Дни войны (СИ) - "Гайя-А" - Страница 44

— Славься, Элдойр!

«Потерпи, город. И отмоем, и отвоюем».

***

— Славься, Элдойр…

Услышав крик с южной стены, Ревиар и Гвенедор подняли головы. Тут же заголосил кто-то с юго-западных стен, но уже на хине:

— Правитель! Правитель вошел в город!

— Дядюшка здесь, — сообщил Гвенедор, — сестрица, я так полагаю, тоже. Выйдешь встретить их?

— Ниротиль выйдет, — ответил старший полководец, отворачиваясь, — государь сам позовет меня. Нет времени на церемонии — ты видел городского инженера?

— Конечно, видел. Говорит, стены сохранились лучше, чем-то, что внутри.

— Похоже на Элдойр, — рассмеялся Ревиар. Впервые за долгое время.

Вокруг стен самой огромной в Поднебесье военной крепости кипела работа. Копали и расчищали рвы, укрепляли стены, счищали даже плесень с камней, словно это могло укрепить их. Элдойр когда-то был выстроен на расчищенных скальных основаниях Предгорья, и место, выбранное для города, представляло собой естественное укрепление: с западной стороны стены почти соприкасались с вздыбленными скалами, обрамляющими путь в высокогорье, с южной стороны стены обрывались в ров, куда стекали нечистоты. В городе не текло рек, кроме ручьев от родников и выстроенных каналов; но ни один из них не подмывал стен.

С восточной же стороны из треугольной крепости выдавалась крепость Мелт Фарбена, достроенная уже позже — словно дополнительный гарнизон, переполненная укрепленными домами и дворами. Всего же в стенах Элдойр было двадцать шесть башен, и, хотя некоторые из них уже пострадали от разрухи, другие сохранились, словно были возведены лишь вчера.

Гвенедор и его воины занимали традиционную для горцев западную часть города, охраняя подходы. В случае поражения жители могли успеть подняться в горы, через западные ворота. Горный Элдойр успел разрастись за время Смуты: здесь были и храмы, и фермы, и отдельно стоящие сторожевые и сигнальные башни — пять боевых и одна, разрушенная, принадлежавшая когда-то роду Герт.

Ниротиль со своими лучниками и мечниками расположился на стенах и в дозорных башнях. Ревиар Смелый предпочитал Ниротиля многим другим воеводам: покладистый с другими полководцами, Ниротиль преображался в строгого воина для своих подчиненных и искренне любил службу, а в его присяге никто не сомневался, невзирая на происхождение. Именно он обратил внимание на сомнительное состояние Стены Позора, иначе называемой Зловонной — юго-восточной угловой стены над сточным рвом с нечистотами. Обычно здесь вешали наиболее отличившихся преступников, и кое-где еще сохранились иссохшие от времени желтые скелеты, болтающиеся в ржавых клетках.

От торопливых шагов воинов-дозорных клетки эти дрожали и мелодично звенели вместе с цепями.

— Помилуй, брат, займись, наконец, стеной! — преследовал Ниротиль испуганного инженера, который почти бегом удалялся от него по упомянутой стене, — воротами цел не будешь!

— Уймись, воевода, — возражал тот, роняя по пути длинные рукава и чертежи, но, однако, стараясь не сбавлять шаг, — мне нужно успеть к кузнецам — на воротах нужны новые решетки, мне нужно успеть к плотникам — для стен нужны леса… и к каменщикам — чем-то придется латать башни. Отстань, брат-воин!

— Провалиться тебе в дыры этих стен, ученая крыса! — звенел молодой голос Ниротиля, не то гневно, не то умоляюще, и гремели по следам инженера его латы, — я требую, чтобы ты немедленно — немедленно, раздери тебя…

— Кажется, он уже второй круг делает, — кивнул Гвенедор на бушевавшего Ниротиля, — поможет ли это работать им быстрее?

— Для тех, кто только несколько дней как увидел горы, они работают очень быстро, — возразил ему Ревиар, — если у нас есть хоть месяц…

— Кто даст гарантию? Хотя бы на неделю?

