Первая после бога (СИ) - Снежинская Катерина - Страница 27

– Тогда уж скальпелем, – буркнула Кассел, уставившись в окно.

Что на начальство-то даром пялиться? Всё равно толку не будет. А на улице вон весна уже вовсю буянит: листья на ветке липы расправились, потемнели. Сук дрогнул, сбросив каскадик капель, от быстрого утреннего дождя оставшийся. Наверное, птица прыгнула, вот ветка и закачалась. Посмотреть на синичку или там воробья Дира бы сейчас не отказалась. Недаром же умные люди считают, что природа успокаивает.

Вчера так хорошо было: ночь, туман над озером, потрескивающий костёр, застенчивое кваканье лягушек. И тишина вроде не тишина – вон сколько звуков, но безмятежность и умиротворение. Врач даже и не спала почти ночью, покой слушала. А утром всё равно как огурец, только что сорванный.

Но это пока на работу не пришла.

– Да хоть кочергой! – уважаемый доктор Лангер хотел было привычно рявкнуть, да сдержался. Снова съехал на приторно-карамельно-поучительный тон. – Ты, девочка моя, с людьми общаться не умеешь категорически.

Ветка, конечно, привлекательнее завотделением, но тут уж Кассел не сдержалась, снова уставилась на седогривого – с укоризной. Это как так, не умеет? Сейчас же молчит, ни слова поперёк не сказала!

– Нет, не про больных речь, тут претензий никаких. А вот с родственниками и, тем более с персоналом… – Лангер очень удачно сделал вид, что никаких таких взглядов не замечает. А если и видит, то значения их не понимает. – Несдержана, грубишь, к младшему медицинскому персоналу придираешься сверх меры. Мнение коллег в грош не ставишь. Слишком много о себе мнишь!

– Это когда я?!. – задохнулась от возмущения Дира.

– Заведующий отделением такие вольности себе позволить может, – если начальство изволило воспитывать, то подчинённым полагалось внимать и молчать в тряпочку. – А вот рядовой хирург – нет. И твоего мнения тут не спрашивают! – перешёл-таки на рык Лангер. – Я тебе карьеру губить не дам! Ты у меня ещё диссертацию защитишь!

– Так это всё для моей пользы, что ли? – скривилась Кассел. – Ради моего же блага, да? В воспитательных целях?

– А ты как думала?! – рявкнул, забывшись, завотделением. – Зря я, что ли, в тебя столько сил вложил? Изволь долги отдавать!

– Я хирург…

– И я хирург! Знаешь, может, это тебе и странным покажется, но тут все хирурги, – бешеным василиском зашипел, плюясь, Лангер. – И все, представь себе, умеют оперировать! Да, лорд Солнце в лобик чмокнул, но врач из тебя дерьмовый! И лучше уже не станешь. Значит, будешь администратором!

– И когда вам эта истина открылась? – ну случаются же такие моменты, когда язык за зубами удержать никаких сил нет. – До того, как вы этот кабинет заняли или после?

– Ах ты, соплячка! – вызверился заведующий. Между прочим, на совершенно законных основаниях вызверился. – Пошла вон! И изволь мои приказы выполнять! Иначе отправишься в Драконьи Жопки ящерам хвосты крутить! С волчьим билетом и без всякого сертификата!

Да, уважаемый доктор Лангер обычно любил выражаться изысканно и где-то даже чересчур витиевато, пересыпая нормальную человеческую речь канцелярщиной и заумностями. Но случалось и ему использовать обороты, лишённые не только изысканности, но даже к приличным не относящиеся. Для подчинённых это значило лишь одно: немедленно сгребай ноги в руки и топай исполнять приказы. Желательно строевым шагом. Иначе в тот самый, вышеупомянутый населённый пункт и отправишься. Где бы он ни находился.

Может, потом зав поостынет, одумается и всплакнёт над твоей горькой судьбой. Да поздно будет. Найти новое место работы нейрохирургу непросто. Даже расти у тебя из каждого пальца по скальпелю, а ставок для таких узких специалистов удручающе мало – не в каждой больнице и есть. Согласно сертификату ты кто? Значит, аппендициты, например, вырезать права не имеешь. А если хочешь получить такое право, шагай в ординатуру, три года учись заново. Это только в слёзных романах кардиологи, зарезав на столе любимую женщину-папу-хомячка, мигом переквалифицируются в патологоанатомы, а потом с блеском удаляют опухоли мозга. Реальность в такие сюжеты не верит.

