Покажи мне, зеркало… (СИ) - Нури Ирада - Страница 13

— А потом? Ты не думала, что будет потом? Что он будет делать с тобой каждую ночь?

— К каждую ночь? — так далеко я не загадывала.

— Да, каждую ночь? Твой муж, — продолжая вкрадчиво говорить, Джабир приблизился, и о ужас, положил обе руки мне на грудь, сжав едва заметные выпуклости, — будет трогать тебя вот так. А затем…

Я не хотела знать, что было затем. Мне было больно и ужасно неприятно. Я попыталась вырваться, но он уже спустился к талии и сейчас с силой притянул меня к себе не давая пошевелиться:

— Он будет делать с тобой все, что пожелает, дотрагиваться до потаенных мест, которые ты не решаешься показать даже самой себе. Он будет… — по-прежнему сжимая меня как в тисках, брат вновь склонился надо мной. Он языком провел дорожку от моей шеи до виска, вызывая внутри острое чувство отвращения.

Вся жирная пахлава, которую я успела проглотить на празднике поднялась к самому горлу. Тошнота разрасталась с такой силой, что контролировать ее было уже невозможно. Увидев губы брата, тянущиеся к моим губам, я поняла, что — это конец. За миг, до того, как он успел ко мне прикоснуться, меня вывернуло прямо на него.

Не ожидавший подобного Джабир отскочил от меня сыпля проклятиями. Очутившись на свободе, я не стала дожидаться пока меня снова схватят, а понеслась прямиком во дворец, где, как оказалось меня уже вовсю разыскивали по поручению отца.

Я инстинктивно чувствовала, что не стоит никому рассказывать о случившемся, отделавшись общими фразами о пахлаве на все мамины причитания. Наспех вымывшись и переодевшись в специально выбранные одежды пурпурного цвета, менее чем через час я в сопровождении евнухов и служанок входила в покои отца, в которых помимо моего уважаемого родителя находились Ибрагим-паша с сыном, шейх-уль-ислам Мехди Фарзали, пара советников отца, мои братья, рожденные от других наложниц… и Джабир, успевший, как и я вымыться и сменить одежды. Держась несколько поодаль от остальных, он в эту минуту был мрачнее тучи.

При моем появлении он вскинул голову, не произнося при этом ни звука. Наверное, ожидал, что я пожалуюсь отцу на его недостойное поведение. Напрасно. Сидя в хамаме, пока надо мной колдовали банщицы, я успела принять важное для себя решение, которое собиралась озвучить перед всеми. Игнорируя улыбку на лице сидящего Эрдем-бея, я повернулась к отцу и поклонившись, в знак уважения приложилась к его правой руке.

Отец был не весел, хотя старательно пытался изобразить на лице улыбку. Поцеловав меня в лоб, он, взяв мою руку обернулся в сторону гостей:

— Фарах, возможно слухи уже успели дойти до гарема, но мне все же хотелось бы сообщить тебе самому, что…

— Я знаю, отец, — я чувствовала с каким трудом он пытается подбирать слова, и решила ему в этом помочь, — ты обещал мою руку сыну паши.

— Да, Фарах, и если…

— Я согласна, отец. Как примерная дочь, я не смею противиться вашему решению, и, если такова ваша воля, что ж, так тому и быть.

Краем глаза я успела уловить резкое движение с той стороны, где находился Джабир, но не повернула головы. Если своим поведением он преследовал цель настроить меня против жениха, то просчитался. Оттаскавший меня за ухо Эрдем-бей, ошибочно принявший меня за мальчишку, не внушал того ужаса и неприязни, что вызвал во мне поступок брата. И, если уже выбирать между двух зол, то несомненно предпочтение стоит отдать — первому. То, что произошло в саду не оставило мне иного выбора — я должна была немедленно покинуть отчий дом.

Рейвенхерст, Суррей, Англия.

— Фредди, вот так встреча. Когда мне передали, твою карточку, я просто не поверил своим глазам, — по парадной лестнице на встречу давнему другу стремительно спускался сам хозяин. — Как поживаешь, старина? — он радостно обнял визитера на глазах у ошеломленной прислуги, отчаявшейся увидеть хоть проблеск улыбки на лице своего патрона.

