Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 27

Зейнаб вздрогнула. Тон хана не предвещал ничего хорошего, он велит казнить ее и той же ночью поспешит утешиться в объятиях Бановши, сейчас сидевшей по левую руку от него и чуть позади, как было предписано в священной книге. Зейнаб уже давно мешает им, и сейчас, они наверняка воспользуются удобным предлогом и уберут ее. Ну и пусть. Лишь бы Джабир был в безопасности. Ради сына, она готова принять смерть тысячу раз.

Тем временем, Шахбаз-хан продолжал:

— Будь ты простой служанкой, Зейнаб, давно бы лишилась головы за свой промах, но, ты — мать моего наследника, а значит имеешь право на некоторое снисхождение, тем более, что об этом меня попросила и моя дорогая Бану, — он с нежностью взглянул на скромно сидящую фаворитку, которая довольно зарделась под пылким взглядом возлюбленного. Глядя на их нежности, Зейнаб едва не стошнило прямо на бесценные ковры, устилающие пол. Стараясь не показать слабости, он не сводила глаз с лица хана, провозглашающего ее приговор:

— Тебе будет сохранена жизнь, Зейнаб, более того, ты сможешь остаться во дворце, но… — он сделал многозначительную паузу, чтобы она смогла в полной мере осознать каждое произнесенное им слово, а затем продолжил, — управлять гаремом, отныне, ты не будешь. Обязанности баш кадыны, с этой самой минуты будет нести Бановша. Это ее приказы, вы будете выполнять беспрекословно, словно они мои, понятно?

Зейнаб бросила быстрый взгляд на соперницу, ожидая увидеть на ее лице торжество, и была несказанно удивлена, когда не увидела на нем ничего иного, как невероятное изумление и недоверие. Судя по всему, хан не счел необходимым поставить фаворитку в известность относительно своих решений, и она сейчас была удивлена и возмущена не меньше, чем сама Зейнаб.

Однако, решения хана были окончательными и обжалованию не подлежали. Никто не смел открыто возражать его воле, а потому, Бану пришлось скромно опустить голову вниз, надеясь получить от него объяснения ночью, когда он по обыкновению призовет ее к себе.

Мама и Зейнаб ханым были не единственными, кого решение хана повергло в изумление. Мы с братом переглянулись, и можете поверить, мысли что я прочитала на его лице, были абсолютно идентичны моим: ничего хорошего такая смена власти не сулила. Привыкшая повелевать, Зейнаб вряд ли когда-нибудь смирится с потерей статуса, а значит нам следует приготовиться к провокациям и грязным играм исподтишка.

Сославшись на внезапную головную боль, я поспешила покинуть ханские покои. Мне нужно было как следует обдумать ситуацию и решить, как действовать дальше. С этими мыслями я вернулась к себе, где как оказалось уже давно дожидалась моя верная Марал, с подробным отчетом о том, что ей удалось выяснить, и по мере того, как она говорила, мои глаза расширялись все больше и больше. С трудом заставив себя дослушать до конца, я вскочила:

— Немедленно разыщи ханзаде Джабира и передай, что я жду его на галерее, нам срочно нужно кое-что с ним обсудить.

— Слушаюсь, госпожа, — исполнительной Марал не требовалось никаких дополнительных объяснений, и можно было не сомневаться, что она в точности выполнит все, что ей поручено. Поклонившись, она выскользнула за дверь, в то время как я, подойдя к огромному, оправленному в золото зеркалу, уставилась на свое отражение: "Что же мне делать?"

Я отчаянно нуждалась в совете, но к сожалению мой безмолвный двойник ничем не мог мне помочь, лишь покорно повторяя каждое мое движение, тревожно вглядывался мне в лицо.

Так и не дождавшись ответа, я пригладила растрепавшиеся косы и, глубоко вздохнув, вышла за дверь.

* * * * *

— Валиде, — выбежав вслед за матерью, окликнул Джабир, но женщина не обернулась, напротив, будто предчувствуя, что сын попытается ее догнать, она ускорила шаг. Напрасно. Если Джабиру было что-то нужно, остановить его не смог бы никто. Преградив матери путь, он опустил руки на ее плечи, не давая возможности отвернуться.

