Первая после бога (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 30

– Как у девы Луны за пазухой, – смущённо усмехнулся дед. Видно, неудобно было перед доктором: таскает его девчонка, надрывается. Но и сам идти не порывался, сознательный. – Это она с виду вся из себя грозная. А внутри-то мягонькая, сердечная, да ласковая. Говорю же, как ты. Сама-то, чай, лучше знаешь.

– Это точно! Я мягонькая и ласковая, – пропыхтела Дира, спиной открывая дверь в отделение. – Сейчас болею просто, потому коростой и покрылась.

– Да ладно тебе, колючка ершистая, – отозвался старик, но как-то рассеянно. Да и проекция зачастила, бумкая не в лад. – Мужика тебе просто нужно хорошего…

– Как вы себя чувствуете? – насторожилась Кассел притормаживая.

– Да хорошо я себя чувствую! – отмахнулся от неё дед. – Чую просто, рядом Ильра-то моя. Поехали уж быстрее.

Доктору оставалось только плечами пожать. Кто его знает, может, действительно чувствует? Вон, подобрался весь, будто хочет с кресла спрыгнуть да вперёд бежать.

Он и впрямь чуть не сиганул, как только в палату въехали – Дира едва на место усадила, пригрозив, что немедленно обратно отправит. Но со своей Ильры старик взгляда больше не отводил, смотрел, словно на чудо какое, даже глаза посветлели и морщины разгладились, улыбался. Стоило коляску к кровати подвезти, взял руку жены – осторожно, как хрустальную – щекой в ладонь ткнулся, да так и замер.

Кассел отошла к дверям, чтобы не мешать. Стоять без дела было не слишком комфортно, минуты тянулись, как резиновые. Но и занять себя нечем. Кроме бабушки в коме других пациентов-то и нет. Пришлось набраться терпения, с ноги на ногу переминаясь.

– Неужели так бывает? – протянула Хэлс, напугав доктора едва не до икоты.

– А неужели бывает, что призраки держат своё слово и остаются там, где обещали? – отдышавшись, тихонько рыкнула Кассел.

– Нет, ну правда, – бессменная реанимационная сестра благополучно проигнорировала начальственный гнев. – Вот я и жизнь прожила, и после смерти уж не один десяток лет прошло, а никогда такого своими глазами видеть не доводилось. Чтоб любовь на всю жизнь и до самой смерти… Это как так, доктор?

– Значит, бывает, – проворчала Дира. Ругаться шёпотом – идиотизм полный, но голос повышать не хотелось. – Да не таращись ты на них, дай попрощаться спокойно. А лучше сделай что-нибудь полезное. Иди, например, Спящую царевну проведай. Там тоже любовь.

– Да какая там любовь! – отмахнулась Хэлс. – Молодо-зелено. Может, если бы она здорова была, то уж разбежались. А вот тут… Завидки берут. А вас?

– Не берут. Каждому своё. А чудеса на то и чудеса, чтобы не каждый день случаться.

– Берут, – констатировала призрак. – Что и не говори, а есть и в вас что-то человечное, – доктор глянула на прозорливицу через плечо. – Ладно-ладно, ушла. Нечего меня глазами палить, всё едино не сгорю. А вы поторопитесь, а то про ваши подвиги вся больница судачит, не нагрянул бы кто.

Кассел только лицо потёрла устало: сохранить в этой богадельне что-то в секрете – мечта абсолютно несбыточная. Но Штейлера она всё равно дёргать не стала. Чудесам мешать нельзя.

Но долго Дире ждать и не пришлось. Старик поцеловал ладонь жены и так же аккуратно, как и брал, положил её руку на постель.

– Ну всё, – шепнул тихо. Не усиливай стены ремпалаты каждый звук – доктор ничего бы и не услышала. – Ты иди. А я догоню скоро.

И откинулся на спинку кресла, глаза прикрыл. Проекция сердца билась ровно, размеренно, как у совершенно спокойного человека.

– Поедемте, господин Штейлер, – негромко предложила Кассел.

– Поедем, – согласно кивнул дед.

Доктор отлипла от стены, берясь за ручки коляски, сердито толкнула дверь. Всё слишком сентиментально, чересчур мелодраматично, не в меру слащаво! Но почему так плакать-то хочется?

[1] Модернизм – направление в искусстве, характеризующееся разрывом с предшествующим историческим опытом художественного творчества, стремлением утвердить новые, нетрадиционные начала в искусстве.

[2] Пневмоторакс – скопление воздуха или газов в плевральной полости.

[3] Трахеотомия – хирургическая операция. Вскрытие просвета трахеи, введение в трахею канюли или подшивание стенки трахеи к коже.

[4] Коникотомия – рассечение/прокол гортани с последующим введением трахеотомической трубки.

Глава девятая

Глава девятая

Гарантию на проведённые процедуры может дать только время и патологоанатом

Когда утро начинается с родственников – это не плохо. Это отвратительно. Вот выходишь ты вся такая уставшая на крылечко родного корпуса. Вдыхаешь прохладный ещё воздух, пахнущий вовсе не стерильными тряпками, антисептиками и особым, грозовым запахом проекций, а зеленью и травой мокрой. Умильно смотришь на дворника, вяло шаркающего метлой по брусчатке. В голове пусто и свободно, как в ночном омнибусе.

А тут – бац! – муж. Бывший. Стоит себе у ярко-алой коляски, руки на груди сложил, смотрит, как хорошая хозяйка на заблудившегося таракана. И, главное, припарковался то так, что не заметить его невозможно. Обойти тоже. В такие минуты и умирает в корчах врачебный альтруизм и просыпается глубокая ненависть ко всему миру.

– Нам нужно поговорить, – заявил нежно любимый супруг, по своему обыкновению приветствиями не утруждаясь. – Леди Ван’Кассель сказала, что письма ты даже не вскрывала. Пришлось самому ехать.

Многоуважаемый лорд Ван’Риссель замолчал, выдерживая паузу. Видимо, давая Дире время выразить восторги его самоотверженностью. Не дождался, к сожалению. Кассел вообще ничего не сказала. Да, собственно, сообщить мужу и нечего было. Никаких посланий доктор в глаза не видела. Прислуга давно знала: корреспонденцией, напрямую с работой не связанной, молодая хозяйка не интересуется, а потому и не докучали с письмами. Матери она старательно избегала. Ну а то, что Меркера в такую рань к больнице принесло, искренне считала его личной проблемой.

– Нужно поговорить, – надавил Ван’Риссель, ответа так и не получивший.

Он всегда отличался завидной назойливостью. Хотя сам лорд это качество ошибочно принимал за настойчивость и умение своей цели добиваться.

– Говори, – обречённо согласилась Дира.

Хотела было по привычке руки в карманы сунуть, да вот беда: не снабдили швеи лёгкий плащ карманами. Да и сумочка мешала. За неимением альтернативы, пришлось ручки покрепче стиснуть.

– Я предпочитаю более приятную обстановку, – оповестил Меркер. – Думаю, ты не откажешься от чашки кофе и приличного завтрака.

Ван’Риссель, ничуть не сомневаясь, что супруга пребывает в полном восторге от такого щедрого предложения, отвернулся, открывая дверь коляски. Кассел с интересом наблюдала за мужем, даже шага с крыльца не сделав. Пауза затягивалась.

– Я жду! – напомнил Меркер.

– Жди, – щедро разрешила доктор.

– Насколько я понимаю, от завтрака в моём обществе ты предпочтёшь воздержаться? – догадался Ван’Риссель, которому снова оборачиваться пришлось, да ещё и дверцу закрывать.

Хлопнул лорд ею громко, от души. Злился, наверное. Потому что обычно к дорогим игрушкам он очень трепетно относился.

– Меня всегда восхищала твоя прозорливость, – призналась Дира.

– Так, где мы можем поговорить?

Кассел кивнула на липовую аллею перед посадочной площадкой и сама же вперёд пошла. Отделаться от супруга она и не мечтала даже. Приходилось следовать проверенному совету: «Раньше сядешь – раньше выйдешь», переделанному развесёлыми студентами медакадемии в: «Раньше ляжешь – раньше встанешь!». Чтобы под этим не подразумевалось.

Меркер доктора быстро догнал, рядом пошёл, легко подстроился под её шаг. Он, вообще, очень легко подстраивался. И всегда Ван’Рисселю было удобно. Завидный талант, если подумать.

Дира не удержалась-таки, глянула искоса на бывшего супруга. Ну ведь хорош, чтоб ему в Хаосе застрять. Высок, широкоплеч, но в меру. Приталенный пиджак сидит как влитой, демонстрируя, что проблем с избыточным весом у лорда нет. Консервативная причёска без изысков волосок к волоску. Над левым виском седая прядь появилась, но и это ему идёт, солидности придаёт. Весь из себя государственный муж. Даже не знай Кассел, на каком поприще Меркер карьеру куёт, сразу бы сказала: чиновник!