Страж ее сердца (СИ) - Штерн Оливия - Страница 12

Мариус отставил вино. Беседа перестала быть расслабляющей и приятной.

— Так, а что я могу сделать? Ты хочешь, чтобы я попробовал посмотреть на Око Порядка?

— Почему бы и нет? Все знают, Магистр благоволит к тебе. Ты ему как сын…

— Ну да, именно поэтому он и отправил меня в эту дыру, Роутон.

— Там Пелена близко, а магистр тебе доверяет. Что он тебе велел, Мариус? Проредить поголовье двуликих? Но ни слова не сказал о том, кого именно касается Проклятие. Клянусь, я перепроверил больше двухсот человек. Все, вот все, чьи предки ушли с Риверроном — все опечатанные. А ты уверен, что Око Порядка — если оно существует — черпает силу в опечатанных, м? Да и вообще, сколько лет Магистру?

— Все. Довольно, — Мариу поднялся из-за стола, — я… Фредерик, ты умный человек, я знаю. Но то, что ты мне сейчас говоришь, это…

— Это ересь, — Фредерик хмыкнул, — если на меня донесут, то все. Но мне нужно было, понимаешь? Нужно было тебе об этом сказать. И завтра мы тоже об этом поговорим. Я нашел в архиве, в самом пыльном закоулке, копию дневника Максимуса. Сегодня ночью буду разбираться, что к чему. И, знаешь, может статься так, что вся наша с тобой картина мира возьмется трещинами и осыплется, как раз в те самые нижние слои астрала.

— Все. На сегодня — все, — уверенно повторил Мариус, — если бы я тебя не знал так хорошо, то решил бы, что ты либо пьян, либо сошел с ума.

— Я могу показать…

— Не надо. Завтра еще обсудим. Где мне спать ложиться?

Фредерик посмотрел на него беспомощно и даже обиженно.

— Гассет тебя проводит. Доброй ночи, Мариус. Да, завтра поговорим еще.

Крагхи его дернули, копаться в архивах, думал Мариус, вертясь на шелковых простынях. Мягкая магия арвейгерского десятилетней выдержки закончилась, и теперь, окончательно протрезвев, Мариус с тоской думал о том, куда и зачем лезет Фредерик. Зачем — оно понятно, интересно. А вот куда… У Надзора на подобные вещи смотрят строго и просто: шаг в сторону от утвержденного догмата — ересь, подлежащая немедленному уничтожению. И все годы, пока из него готовили Стража, наставники день за днем твердили: война всколыхнула нижние слои астрала, Проклятие двуликости именно оттуда, как и Пелена, как и крагхи вместе с их ужасающим роем. А Фредерик, вон, откопал, что все Двуликие — потомки тех, кто, возможно, остался за Пеленой. Попроси, Мариус, показать Око Порядка, хм…

Понимая, что заснуть так и не удастся, Мариус сел на постели, потер виски. Фредерик говорил, что будет всю ночь работать, читать копию дневника. Надо бы его навестить, а заодно и посмотреть, что он там нашел.

В спальне было темно, лишь в углу, на подставке, мягко золотились лайтеры в стеклянной колбе. Окно выходило во двор, и о раму легонько царапались ветви деревьев. Если не присматриваться, то кажется, будто кто-то прячется в плетении теней… Мариус выдохнул. Какой вздор. В Эрифрее — Око Порядка, а число двуликих практически сведено к нулю.

Он нащупал на спинке кресла халат, ногами — мягкие домашние туфли, и поднялся. Сна ни в одном глазу. И легкое разочарование, досада в душе: думал, что в компании Фредерика забудет о своих, домашних сложностях, а друг подбросил ему такое, что даже думать об этом опасно.

Он дернул на себя дверь и вышел в коридор.

Дом был немаленьким, и это красноречиво говорило о богатстве предков Фредерика: сколько золота нужно отсыпать за такой большой участок почти в центре Эрифреи. Спальня и кабинет архивариуса располагались в другом крыле, и Мариус пошел туда. Неслышно, ноги утопают в мягких ковровых дорожках, вдоль стен тускло светятся фигурные колбы с лайтерами. И именитые предки таращатся с портретов, провожая гостя недовольными взглядами.

В доме царила ватная тишина, и Мариус досадливо поморщился: спать бы да спать. Но нет, мысли крутятся в голове, то о двуликой, оставшейся в доме, то о мальчике, которого предыдущий приор Роутона оставил без средств к существованию, но больше всего — о странных открытиях Фредерика. Крагхи его дернули все это читать. И ведь что самое противное, понимаешь, что все это может оказаться правдой, а то, что внушали наставники — ширмой, прикрывающей нечто очень важное, то, о чем не хочет говорить Магистр. От осознания этого под ложечкой противно скребся страх сродни тому, что бывает у человека, стоящего на самом краю обрыва. Одно неверное движение и ты летишь… в бездну.

До кабинета Фредерика оставалось совсем чуть-чуть, когда Мариус услышал звук разбивающегося стекла. И следом — крик, тут же оборвавшийся.

— Фредерик… — выдохнул Мариус.

Ну знал же, знал, что добром все это не кончится. Чувствовал…

Один удар сердца на то, чтобы сбросить на пол халат.

Еще один — на то, чтобы одним прыжком достичь двери, ведущей в кабинет.

Он не боялся. Даже без оружия Страж Надзора способен в одиночку размолоть в фарш с десяток особей роя, а крагхов и того больше. Умения, вколачиваемые годами, брали свое, и тело работало быстрее мыслей.

Дернул на себя дверь, нырнул в кувырок, но, уже вскакивая на ноги, разрезая пространство комнаты зеленоватыми лезвиями собственной магии, понял, что опоздал. Только крылатая тень мелькнула в распахнутом настежь окне. Мелькнула — и пропала в ночи. Остался цветастый ковер на полу, на котором стремительно ширилось темное пятно. И в нос ударил тошнотворный запах крови и внутренностей.

— Фредерик.

Он и сам не понял, как оказался на коленях рядом с другом. Фредерик лежал навзничь, глаза закатились, зажимал руками живот. Мариус с трудом развел сведенные судорогой, окровавленные пальцы — и понял, что все. Никто не успеет помочь. Да и не смог бы никто.

Тварь, забравшаяся в дом архивариуса, выпотрошила его как свинью в мясницкой лавке. Ошметки плоти мешались с ошметками шелковой пижамы. Фредерик еще дышал, хрипло, быстро, как будто ему не хватало воздуха, голова запрокинута, и лицо даже не белое, серое, губы посинели.

— Фредерик, — выдохнул Мариус, — как же так.

В самом деле, как же так? И откуда взяться твари в самом сердце земель Порядка? Двуликий? Но почему его понесло именно сюда? Случайность или нет?

Он стоял на четвереньках над умирающим другом, горло сжималось в спазме. От беспомощности хотелось выть и биться головой о стену, а потом выйти и убить кого-нибудь, разнести к крагхам квартал, выковыривая из всех щелей двуликих, полосуя их на ремни. Мариус подсунул руку под затылок Фредерику, приподнял его голову, хотя — все зря, ничем уже не помочь. И не с его слабенькой целительной магией. Пульс просто зашкаливал, дыхание застревало в груди.

— Фредерик.

Бледные веки дрогнули, и внезапно друг открыл глаза, уставился на Мариуса мутным от боли взглядом.

— Мариус… — тяжелый, судорожный вздох. — Око… нет… его…

И дыхание оборвалось. Все.

По телу Фредерика пробежала быстрая судорога, и он обмяк.

Мариус осторожно опустил голову друга на ковер и поднялся на ноги. С трудом осознал, что штаны на коленях пропитались кровью, и теперь липнут к ногам. Нужно было вызывать стражей порядка, а заодно и стражей Надзора. Ведь очевидно, что Фредерика убила двуликая тварь. Но почему? Мысли скакали, словно сыплющиеся из мешка горошины. Почему именно Фредерик?

Он быстро осмотрелся. Никаких признаков борьбы, только хлопает оконная рама и стекла разбиты. Фредерик ничего не успел сделать, он просто сидел за столом и читал, делая заметки. Тварь попросту смела его со стула, исполосовала когтями живот, выдирая внутренности… И все, улетела птичка.

Мариус подошел к письменному столу, на котором остался кровавый след. Фредерик говорил, что будет читать дневник Максимуса… Но дневника не было. На полу валялся скомканный лист бумаги, Мариус бездумно поднял его, разгладил. Там четким, бисерным почерком Фредерика были сделаны какие-то заметки, набросок карты…

"Точка притяжения", — прочел Мариус.

Кусок карты на диво напоминал предместья Роутона. Там, где вздулся пузырь Пелены.