— Если мы разделимся… и пятьсот воинов отправятся на юг к Флейе… мы задержим их. Осаду Элдойр выдержит.

— Если съесть всех наших лошадей и сожрать крыс, голубей и тараканов! — Гвенедор выругался по-горски, и на него оглянулось несколько воинов, — крепость не выдержит осаду; а что насчет жителей? Здесь нет запасов. Для нового урожая еще рано.

— Мы привезем. С юга. Пусть только Парагин удержится — тогда успеем.

— Чтоб тебя! — Гвенедор воздержался на сей раз от ругани, сжав зубы изо всех сил.

Значимым преимуществом южан была земля, плодородная и возделанная, изобильная и не изможденная засухой. Войска союзников могли держать осаду хоть год, хоть два: единственное, чего боялся Элдойр, помимо эпидемий, так это голода. Зная об этом, южане долго ждали, когда голодная армия займет белый город — ведь только так им представлялся уникальный шанс расправиться с противником раз и навсегда.

Гвенедор осаждал города трижды, и дважды — держал длительную осаду. Отвращение его было связано с пережитым. В самом деле, мало приятного в однообразном, угнетающем нытье желудка, плохой воде, разъезженной грязи и угрюмых соратниках, день за днем, неделя за неделей, месяцами. Еще хуже, если при этом периодически обе стороны совершают вылазки — и тогда скука сменяется постоянной настороженностью, а потом, спустя время — обреченностью.

— Я называю это осадной болезнью, — поделился Гвенедор с Ревиаром, — даже если ты снаружи, то не можешь уйти, словно сам находишься в плену. И отступить нельзя, и воевать нет сил…

— Поэт, — отшутился старший, хотя ему было знакомо состояние «осадной болезни», — ну так что, прикроешь Элдойр, пока я отправлюсь на юг?

— Не раньше, чем подвезешь запас хотя бы на пару недель, — ответил Гвенедор, — и оставь столько же воинов из всадников навести порядок на северных улицах. А Сальбуния?

— Лиоттиэль и Белокурая. Они выступают сегодня ночью.

Они разошлись.

Ревиар улыбался. День обещал быть удачным, солнечным и ясным. Отчего-то на Западе большая часть лета была периодом гроз и штормовых ветров, и только у самых гор выдавались погожие дни с чистым небом.

Несмотря на прохладный ветер, Ревиар с удовольствием прогулялся по городу, на всякий случай осматривая все улицы заново. Он наслаждался приятным днем. В такой день даже заколоченные ставни ничем не напоминали о предстоящих битвах, осадах и потерях.

Ревиар Смелый прошел все войны, которыми славилось королевство Элдойр после падения белого города. Не было такого врага, которого он не попробовал бы одолеть в поединке. Не было таких городов на восточных границах, где хотя бы раз полководец со своими дружинами не отмечал очередную победу. Последние годы выдались на удивление мирными: Ревиар Смелый смог осесть на одном месте, и мог позволить себе такую роскошь, как настоящий дом.

И все же война влекла его больше. Ревиар мог жалеть лишь о том, что он так и не смог постичь прелести мирного времени: после смерти матери Милы он не женился повторно, предпочитая службу при дворе Элдар.

Личным защитником леди Элдар он стал еще в двадцать восемь лет, и это был предмет его особой гордости. Ревиара Смелого знал каждый, кто знал Солнце асуров, и даже те, кто никогда о ней не слышал.

Ревиар был богат, очень богат; никто не мог бы этого сказать, глядя на его аскетичный быт и скромный, обставленный лишь самым необходимым, шатер. Но на подарки полководец не скупился никогда.

— Мой друг, мой друг! — громко приветствовал полководца его старый знакомый, торгующий драгоценными металлами, — что же привело тебя в наш торговый ряд? Я не слышал, чтобы ты любил дарить своим соратницам и подругам золото!

— У меня взрослая дочь, — улыбнулся полководец и поспешил обняться с торговцем троекратно, как того требовали обычаи, — я довольно долго не задумывался о приданом, но ты знаешь, как нелегко расставаться отцу с дочерьми, а она у меня одна.