Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 30

Во второй раз, брат разозлился тогда, когда, пытаясь разглядеть поближе мой перстень, не смог прочитать надписи на английском языке. Он с такой силой ударил кулаком по столику с фруктами, что он тут же раскололся на кусочки. Испугавшись, что он испортит дорогое моему сердцу украшение, я поспешила отобрать его у него, взамен пообещав заняться с ним изучением этого мелодичного и очень красивого на слух языка.

Ну а в третий раз…

Никогда прежде, даже в самом страшном сне, я ни за чтобы не представила себе, что могу испытать леденящий кровь ужас, какой пережила прошлым вечером по вине временами совершенно неуравновешенного брата.

В Гызылдаге, как и во многих соседних государствах, в эти дни отмечался замечательный и один из самых любимых праздников — чествование весны-Новруз Байрамы. Очень много традиций было связано с этим совершенно особенным, замечательным празднеством: повсюду устраивались песни и пляски в которых одинаково принимали участия как зажиточные люди, так и бедняки. Выпекались особые сладости: шекербура — символизирующая луну, пахлава — которую сравнивали со звездами и гогал, который означал солнце. Вместе с зажженными свечами, эти вкусности украшали огромный поднос-хончу, в центре которого непременно стояло небольшое блюдо с главным атрибутом Новруза — семени — специально пророщенными семенами пшеницы, символизирующими изобилие и достаток. Так сразу и не перечислить всех развлечений, устраиваемых народом: подбрасывание шапок под соседские двери, хождение по канату, различные бои, в которых участвовали лучшие борцы округи — пехлеваны, конные игры — човган… но, пожалуй, самым интересным было разжигание огромного костра, через который принято было перепрыгивать, тем самым сжигая в огне все горести и беды и очищаясь для новой жизни.

Поддавшись на уговоры, как только стемнело, брат согласился сопровождать меня за пределы дворца, чтобы, оставаясь неузнанными переодевшись в костюмы крестьян, принять участие во всеобщем веселье.

Поначалу, все было прекрасно: мы посмотрели замечательные уличные спектакли с участием традиционных новрузовских персонажей: кесы (плешивого) и кечала (лысого); подбросили шапки под двери пары домов, и нам вернули их полными различных угощений, которыми мы весело угощали друг друга и собравшихся вокруг нас ребятишек; устроили настоящее состязание по битью выкрашенных в яркие цвета вареных яиц.

Давно не чувствующая себя такой счастливой, я впервые за долгое время вдыхала воздух полной грудью радуясь и веселясь вместе со всеми, как дитя, совершенно не замечая, какими глазами смотрят на меня окружающие юноши и мужчины, понятия, не имеющие кто перед ними, принимая меня за равную.

Но Джабир, в отличие от меня, все замечал, и с каждым брошенным в мою сторону взглядом становился все замкнутее и раздраженнее.

Когда пришла пора разжигать праздничный костер, вокруг него с интересом собралась огромная толпа. Запел ашуг, и мы, присев кто на камень, а кто прямо на земле, с брошенными на нее небольшими расписными ковриками, как завороженные ловили чарующие звуки сначала его инструмента, а затем и красивого голоса. Он пел очень распространенную в народе песню "Сары гелин" — "Золотоволосая невеста", и в голосе его явно ощущался надрыв, как если бы эта песня была о нем:

"Концы волос не заплетают,

Мокрым, цветок не срывают,

Золотоволосая невеста.

Не отдадут тебя за меня,

Как бы мне дожить до дня,

Когда смогу увидеть лик любимой,

Золотоволосая невеста…"

Печальная песня рассказывала о любви юноша мусульманина к светловолосой девушке-христианке, который понимая, что им никогда не быть вместе спрашивал у Всевышнего: "Что же мне делать? Горе мне"

От избытка чувств я повернулась к брату, когда случайно перехватила его взгляд, направленный на мое лицо и было в нем столько щемящей тоски, что мне стало не по себе. Желая узнать причину, по которой его настроение так изменилось я положила ладонь поверх его рук, но он, грубо скинув ее быстро вскочил и поспешил отойти от меня подальше.

Мне стало обидно, правда ненадолго, так как в этот момент песня закончилась, и настало время освободить место вокруг костра для нового обряда. В предвкушении развлечения я вновь посмотрела на брата, но он молча стоял в стороне от всех как завороженный, не отрывая глаз от взметающего в небо искры огромного костра-тонгала. Разбившись на пары, все ждали, когда пламя немного уменьшится, и можно будет разбежавшись прыгнуть через него попутно загадав свое самое заветное желание.

Ко мне подошел розовощекий юноша с едва пробивающейся растительностью на лице. Весело улыбаясь, он предложил составить ему пару и дождавшись своей очереди прыгнуть вместе. И тут, произошло то, что мне не забыть никогда: к нам подскочил разъяренный Джабир, который заявив, что я в паре с ним, потащил меня к костру. Я не понимала, что произошло с внезапно изменившимся братом, совершенно не обращающим внимания на то, что пламя было еще достаточно высоким и никто не рисковал через него прыгать.

Крепко сжав мою руку так, будто он твердо вознамерился переломать мне пальцы, брат велел:

— На счет три — прыгай.

Это было самоубийством, и я разумеется отрицательно замотала головой, давая понять, что ни за что не сделаю того, чего он от меня ждет. То, что это была не просьба, а приказ, я поняла не сразу. Взбешенного Джабира не интересовал мой отказ. Разбежавшись и чуть ли, не волоча за собой, он высоко прыгнул над яростным пламенем увлекая в огонь и меня. В момент прыжка, рука его несколько ослабила хватку и этим не преминул воспользоваться тот самый юноша, подбежавший совсем близко и резко дернувший меня назад спасая от верной гибели. Повалившись на землю, я не сразу поняла, что край моего платья, которого успели коснуться языки пламени загорелся. В панике закричав, я едва не сошла с ума от ужаса, когда кто-то не растерявшись накинул на меня сверху шерстяную ткань, быстро потушив огонь.

Оглушенная, плохо соображающая я все еще сидела на земле пытаясь восстановить дыхание и успокоить сердцебиение, когда произошло нечто совершенно из рук вон выходящее. Привлеченная громкими криками я подняла голову и увидела, как благополучно перелетевший через костер Джабир, выхватив из-за пояса кинжал, с перекошенным от ярости лицом набросился на моего спасителя только за то, что тот осмелился нарушить его планы.

Превозмогая боль от падения, пришлось вскочить и попытаться вмешаться, чтобы не дать произойти несправедливости, но, к счастью, меня опередили. Все присутствующие крестьяне как один сплотились возле юноши, не давая брату приблизиться к нему. Трое особо крепких парней набросились на Джабира сзади и вырвав из его рук смертельное оружие, швырнули на землю. Праздник был испорчен и, теперь, спасать от разъяренной толпы нужно было уже нас.

— Не надо. Пожалуйста. Мы уже уходим, — вытянув вперед руки завопила я, пытаясь перекричать рой возмущающихся голосов, предлагающих связать нарушителя порядка и отвести его на суд к кади (судье). Не сложно представить, какой катастрофой мог обернуться этот факт, если бы выяснилось, что нарушитель — ханский наследник. От гнева отца, его не спасло бы уже ничего.

Удивительно, но на этот раз нам повезло. Седой как лунь старик, видимо один из старейшин — аксакалов, выступил вперед и ткнув в нашу сторону слегка трясущимся от возраста пальцем, велел:

— Уходите отсюда. Не знаю, откуда вы здесь появились, но мы не позволим, чтобы из-за вас омрачился столь долгожданный и веселый праздник, которого каждый из нас ждал с таким нетерпением целый год. Идите и никогда больше не возвращайтесь.

Толпа расступилась, когда я под руку с бросающим по сторонам яростные взгляды Джабиром, проходили сквозь нее. Всю дорогу до дворца, мы так больше не произнесли ни звука, и лишь у самых ворот, когда несколько остывший Джабир попытался со мной заговорить, я со злостью ударила его по лицу и толкнув в грудь, процедила сквозь зубы: