Холодные шесть тысяч - Эллрой Джеймс - Страница 120

Уэйн покачал головой:

— Он мой. Позволь мне разобраться самому.

Послышались выстрелы — десять вечера, северо-запад.

Уэйн сказал:

— А ты меня прости за Дженис.

Уэйн-старший рассмеялся. Он не просто хохотал — он выл и ревел.

— Мой сын трахает мою жену и просит прощения! Извини, что я смеюсь и говорю, что мне насрать, — но его я всегда любил больше, чем ее.

Смотри — мокрые глаза и морщинки от смеха — он говорит правду.

Уэйн-старший откашлялся:

— Выслушаешь мое предложение?

— Да.

— Дуайт Холли проворачивает какую-то шибко сложную операцию против борцов за гражданские права. Ты отлично подойдешь на роль дублера.

Уэйн улыбнулся:

— Дуайт меня терпеть не может. И ты это прекрасно знаешь.

— Дуайт умеет ненавидеть. Он знает, что и ты тоже, — как знает и то, насколько ты можешь быть полезен.

Уэйн пощелкал костяшками пальцев:

— Я ненавижу только плохих. В отличие от дебилов клановцев, которые кончают от того, что бомбят негритянские церкви.

Уэйн-старший поднялся.

— Тебе вполне по силам проводить сложные операции. Ты знаешь жизнь, понимаешь, на чем можно зацикливаться, а на чем не стоит; так что запросто можешь выкинуть из головы всякую ерунду, скооперироваться с нужными людьми и заняться очень интересными вещами.

Уэйн закрыл глаза и перед его внутренним взором предстали слова: НЕНАВИСТЬ. ЛЮБОВЬ. РАБОТА.

— Что-то ты сегодня задумчивый, сынок. Видать, унаследовал папочкин нюх на всякого рода удачные случаи.

Уэйн сказал:

— Не надо на меня давить. Иначе все испортишь.

95.

(Лас-Вегас, 28 ноября 1966 года)

Кот бродил по номеру. Кровать он считал своими угодьями. Он точил когти об изголовье, драл простыни и подушки.

Пит проснулся и поцеловал Барби. И заметил огромный синяк на ее щеке. Вчера он вырубился рано. А жена легла поздно. Он даже не услышал, как она вернулась.

Он коснулся ее волос и поцеловал синяк. Позвонили в дверь — но Барби не разбудило и это. Черт — без двадцати восемь утра.

Пит встал, накинул халат, вышел и открыл дверь. Черт, это Фред Турентайн. Растрепанный Фредди — с обалдевшим видом. В его халате и отороченных мехом шлепанцах. Явно в шоке. С магнитофончиком и бобиной. Аж трясется весь.

Пит втащил его внутрь и забрал причиндалы. И дверь прикрыл. Фред понемногу пришел в себя и перестал дрожать и трястись.

— Я ходил на пост прослушки — проверить записи от прошлой ночи, из номеров для парочек. Пит, у Дома и Сэла Минео что-то случилось.

Так.

Пит расчистил место на столе и пристроил магнитофон. Воткнул провод и заправил пленку. И нажал «пуск». Послышалось шипение и сигналы — пока никакого голоса.

Ага — послышался щелчок — микрофон включен.

Сэл: «Дом… э-э… идиот, это моя сте…»

Дом: «Не то, что ты… просто смотрел… этот номер…»

Сэл: «Придурок. Гребаный членосос».

Дом: «Кто из нас членосос, так это ты. Любишь пососать моего большого дружка, гребаный бывший…»

Послышались звуки, точно кто-то что-то опрокинул, сопение, звон и лязг.

Треск. Глухие звуки — кто-то орудовал ножом. «Сэл, нет, нет…» Повизгивание, бульканье, задыхающиеся всхлипы.

Сэл: «Прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста. Господи, только не это…»

Всхлипы. Тяжелое дыхание. Сопение и слова молитвы — набожное: «Господи, прости мне мое прегрешение, грешен я, пошел против воли Твоей…»

У Пита пошли по спине мурашки. Он почувствовал, как защемило в паху и встали дыбом волосы на шее. Он выключил магнитофон, ухватил связку ключей и — на всякий случай — пушку.

И вышел. Проверил парковку и номера-бунгало. Восемь утра — стоят припаркованные авто, и все тихо.

Сэл сбежал в Вегас. Дом всегда приезжал трахаться на своей машине. Теперь ее не было на месте.

Тихо — вот и траходром. Пит потряс ручку двери — заперто. Он достал ключ и отпер дверь. И вот что увидел.

