Подъем (СИ) - Стасина Евгения - Страница 82

— Что сказать? — вновь ощущаю, как из глубины моего естества поднимается возмущение.

— Что не хочу его присутствия в моей жизни. Что не вижу смысла и дальше идти ему на уступки. Что люблю своего мужа, в конце концов! — словно почувствовав мое состояние, и сама повышает тон. Прожигает меня своим взглядом, а я не знаю, стоит ли улыбнуться или продолжать глупо на нее пялиться.

— Любишь? — переспрашиваю севшим голосом, пряча лицо в ее ладонях, и выдыхаю, когда она освобождает руку, запуская свои пальцы в мою шевелюру.

— Что за сомнения, Титов? Разве в этом можно сомневаться? Не думала, что самый главный молчун, страстно желает любовных признаний. Стоило попросить меня раньше, и я бы говорила тебе об этом каждую минуту.

Я расслабляюсь, теперь крепко прижимая к себе жену и глупо смеюсь, вызывая ее недоумение.

— Машка, — не могу успокоиться, и устраиваю ее на своих коленях. — Что говорят в таких случаях?

— Отделайся простым “взаимно”, - обнимая мои плечи, она заражается весельем. — С трудом представляю тебя, поющим серенады под моим окном.

— Взаимно, — отстраняюсь и вмиг становлюсь серьезным. — Миллион раз взаимно, Мария Титова.

— Знаю, — принимая мой поцелуй, женщина с интересом разглядывает проступивший на моих щеках румянец. — Боже, да ты умеешь краснеть!

— Давай, заберем детей? Дюк воет уже третью ночь, я не могу спокойно спать.

— Ладно. Но прежде, хочу чтоб ты знал. Кафе на Смоленской — мое, — напряженно следит за моей реакцией.

— Ясно, — киваю, крепче сжимая зубы, — а я выкупил фирму его любовницы.

— Как? — рассеянно блуждая взглядом по моему лицу, интересуется еле слышно.

— Законно. И весьма прибыльно.

— Когда? — встает, поправляя юбку, — и зачем, вообще? Боже, так ты ее видел?

Маша обнимает себя за плечи, всем своим видом показывая, насколько опешила от моего известия, а я лишь киваю, снимая с себя пальто.

— И что? Ужас какой!

— Тебя удивляет моя покупка или сам факт, что я пересекался со Скрипник.

— Все в целом! — вновь садится, — Это ведь свинство! Упрекаешь меня в моей скрытности, а сам утаиваешь такие вещи!

— Не путай, пожалуйста, я говорил с ней десять минут, а ты прожила со своим бывшим мужем девять лет.

— И как? Она ничего? — огорошивает своим вопросом, поправляя свою прическу.

— Очень даже, — смеюсь, вовремя словив летящую в меня недоделанную куклу.

Я потягиваюсь на постели и, не разлепляя глаз, нахожу рукой спящего рядом мужчину. Нежный бархат его кожи на спине, заставляет меня перекатиться набок и устроить голову на крепком плече. Все-таки возможность касаться его и осознавать, что он только мой — дорогого стоит. Я любуюсь его подрагивающими ресницами, и не в силах сопротивляться немного пугающей даже меня потребности стать еще ближе, начинаю покрывать поцелуями его плечо.

— Ты не спишь. Я вижу, что ты подглядываешь, — несильно щипаю его за бок и, приподнявшись, жду, пока он перевернется на спину, предусмотрительно взбив подушку.

— Ты оголодала? — хмыкает, потирая глаза, а я удивляюсь, как ему удается с каждым годом становиться еще прекрасней?

— Дурак, — хлопаю по руке и вновь возвращаюсь в его объятия. Это странно. Странно так долго жить в напряжении, а потом в один миг отпустить переживания и вновь погрузиться в безмятежные будни. — Ответишь мне честно?

— Ты красивей. В тысячу раз, — видимо, памятуя о моем вчерашнем вопросе, Сергей обнимает меня за плечи и зарывается носом в мои растрепанные волосы. Задело ли меня это известие? Разве что только чуть-чуть кольнуло в области сердца, оставив после себя неприятный осадок. Я даже где-то ему благодарна, что он уберег меня от лишних терзаний, которые наверняка бы преследовали меня по ночам во время его отсутствия. Хотя, ведь молния не бьет в одно место дважды? Но вряд ли было бы лишним поделиться со мной этим по приезде, а не тянуть столько месяцев…

— Я не об этом. Хотя, спасибо, — улыбаюсь, и опираюсь подбородком на его грудь. — Ты, правда, не думаешь устраивать ругань из-за кафе?

— А должен? — удивляется, накидывая на мои ноги одеяло.

— Наверное, ты ведь…

— Буйный?

— Вообще-то, я хотела сказать ревнивый, но твое определение даже лучше подходит, — смеюсь, ожидая его ответа.

— Он должен тебе. Так что, пусть будет кафе. Хотя, как по мне, нужно было отобрать все. И желательно, лет восемь назад.

— Сереж, — сажусь и склоняю голову набок. — Пообещай, что больше не станешь во мне сомневаться.

Смотрю на него со всей серьезностью, поправляя съехавшую с плеча лямку сорочки.

— Я не буду ничего обещать, — отвечает спокойно, и ухватив меня за руку, тянет в свои объятия. — Просто возьму и сделаю, — выдыхает уже в мои губы, с головой накрывая нас простыней.

После развода есть жизнь. И не всегда она отдает мрачными оттенками серого. Чаще она наполнена новыми красками, водопадами нежности и не открытыми прежде горизонтами. И если где-то в эту самую минуту несчастная женщина, ощутившая горечь предательства на собственной шкуре, размазывает тушь по щекам, знайте, оставив позади долгие месяцы душевных терзаний, она все же сумеет гордо вздернуть свой подбородок и взять от своей судьбы щедрое вознаграждение. Ведь так и должно быть — каждому воздается по заслугам, силами свыше или чьей-то твердой рукой, неважно. Важно другое, свое место под солнцем я все-таки отыскала. Смотрю в темные, бездонные глаза своего супруга, и чувствую как щемит сердце от одного вида крупных горошин, так и не успевающих скатиться по его щеке. Стоя в палате, освещаемой галогенными лампами, в нелепой полупрозрачной голубой шапочке, он так по-мужски, утирает глаза, отвернувшись от снующей вокруг меня акушерки.

— Давай-ка, папаша, дадим мамочке ее богатыря, — добродушно хлопнув его по спине, пожилая женщина принимает из его рук младенца, которого он так бережно держит уже минуту.

— Да! — кивает, так и не отводя своего взгляда от сына. Мне сорок два и я гордо могу именовать себя героиней. Было ли страшно? Немного, но все это мелочи перед теми ощущениями, что ты испытываешь, впервые прижав ребенка к груди. Знаю, что дальше, моя любовь будет только расти, подогреваемая первыми улыбками, первыми шагами, словами, танцами под песни из мультиков.

— Ух, — замерев рядом, Сергей опирается на спинку кровати и проводит рукой по немного бледному лицу.

— Как красноречиво, — морщусь, все еще ощущая ноющую боль в теле, но уже не могу перестать улыбаться, любуюсь нашим с мужем творением.

— Наверное, нужно кому-нибудь позвонить? Семке? Или твоим? Господи, ничего не соображаю, — трясущимися руками он достает свой мобильный, но я накрываю его ладонью, желая успокоить разволновавшегося мужчину.

— Потом. Пять минут роли не сыграют. Он похож на тебя, — провожу пальчиком по носику Матвея Титова и испытываю восторг от того, с какой нежностью его отец поправляет съехавший с головы малыша чепчик.

— Маша, я всё-таки это скажу, — решительно взглянув на меня, он стягивает с себя шапку и прижав к груди, делает выдох. — Я люблю тебя, и плевать, что говоря это, выгляжу нелепым.

Я хохочу, громко запрокинув голову назад, но, вовремя опомнившись, прикрываю рот рукой, впервые видя этого серьезного человека настолько смущенным, твердо зная, что для полного счастья в эту минуты мне не хватает рядом Семена и уже заметно подросшей Софийки, два месяца назад, отпраздновавшей свое шестилетие. Помнится, семнадцать лет назад я что-то говорила про воровство, про жесткое варварское вмешательство Маргариты Скрипник в мою тихую размеренную жизнь. Так знайте, за всю историю человечества, это преступление было самым полезным и, как мне кажется теперь, просто необходимым, чтобы я, наконец, узрела: любовь — это труд. Труд двоих заинтересованных людей, готовых ради своих чувств сдерживать рвущийся наружу темперамент или, наоборот, обнажать свои зубы, пусть и не такие острые, но вполне способные удержать вас от падения, вцепившись в спасительный выступ на самом краю разверзнутой под ногами бездны.