Подъем (СИ) - Стасина Евгения - Страница 66

— Здравствуй, — что мне еще сказать? Удивительно, насколько когда-то близкие люди способны отдалиться друг от друга…

— Могли бы мы встретиться?

— Встретиться? — переспрашиваю и откладываю свою работу, начиная грызть указательный палец. Неловкий разговор на тротуаре, это одно, а целенаправленно ехать на встречу с человеком, которого не видела столько лет — неимоверно трудная задача.

— Я могу подъехать к тебе…

— Не надо, — резко отрезаю, выпрямляясь, и быстро добавляю. — Давай встретимся в парке. У нашего старого дома. Через час. Мне как раз забирать дочь от свекрови.

— Ладно. Буду ждать.

Я, не мигая, пялюсь в стену перед собой, даже не замечая, как в дверь небольшой каморки, которую я переделала под свой кабинет, заглядывает миловидная девушка, и что-то спрашивает, уже не раз повторяя вопрос.

— Что?

— Звонила Фролова. Интересовалась возьмешь ли ты заказ…

— Да. То есть, нет. Нин, я сама ей перезвоню, — суетливо бросаю в сумку мобильный и ключи от машины, но вновь сажусь, извлекая из косметички зеркало. Вот он час моего триумфа. Как бы мы ни расстались, какой бы размазней он меня ни считал, памятуя мои тщетные попытки сберечь наш брак, сегодня я не имею права выглядеть серой молью.

— Ладно… Приедешь к закрытию?

— Нет. Справишься?

— Конечно…

Я сбрызгиваю духи на запястья, прохожусь расческой по волосам и, сбросив туфли, переобуваюсь в сапоги. Самое трудное — гордо держать голову и идти навстречу мужчине, сидящему в деревянной беседке, с маской холодного равнодушия на лице. А я ни так собрана и холодна, как может показаться на первый взгляд. Я помню все: помню, как долго мучилась ночами исследуя потолок отрешенным взглядом, пока мирно спящий мужчина за моей спиной мечтал о чужих губах, ни о моих поцелуях и не пылал от желания чувствовать на себе мои руки. Вижу его и вспоминаю, как вырядилась в пеньюар, желая соблазнить собственного мужа, как зудели кончики пальцев от тяги прикоснутся к его щеке и раствориться в его объятьях. Помню, как он разбил мое сердце признанием, что перешел все грани, проводя ночи со своей новой любовью. Сажусь на скамейку, придерживая рукой ворот пальто, чтобы хоть немного спастись от порывистого ветра, и снова вижу перед глазами заплаканного шестилетнего мальчика, в сотый раз вопрошающего, почему папа не приходит домой. Он не улыбается, не торопится поприветствовать, но и глаза уже не опускает… Я замечаю, как он сжимает пальцы в кулаки, как крепче сцепляет зубы, как ходит кадык на его шее, и мечтаю залепить пощечину за каждую горькую каплю, скатившуюся по щеке моего ребенка. Сегодня он собран. Брюки, рубашка, черный шарф, серое пальто, кожаные перчатки, начищенные ботинки… Если не обращать внимания на изменившуюся прическу и гладко выбритые щеки, в нем легко теперь можно узнать мужчину, без которого я когда-то и дышала-то с трудом…

— Если ты собираешься и дальше молчать, то я, пожалуй, пойду, — и сама удивляюсь, как спокоен мой голос, хотя внутри кипят, казалось бы, уже позабытые, гнев и обида.

— Прости, — Андрей качает головой, словно проснувшись, и достает сигарету, отворачиваясь от ветра, чтобы щелкнуть зажигалкой. Сергей тоже курит. И каждый месяц принимает попытку бросить. Тщетно. Стойкий, сильный, уверенный в себе, он слаб перед тягой к никотину. Но он удивительно гармоничен в этом своем пагубном пристрастии. Титов, медленно подносящий к губам сигарету и выдыхающий дым в пространство — воистину завораживающее зрелище…

— Куришь? — спрашиваю очевидное, сдвигаясь в сторону, чтобы не вдыхать пары тлеющего табака.

— Да. Не нравится запах? — видимо, собирается затушить, но я успокаиваю мужчину, словами:

— Кури. Мне без разницы, — Андрей вновь смотрит на меня, вновь качает головой, усмехаясь собственным мыслям, и все же тушит окурок. — Ты перевела Семена в другую школу?

— Да, — подтверждаю, отставляя сумку на лавку.

— Зачем? Ведь гимназия хорошая…

— Знаю. Но с физикой у него беда. Мы, конечно, занимались дополнительно, но Сема явный гуманитарий. Теперь делаем уклон на языки. Как ты узнал?

— Хотел встретить его после уроков. Но в канцелярии сообщили, что с первого сентября он у них уже не числится.

— Ясно.

— Я звоню ему, но безрезультатно… Мама говорит, он даже подарок мой не открыл…

— Она не врет.

— Может быть, дашь мне его расписание? Раз уж в ваш дом мне ход закрыт…

— Это его желание. И я склонна его уважать. Если мой сын посчитал нужным не пускать тебя на свой праздник, значит, так и будет.

— Маш, я… Черт, — потирая переносицу, он долго подбирает слова, — помоги. Он все, что у меня есть.

— Ни поздно ли ты спохватился? — впервые говорю что-то с таким ехидством. — Хочешь, чтобы я вновь отбелила тебя в его глазах, и ты мог поиграть в порядочного отца до тех пор, пока не встретишь очередную любовь всей твоей жизни? Ему не шесть и

что бы я ни сказала, он уже в состоянии сделать выводы.

— Знаю. Мне нужен один разговор, — он говорит так быстро, придвигаясь ко мне и опираясь локтями на свои колени. Лихорадочно глядит по сторонам, то и дело 1тормоша волосы. — Помоги. Помоги в последний раз. Я сам себя наказал и знаю, что в том, что сейчас происходит есть лишь моя вина. Только одна встреча, Маш…

— Андрей, — вырываю из его пальцев свою ладонь, недовольно морщась. — Я не могу его заставить!

— Черт… Предупреди охрану, чтобы они впустили меня в ваш дом. Я же… — он замолкает, опуская глаза на дощатый пол беседки, перемазанный осенней грязью и почерневшей листвой. — Только один разговор, Маш.

Видела ли я его таким? Нет. Но какая-то часть моей души все же реагирует едва ощутимым уколом сочувствия, который я притупляю усилием воли, вставая и одергивая полы пальто. Он никогда меня не жалел. Даже тот год, что он потратил на борьбу с возникшим желанием обладать другой, он планомерно меня убивал своей отстраненностью и потухшим взором. Боролся не за меня и нашу семью, а за свое доброе имя, даже не пытаясь помочь мне разжечь затухающий уголек страсти между нами…

— Я не буду ничего делать. Телефон тебе в помощь, Андрей, — смотрю в его лицо и отчетливо осознанию, что вряд ли смогу когда-то поверить в его раскаяние. — Я устала исправлять твои промахи. У меня своя семья и свои проблемы. И я уж точно ничего тебе не должна…

Я ухожу с прямой спиной, чувствуя, как напряженные до предела мышцы ощутимо ноют, но даже не думаю пойти на уступку организму, хоть немного расслабив плечи. Наверно, стоило бы улыбнуться, позволить чувству удовлетворения разлиться по венам и расслабленно поблагодарить небеса за мое, пусть и запоздалое, отмщение. Но я все та же Маша, принимающая близко к сердцу чужие переживания. С той лишь оговоркой, что в этой ситуации мое сердце болит не за оставшегося позади человека, а за собственного сына, слишком рано познавшего на себе человеческое бессердечие и эгоизм…

— Здравствуйте, — прохожу в квартиру Светланы Викторовны, замирая на пороге. — Собрали игрушки?

— Вообще-то, ты рано. Софийка еще спит, — женщина проходится по мне взглядом, даже не пытаясь скрыть свое неодобрение, но отдает дань хорошим манерам, гостеприимным взмахом руки предлагая пройти в кухню. Я терпеть не могу бывать у нее, но не вижу смысла будить ребенка, мысленно настраиваясь на очередную словесную перепалку.

— Чаю?

— Не откажусь, — я неторопливо мою руки, усаживаюсь на стул, раз за разом прокручивая в голове разговор с Медведевым.

— Господи, где же ты находишь эти безвкусные кофточки? — брезгливо подцепив пальцами ткань моего рукава, начинает женщина, уже выставившая на стол свой фарфоровый чайный сервиз.

— Вы становитесь предсказуемой, — произношу, а сама думаю совсем о другом. Вот окажись на моем месте моя свекровь, она бы по стенке размазала нерадивого папашу, напрочь отбив ему охоту причинять сыну боль.

— С тобой иначе нельзя. Я просто верю, что чем чаще я буду тебя стыдить, тем скорее ты приведешь себя в порядок. Твой муж — уважаемый бизнесмен! А ты вырядилась как…