Розовые густоворсые ковры забрызганы кровью. Повсюду коробки из-под пиццы и пустые пивные банки. Засохшие остатки пиццы на тарелках. Опрокинутые стулья и столики. Беленые стены — красные потеки замыты до бледно-розовых следов.

Закрыв дверь, Пит побрел на кухню и проверил раковину. Чистящее средство. Губка. В сливной решетке — кусочки мяса. Точнее, внутренних органов — с налипшими черными волосками — и лоскутки смуглой кожи итальяшки.

Педики убивают жестоко, отчаянно и с драматическим размахом.

Пит вошел в спальню. Занавеска для душа исчезла, в унитазе и раковине — ножи. На полу — то тут, то там капельки крови, розовые коврики явно кто-то простирнул. На стене — отпечаток большого пальца. Ровный и четкий.

Пройдясь по номеру и оценив размеры ущерба, Пит запер дверь и направился в свой. Вошел — и увидел Фреда Т. Тот накачивался «Джеком Дэниэлсом» и поглощал кукурузные чипсы. Кажется, окончательно успокоился и оправился от шока. Вот уже пьян как свинья.

Фред рассмеялся, расплескав виски и рассыпав чипсы.

— Это дело можно раскрутить. Сэл номинировался на «Оскар».

Пит принялся рыться в ящиках. Нашел там свой «полароид» и сунул туда кассету.

Фред не унимался:

— Надеюсь, он отрезал Домов хрен. Я бы себе пришил.

Барби проснулась. Пит услышал, как она заправляет кровать.

Фред сказал:

— Никогда не любил Дома. Вечно задирал нос — как и всякий, у кого большой член.

Пит вцепился в него и ухватил за запястья.

— Поговори с Барби. Займи ее, пока я пойду сделаю фотки.

— Пит… Господи… ты что… мы же заодно…

Пит тряхнул его руки:

— Держи язык за зубами, пока я там буду. Я не хочу, чтобы об этом знала вся «Пещера».

— Пит, Пит, Пит. Ты меня знаешь. Я буду молчать, как гребаный Сфинкс.

Пит отпустил его и вышел. Трусцой пробежав по коридору, он отпер дверь злополучного номера. И зашел внутрь. И отщелкал кассету. Двенадцать цветных картинок.

Отпечаток пальца, следы крови, ошметки человеческого мяса в раковине, застиранные коврики, ножи и багровые капельки на полу. Словом, все двенадцать фотографий были готовы. Аппарат сам проявил их и с жужжанием исторг влажные еще картинки.

Он принялся искать отпечатки пальцев. Найдя, сделал еще несколько снимков. Большой палец Дома — застрял в крестовине раковины. Фаллоимитатор, трубка с остатками гашиша и пепел в пепельнице.

Он разложил снимки на диване и проследил, чтобы они высохли. Снял трубку с телефонного аппарата и набрал прямой лос-анджелесский номер.

Три гудка — возьми трубку…

— Оташ слушает.

— Это Пит, Фредди.

Оташ рассмеялся:

— Я-то думал, ты на меня обиделся. Из-за Литтела, помнишь?

— Я отходчивый.

Оташ хмыкнул:

— Ты лживый лягушатник, но по старой памяти прощаю.

Пит откашлялся. Его сердце бешено колотилось — аж в груди защемило.

— Ты знаешь Сэла Минео?

— Ага, Сэла знаю. Как-то помогал ему замять скандал из-за одного смазливого старшеклассника.

— Он снова вляпался. Мне нужен напарник. Подробности при встрече.

Оташ присвистнул:

— Он в Вегасе, что ли?

— Думаю, уже едет обратно в Эл-Эй.

— Деньги?

— Нажмем на него и посмотрим, сколько можно с этого поиметь.

— Когда?

— Хочу прилететь тем рейсом, что в полдень.

— Тогда в моем офисе. И захвати немного денег на случай, если Сэл окажется несговорчивым.

Пит повесил трубку. Щелкнула собачка замка. Вошла Барби. Пит выругался.

Она принялась осматриваться и тут же заметила. Коснулась пальцем ноги пятна на ковре. Наклонилась. Щипнула слипшиеся от крови ворсины. Понюхала пальцы и тоже выругалась.

Пит наблюдал за ней. Она потерла щеку. Осмотрелась. Увидела следы крови на стенах — и снимки. И принялась их изучать. Все двадцать четыре фотографии. После чего посмотрела на Пита.

— Сэл или Дом? А то Фредди так и не сказал.

Пит поднялся. Его пульс бешено колотился. Он схватился за стул и удержался. Пристально всмотрелся в лицо Барби.