не так часто, вынужденный перебраться на другой материк, но я стойко шел к своей цели атакуя ее в социальных сетях. Нужно ли говорить, что я довольно уперт? Сейчас она сидит по правую руку от меня и то и дело поправляет свою пышную юбку кипельно-белого свадебного платья.

— Сергей Юрьевич, — устроив подбородок на моем плече, жена привлекает внимание мужчины, с пробивающейся на висках сединой. — Вы обещали мне желание.

— Разве? — хитро ухмыляется, отпивая из своего бокала вино.

— Дословно не помню, но что-то вроде исполнения любого каприза дорогой невестки определенно звучало.

— Черт, с годами я становлюсь слишком податливым…

— Интервью. В эту пятницу. Семь утра, — все же добивается своего. Уже и не припомню, как часто

она просила его прийти в ее студию, донимая его всякий раз, когда он приезжал по делам в столицу. За последние десять лет он поднялся еще выше и всерьез задумался о чем-то масштабном. Месяца два назад начал строительство детского развивающего центра, уверяя, что каждый человек, добившийся высот, должен сделать что-то хорошее. Впереди еще не один месяц работ, но горожане уже затаили дыхание в ожидании.

— И почему тебя не ставят ведущей вечернего ток-шоу? — сокрушается, почесывая макушку.