Береги, врач, сертификат и категорию смолоду. А о чести твоей пусть супруг думает.

– Ты меня поняла? – гавкнул Лангер, дабы убедиться: вся серьёзность создавшегося положения до доктора дошла.

– Поняла, – не слишком охотно, но всё-таки ответила Кассел. – В общих чертах. Ну, хорошо, острых пациентов сейчас нет. К реанимации я их, ясно, близко не подпущу. Но что делать, если кого нового привезут?

– А вот сама и думай, что делать, – мстительно отозвался заведующий, обеими ладонями приглаживая вставшую дыбом гриву. – Но если появятся жалобы, спрошу с тебя. По всей строгости и согласно трудовому законодательству.

Переводя с начальственного языка на общечеловеческий: с официальными выговорами, с занесением в личное дело и прочими прелестями. А три выговора равняются автоматическому увольнению с волчьим билетом. Такого закона как раз и нет. Зато есть негласное правило.

– Если хотите меня уволить, то могу и сама заявление подать, – буркнула Дира.

– Да не уволить я тебя хочу, – ласково, по-отечески глядя на хирурга поверх очков, заверил Лангер, – а научить. Непослушных детей иногда и пороть стоит. А что делать, коли они собственную выгоду не понимают?

– Не слышала, чтоб педагоги рекомендовали топор, – хмыкнула Кассел вставая.

– Топор, не топор, а деваться некуда, – довольно заключил заведующий, пододвигая к себе стопку бумаг. – Руки я тебе выкрутил, в угол загнал, выбора не оставил. Так что исполняй. К тому же это ненадолго. Дней пять – не больше.

– Пять?! – Дира как вставала, так и плюхнулась обратно. – Вы хотите, чтобы эта орда отделение пять дней разносила?

– Во-первых, не я, а главный врач и попечительский совет нашей больницы. Из департамента письмо пришло, чтоб содействовали и всё такое. С намёком, что и в министерстве за этим делом приглядывают. А, во-вторых, не разносить. Работать будут люди, доктор Кассел, ра-бо-тать. Как и вы.

– Нет, – покачала головой врач, ещё никогда не чувствовавшая себя такой несчастной, – я работать как раз не буду.

– Значит, станешь выживать! – грохнул ладонью по столу Лангер, вмиг растеряв всю свою благожелательность. – Дополнительное финансирование с потолка не сваливается. Всё, пошла вон! И чтоб я тебя не видел! А, главное, чтоб я о тебе ничего не слышал!

– Надо будет спросить у Шеллера: ощущение, что ты очень дорогая проститутка должно утешать? – буркнула Кассел себе под нос выходя.

– Знаешь, тот генерал, у которого я раньше работала, любил говаривать: «Трахнуть не трахнули, но отымели знатно!» – сообщила леди Эр, сочувственно глядя на Диру сквозь хищные очёчки.

– Спасибо, утешила! – огрызнулась неблагодарная доктор Кассел.

Секретарша обижаться не стала. Только вздохнула понимающе.

***

Кто откажется посмотреть, как снимают иллюзион-постановки? Да не каждый эти спектакли и видел-то. Всё-таки развлечение не для бедных. Что нисколько не мешает его популярности. Актёров иллюзиона знают и любят заочно. Точнее, не совсем заочно, а по открыткам, календарям с их портретами, коллекционным карточкам. Порой даже и на конфетной упаковке или спичечной коробке звёздные физиономии можно увидеть. Но это редко. На таких мещанских товарах чаще пресветлые лики девы Луны с лордом Ночью печатают. Боги – это только Боги, а не прелестная Тер Бачет или красавец Эрлан Кор с мужественными усами.

Ещё бы кто рассказал, что мужественного в усах. Но так принято писать в модных журналах, поэтому приходиться верить.

На этих самых небожителей и Кассел бы не отказалась взглянуть. