Магистр ее сердца (СИ) - Штерн Оливия - Страница 21

— Как прошел твой день? — прозвучало глухо.

Алька подалась немного вперед, коснулась легким поцелуем его губ.

— Спокойно. Очень спокойно. Мы обошли дом, не обнаружили ничего пугающего. Аманда и Бертран, как мне кажется, хорошие люди. А еще теперь Телора с дочкой… Откуда они?

Ей показалось, что лицо Мариуса дернулось, на миг сквозь столь любимые черты проступила гримаса отвращения.

— Я нашел их… в башне. Опытный материал…

— Какой ужас, — она гладила Мариуса по щекам, по лбу, разглаживая морщинки, — они не слишком пострадали? Девочка совсем не говорит… и я думала, что маленький пушистый друг будет ей в радость…

— Только в том случае, птичка, если он не опасен. А мы этого не знаем.

Он снова хмурился, и Алька чувствовала, что еще далеко не все сказано. Что-то случилось сегодня, очень нехорошее.

— Ты еще не все мне рассказал, верно? — прошептала она.

От Мариуса так уютно пахло кофе. И еще старыми книгами. Ей хотелось обнять его, прогнать прочь все неприятности, которые только могли обрушиться на магистра Надзора… Только не закрыть его собой. У магистра надзора своя доля, своя ноша.

— Сегодня мне пришлось принять очень тяжелое решение, птичка, — пробормотал Мариус, — я не хотел… говорить тебе, но, видно, честнее будет сказать.

— Говори, — Алька с наслаждением зарылась пальцами в его густые волосы, перебирала жесткие прядки.

— Сегодня я обменял свободу Авельрона на твою безопасность, птичка.

Она даже не сразу поняла, что именно сказал Мариус. Улыбнулась расслаблено, прошептала:

— Ты в любом случае все сделал правильно, я тебе верю…

И запнулась, запоздало осознав, что произошло.

— Т-ш-ш-ш, — он только крепче прижал ее к себе, — послушай… я понимаю, что все это звучит неприятно. Но Авельрону придется еще немного посидеть в башне. К тому же, он все равно еще не здоров.

— Что? — Алька уперлась локтями ему в грудь, — повтори… как ты сказал? Свободу Авельрона на мою безопасность? Но… Мариус…

Голос упал до шепота. А в голове все громче, все более безжалостно бухал пламенеющий молот.

— Как же так? — выдохнула она, — Авельрон… он ведь…

— Он принц, — Мариус все еще удерживал ее, — сегодня я оказался перед выбором: оставить в заложниках Авельрона или тебя. Выбор, на мой взгляд, вполне очевиден.

Алька, все еще не до конца понимая, вглядывалась в его лицо. Да нет же, это просто дурная шутка. Он… не мог так поступить… не мог…

И — словно ледяной душ обрушился на нее.

Еще как мог. И ты, глупенькая, должна была понимать, что за человек, Мариус Эльдор. Он ведь хотел тебе отрубить руки.

Алька сжала виски.

— Подожди… Мариус, но… как же так случилось? Ты не мог… Авельрон, он же…

— Послушай, — его голос внезапно обрел твердость стали, — послушай и пойми. Мне нужно было дать Его Величеству венценосного заложника, чтоб отвлечь от тебя. Но не нужно бояться, Алайна. Авельрон не покинет башню Магистра. Ему никто не причинит вреда. Он будет все это время оставаться у меня, а я уж постараюсь сделать так, чтобы все уцелели.

— Авельрон сделал все, чтобы нас с тобой спасти, — просипела Алька, — а ты его… в заложники.

И, воспользовавшись минутным замешательством Мариуса, вскочила на ноги и сразу отошла в сторону — чтоб не успел схватить за руку.

— Алайна.

— Да, я не понимаю, — горло сжалось в спазме, а глаза защипало, — я не могу понять, как ты мог оставить в заложниках человека… который так нам с тобой помог. Который, в конце концов, мой родной брат. Почему, Мариус? Неужели не было иного выхода?

Мариус выпрямился в кресле, положил ладони на колени и упрямо посмотрел на нее.

— Был, Алайна. Надо было тебя отправить к Сантору. Но я не хочу, чтоб ты была где-то там. Я хочу, чтобы ты была со мной, здесь. Я хочу быть счастливым.

— Не слишком ли высокая цена на твое счастье? — слова вылетели до того, как она их осмыслила.

А когда осмыслила, было уже поздно.

Глаза Мариуса сверкнули гневом, он резко поднялся с кресла, сделал шаг по направлению к ней.

— Нет, — Алька выдернула руку из его пальцев, — нет…

Он теперь смотрел на нее с прищуром, как будто что-то вымерял, взвешивал.

— А на твое? На твое счастье, Алайна? Или ты хочешь сказать, что твое счастье не рядом со мной?

— Я…

Она теперь не знала, что сказать. Только сердце билось быстро-быстро, так и норовя выскочить из груди. Мариус развел руками. Потом устало потер переносицу.

— Послушай, Аля. Я… Возможно, я мог бы придумать что-то получше. Но посуди сама. Твою кандидатуру уже почти подсунули королю в качестве заложницы. Мне нужно было чем-то его отвлечь, чем-то значимым, понимаешь? А твой брат… Прости, но Авельрон все равно будет сидеть в башне до тех пор, пока я не выясню, что с ним. Он вроде бы выздоравливает, да, но… как-то медленно. Не пойму, в чем дело. И не пойму, какова его магия, если она есть. Понимаешь? Ты меня понимаешь, Аля? Он все равно никуда не уйдет из башни, пока…

— Пока ты не решишь, что его можно отпустить, — пробормотала она.

Потом быстро вытерла набежавшие слезы.

Да, вроде бы все выходило правильно.

Да, вроде бы Мариус закрыл ее, заслонил от взгляда его величества.

Но отчего ж так больно? Может быть, оттого, что несправедливо все это? Авельрон собой жертвовал, их спасая. Мариуса спасая… А он… вот так…

"Он был нежен со мной, — вдруг подумала Алька, — но я, выходит, совсем не знала, что он за человек. Человек, который попросту пойдет по трупам, если сочтет это правильным… Он так легко подставил под удар моего брата. Так обоснованно подставил — и только потому, что решил быть со мной".

В голове царил сумбур. Ощущение неправильности и несправедливости всего происходящего. И она совершенно ничего не могла с этим поделать. Только вот гаденькое ощущение того, что совсем поначалу не разглядела Мариуса… а может, и не хотела разглядеть? И внезапно острое, горькое разочарование. И боль оттого, что сердце не желало признавать его в чем-то неправым…

— Ну, птичка… Пастырь. Не дуйся, прекрати. Я клянусь, что твой Авельрон выйдет на свободу сразу же, как я сочту его безопасным.

"Как может быть опасным израненный человек?"

— Устрою ему побег… Или хотя бы дождемся, пока все устаканится между землями. Мы ведь не знаем, что там твой папенька надумает. А так-то… Авельрон у нас, и войны точно не будет. Никто не пострадает. Надеюсь…

Он говорил, и говорил, и говорил.

Алька слушала и понимала едва ли десятую часть. В основном о том, что обстоятельства так сложились, и что прикрывал Мариус как раз ее, Алайну Ритц… А ей казалось, что он прикрывал собственное желание иметь ее рядом и так запросто пожертвовал ее же братом, который так много для них сделал. В конце концов, на время он мог бы отпустить и ее, и Авельрона к отцу… Но предпочел поступить так, как поступил.

— Ну что, мир? Не сердишься?

Алька вяло трепыхнулась, когда Мариус обнял ее, прижимая к себе спиной. И сказала:

— Нет, не сержусь.

— Алечка…

Он прерывисто выдохнул в ее макушку.

Она не шевелилась, ожидая, когда отпустит.

И только, когда руки Мариуса медленно и бессильно упали вдоль тела, словно кровавая пустота разверзлась в груди.

"Нет, не отпускай" — почти выкрикнула она, но…

Почему-то промолчала. А потом тихо обронила:

— Аманда, наверное, ужин будет подавать. Пойдем… Ты, верно, устал.

— Алайна…

— Да, пойдем, пожалуйста…

И выбежала из кабинета. Внутри все скручивалось, сжималось, разрывалось клочьями. И вроде бы не поссорились. И вроде бы он все объяснил. А перед глазами все равно лицо Авельрона, чистое, такое благородное…

Ужин прошел в тягостном молчании. За неимением других продуктов Аманда приготовила омлет, Алька ковырялась вилкой в тарелке и смотрела, как Мариус методично, ловко орудуя ножом, отрезает пухлые бледно-желтые ломтики и кладет их в рот, запивая водой. Покончив с омлетом, он бросил на Альку взгляд — потускневший, блеклый, ничего не говорящий — и, поднявшись, вышел прочь. Алька, застыв, так и осталась сидеть, глядя ему вслед. Вот так. Не поссорились, но он почувствовал, что что-то не так. И ушел заниматься делами.