— Что тебе нужно, Джабир? Разве тебе недостаточно тех унижений, через которые мне пришлось пройти? — голос женщины звучал непривычно глухо и устало. Юноша с удивлением заметил перемены, произошедшие с ее внешностью всего за несколько дней: яркая медь волос потускнела разбавленная тут и там появившимися пока еще редкими, но все же седыми волосами; яркие глаза утратили свой блеск, а вокруг них пролегли фиолетовые тени; некогда высокий и гладкий лоб избороздили морщинки, и одна, наиболее заметная складочка засела вертикально между бровей, придавая некогда красивому лицу скорбное выражение.

— Унижений? Валиде, вы забыли в чем вас обвиняли? По-вашему, покушение на жизнь моей сестры не заслуживает наказания? Да вы должны быть благодарны, что хан сохранил вам жизнь.

— Жизнь? По-твоему — это жизнь? — она указала на себя и на то плачевное состояние, в котором находилась. — Женщина, что когда-то отобрала у меня любовь супруга, теперь забрала и должность, которую я несла на плечах столько лет. Неблагодарная. Если бы не я, ее ненаглядная доченька сейчас бы кормила могильных червей, а не строила козни за моей спиной.

Джабир опешил:

— Что значит "если бы не я", валиде? О, только не пытайтесь уверить и меня, как остальных в своей невиновности, вы сами устроили то покушение.

— Устроила покушение? — горько усмехнулась женщина. — По моему приказу Гюльсюм пыталась остановить убийцу, а не глупо подставляться перед всеми, и не ее вина, что убийца оказалась умнее и проворнее и смогла перевернуть все так, чтобы все подозрения пали на меня.

— Если все так, как вы говорите, почему же вы не рассказали ничего повелителю? Вот, поглядите, — он указал на двери ханских покоев, находящихся в двадцати шагах от них, — отец сейчас там, пойдите и расскажите ему правду.

— Я не могу, — женщина опустила голову, чтобы скрыть две слезинки, скатившиеся по ее щекам вниз, — просто не могу.

— Но…

— Ханзаде, — послышался легкий шорох шелковых одежд, и словно ниоткуда рядом с ними материализовалась тонкая фигура новой служанки Фарах. Понизив голос так, что он с трудом понимал то, что ему говорят, девушка произнесла, — госпоже нужно срочно сообщить вам что-то очень важное, она ждет вас на галерее.

Услышанного было достаточно для того, чтобы Джабир моментально забыл о разговоре с родительницей и немедленно отправился на встречу с той, кого его мать ненавидела всеми силами своей души.

— Беги, глупец. Беги на встречу с той, что станет твоей погибелью, и не говори потом, что я тебя не предупреждала, — топнув ногой, прошептала Зейнаб.

Она осталась совсем одна. Тот гарем, что раньше дрожал при одном лишь упоминании ее имени, теперь наверняка ополчится против нее. Каждый, кто хоть сколько-либо пострадал от приказов или действий баш кадыны, теперь будет жаждать ее крови, и она, уставшая от жизни с радостью помогла бы им в этом, но ради сына, ей придется собрать всю волю в кулак и заставить поверить каждого обитателя гарема в то, что она все еще у руля власти, и способна превратить их жизни в настоящий кошмар. Что же касается тех, кто осмелится сомневаться… о, их участь известна — острый клинок прямо в сердце. Зейнаб ханым никому не позволит играть с собой и, кажется есть у нее на примете первая жертва.

* * * * *

Это был последний раз, когда он по поручению министерства высаживался на османском берегу, больше его из дома и калачом не выманишь. Лайла подрастала, превращаясь в совершенно неуправляемого ребенка. Предоставленная самой себе, лишенная материнской ласки и частенько разлучающаяся с отцом, вынужденным надолго покидать ее по секретным государственным делам, она росла не воспитанной юной леди, какой предписывалось быть дочери графа, а настоящим сорванцом, лазающим по деревьям, стреляющим из рогатки по голубям и вечно таскающим в дом всякую живность: от ящериц и лягушек до бездомных котов и бродячих собак…

Внешне, девчушка все больше становилась похожей на мать, от чего у Райтона не раз защемляло сердце, ведь именно в этом возрасте он впервые познакомился с юной Мирабель Бересфорд, тайная любовь к которой, долгие годы терзала его сердце и будоражила кровь. То, что Мирабель оказалась не ангелом, которым он ее считал, а самым настоящим демоном из преисподней очень сильно сказалось на его дальнейшем отношении к представительницам женского пола — им он больше не доверял. Хотя… одной бы он все-таки доверился. Именно из-за безотчетного желания увидеть ее еще раз, он и согласился на это не слишком приятное, многонедельное путешествие.