Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 28

Девочка со сказочными темно-фиалковыми глазами часто являлась ему во сне. Протягивая руки, она молча просила его о помощи. Лица ее он почти не помнил, но был абсолютно уверен, что узнает ее даже из тысячи, так как с той самой встречи больше четырех лет назад, между ними возникла совершенно необъяснимая внутренняя связь, благодаря которой он чувствовал ее так, будто бы она совсем рядом в соседней комнате. И, чем ближе он сейчас к ней становился, тем тревожнее становилось внутри, словно он мог физически чувствовать опасность, угрожающую ей.

Едва ступив на твердую землю, первое, что он сделал это отправился на поиски дворца Ибрагима-паши, где, по признанию девочки она тогда служила. Но, в доме визиря его ждало разочарование — служанки с такими приметами в доме не было. Напрасно он предлагал привратнику большие деньги за любую информацию о ее местонахождении, тот стоял на своем — такой девушки он не встречал.

Разочарованный Райтон машинально поглаживающий палец, на котором уже давно не было перстня огляделся по сторонам: Где же ее теперь искать? Как помочь?..

ГЛАВА 20

— Шайтан тебя разорви, — Джабир с силой отшвырнул в сторону пустую шкатулку, которая ударившись о каминную решетку, раскололась на кусочки.

Выходит, Фарах была права утверждая, что его мать шантажировали злосчастным портретом. И, еще до того, как сестра назвала имя осмелившейся покушаться на ее жизнь и так подло подставившей его мать, Джабир, в глубине души уже знал, у кого могло хватить наглости и самоуверенности на нечто подобное.

"Наргиз" — произнесли они одновременно, только сейчас удивившись тому, как долго наложнице удавалось водить их за нос.

Убедившись в исчезновении портрета, первое, что сделал Джабир это обрушился на головы незадачливых охранников. Прекрасно знающие на что способен их господин в гневе, они не стали отпираться, а честно признались в том, как стали жертвами очередного обмана дерзкой фаворитки. Разумеется, рассчитывать на снисхождение они не смели, да им бы его никто и не дал. Разъяренный донельзя, Джабир велел стражникам бросить провинившихся в зиндан, собираясь решить их судьбу позже. Теперь же, у него было куда более важное дело, откладывать которое на потом было нельзя. Спустившись по крутой лестнице на женскую половину, Джабир ворвался в святая святых — гарем.

Не обращая ни малейшего внимания на создавшийся при его появлении переполох, он, не задерживаясь поднялся на этаж фавориток и пинком распахнув дверь комнаты Наргиз, вбежал внутрь запретив впускать кого-либо внутрь. Его беспокойство можно было понять: никто не должен был видеть проклятого клочка бумаги, из-за которого его мать едва не лишилась жизни. Но, напрасно наследник сейчас собственноручно сбрасывал на пол разноцветное тряпье и украшения — злосчастного портрета нигде не было.

Зарычав подобно раненному зверю, не заботясь о том, что безжалостно топчет великолепные наряды, на пошив которых ушли метры редчайших тканей и недели кропотливой работы искусных мастериц, он покинул разворошенную комнату и бросился на поиски ее хозяйки.

Ничего не понимающие обитатели гарема в испуге разбегались по сторонам, из страха быть снесенными разъяренным ханзаде, как ураган носящимся по помещениям.

А в это самое время, возле одной из прачечных, куда пришла Зейнаб, чтобы по приказу хана переодеться в одежду служанки — бикеч, между нею и словно джинн появившейся из ниоткуда любимицей сына Наргиз, состоялся прелюбопытный разговор:

— Так и знала, что застану тебя здесь, старая ведьма. Считала себя умнее всех? Посмотри, до чего довело твое высокомерие, — Наргиз уперла руки в бока и весело рассмеялась, — теперь ты рабыня, которая, если прикажу, будет лизать мне пятки до конца своих дней.

Зря она так, ведь как известно те, враги, которым больше нечего терять — самые опасные. Без предупреждения, Зейнаб наотмашь ударила дерзкую наложницу по лицу. Выше ее ростом на целых полторы головы и сильнее физически, опальная мать наследника была не из тех женщин, что когда-либо забывали или прощали оскорбления и неповиновения своей воле. И, пусть, сейчас она всего лишь "бывшая" правительница гарема, очень скоро, когда сын по праву займет отцовский престол, она вновь вернет себе былую власть, и тогда трепещите те, кто посмел насмехаться над ней. Она потопит великолепный "Гюльбахче" в море крови своих врагов.

Не ожидавшая подобного, Наргиз упала на каменные плиты больно ударившись головой. Ее соперница, не ставшая дожидаться пока она придет в себя и начнет звать на помощь, набросилась на нее со всей яростью, накопившейся за то время, что ей пришлось терпеть унижения по вине этой дряни. Раз за разом, методично наносила она удары по лицу своей жертвы, не имеющей сил увернуться от кулаков соперницы, и лишь тихо поскуливающей от нечеловеческой боли, пронзающей тело с каждым точным попаданием.

Позади послышались шаги, но Зейнаб, целиком и полностью поглощенная давно лелеемой в мечтах расправой, не обратила на них никакого внимания, как вдруг какая-то неведомая сила оторвала ее от жертвы и оттолкнула в сторону.

Кровавая пелена, застилающая глаза, мешала разглядеть того, кто осмелился на подобное, но до боли знакомый голос, раздавшийся совсем рядом, быстро привел в чувства и успокоил:

— Оставьте немного удовольствия и мне, матушка, у нас с Наргиз накопились еще не завершенные дела.

Решимость, написанная на лице сына, успокоила Зейнаб. Она не сомневалась, что еще до конца дня, впитавший с молоком матери страсть к жестокости и убийству, ханзаде сделает все необходимое, чтобы его валиде могла спокойно спать этой ночью. С негодяйкой будет покончено.

Ободряюще похлопав сына по плечу, Зейнаб, словно растеряв разом все свои силы, устало поплелась прочь. Не стоит давать повода Бану обвинить ее в очередном преступлении.

Евнухи и служанки пытались было подойти ближе к пострадавшей, но резкий приказ: "Убирайтесь вон" — заставил их немедленно позабыть о происшествии и вернуться к прерванным делам. Никто под страхом смерти не осмелился бы противоречить ханскому наследнику, решившему наказать свою рабыню. Ее жизнь была в его руках, и только он имел право ее казнить или миловать.

Бросив взгляд через плечо и убедившись, что поблизости не осталось ни единой души, Джабир, подхватив израненную девушку на руки, вынес ее на небольшой задний балкончик, расположенный прямо над зияющей пропастью, откуда прачки имели обыкновение сливать грязную воду вниз. Положив наложницу на широкие перила, он взглянул на ее распухшее, ставшее почти неузнаваемым лицо. Левый глаз полностью заплыл, кровавые полосы, оставленные ногтями родительницы, испещрили практически все лицо и шею, изуродовав ту, которая еще совсем недавно считалась одним из главных украшений гарема. До самого последнего момента надеющаяся на то, что Джабир пришел ее спасти, девушка сильно вздрогнула, когда услышала слова, произнесенные ледяным тоном:

— Где портрет?

Не будь она в подобном состоянии, Наргиз наверняка бы изобразила возмущение и постаралась бы убедить высокородного возлюбленного в своей невиновности, но сейчас, находясь над пропастью, чувствуя дыхание смерти на своем лице, девушка смогла лишь прошептать:

— К-карман…

Не слишком церемонясь, Джабир, придерживая ее одной рукой чтобы не свалилась раньше времени, другой, ощупал одежды жертвы, найдя в потайном кармане то, что с таким упорством искал. Развернув портрет и убедившись, что это именно он, молодой господин облегченно вздохнул и улыбнулся.

Наблюдая за наследником единственным уцелевшим глазом, Наргиз была поражена той гамме чувств что отразилась на его лице за то коротенькое время, когда его глаза жадно всматривались в улыбающееся черно-белое изображение: нежность, страсть, любовь, отчаяние…

Словно борясь сам с собой, Джабир то подносил листок к глазам, то проводил по нему рукой. Но вот, он кажется определился, так как в последний раз взглянув на изображение, он, зажмурившись словно от невыносимой боли, разорвал его пополам, а затем еще раз пополам… и так до тех пор, пока от проклятого портрета не осталось ни единого клочка.