Прошло уже несколько месяцев со дня отъезда госпожи Мирабель, брак с которой оказался для молодого хозяина несчастливым. За это время, барон ни разу не отлучался из поместья все свое время посвящая дочери, в которой, кто бы мог подумать, души не чаял несмотря на то, что девочка с каждым днем все больше внешностью напоминала мать: те же белокурые волосы и огромные, на пол лица голубые глазки.

Со стороны могло показаться, что хозяин вполне доволен жизнью отшельника, которую сам в последнее время избрал для себя, но уж кому-кому, а его работникам, что знали его еще с тех самых пор, как он, двухлетний карапуз скатывался с этой самой лестницы сидя в тазу, который успел умыкнуть в прачечной, было хорошо известно, как тяготила его спокойная жизнь, где не было ни привычных риска, ни дорогих сердцу приключений.

Мало кому было известно, чем Райтон Филдинг в действительности занимался в период службы на Востоке. В отличие от официальной версии — старшего гарнизонного офицера, не брезгующего заниматься коммерцией, в следствие чего и было сколочено его баснословное состояние, на самом деле барон Блейкни выполнял функции особого шпиона на службе британской разведки его Величества. Владея в совершенстве арабским и тюркским языками, имея не совсем стандартную для англичанина внешность: длиной до широких плеч иссиня-черные волосы, которые он подхватывал на затылке кожаным шнурком и зеленые, словно острые клинки глаза, под широкими темными бровями, он в случае необходимости, легко мог сойти за местного жителя, не вызывающего никакого подозрения у тех, за кем он, собственно говоря, следил.

Небольшая пикантная родинка-мушка над верхней губой, приковывала внимание к твердой линии рта и упрямому подбородку с ямочкой посередине, невольно навевая мысли как столичным, так и восточным красавицам о том, каким великолепным любовником мог быть сей великолепный образец мужской красоты.

Фредди, или Фредерик Мейкпис, носящий титул виконта Роузгроув, в то время, как его папаша граф и не думал отходить в мир иной предпочитая наслаждаться прелестями этого, был сослуживцем Райтона, часто подстраховывающим его, во время особо опасных заданий и в качестве связного передающим в штаб его секретные депеши. Несмотря на радушный тон друга, он не мог не уловить в его голосе нотки печали и тоски по былой жизни. Впрочем, он ведь именно для этого и приехал сюда сегодня: передать барону Блейкни, что корона вновь нуждается в его услугах и намерена отправить его на этот раз не куда-нибудь, а в Стамбул, где по слухам созревал заговор против нескольких дипломатических миссий, в том числе и британской.

— Райтон, — бросив быстрый взгляд по сторонам и убедившись, что их не слышат, Фредди тихо прошептал: "Старая вдова собирается замуж, свадьба с восходом солнца".

Простому человеку был бы непонятен смысл сказанного, означающего для посвященных: "Новое задание. Следует отправляться на Восток".

Барон вздрогнул и посмотрел прямо в глаза другу. О, как бы дорого он заплатил, за возможность вновь испытать те острые ощущения, что и прежде. Но, он не мог. Крошечная Лайла, смысл его жизни — все, что у него было в этом мире, он нес за нее ответственность и больше не мог бездумно рисковать собственной жизнью, как раньше.

Спор продолжался до поздней ночи, а с рассветом, отдав соответствующие распоряжения управляющему и строго наказав прислуге присматривать за дочерью в его отсутствие, барон Блейкни в сопровождении виконта отправился в Лондон, откуда уже через пару дней, отплыл на трехмачтовом красавце "Аллюре" держащим курс на Босфор.

Тяжесть, что столько времени лежала на сердце, постепенно отступала. Жажда приключений манила вперед, заставляя до боли в глазах всматриваться в линию горизонта. Где-то далеко, его ждала судьба…

ГЛАВА 10

Как часто любит повторять матушка: "In fоr а реnnу, in fоr а роund", — фраза что в переводе на наш язык, означает следующее: "Отдал пенни, придется отдать и фунт".

Мне мало что известно об английских деньгах, но смысл пословицы стал сразу ясен после того, как я дала свой ответ государю. Теперь, назад пути уже не было. Из-за того, что гостям уже нужно было возвращаться домой, брачный обряд — нигях, совершили тем же вечером. Честь заключения столь важного союза была возложена на плечи самого шейха-уль-ислам. Пока он в присутствии свидетелей проводил обряд, мы вместе моим женихом сидели за ширмой на небольшой тахте и пользуясь тем, что в этот самый момент были предоставлены самим себе, разговаривали: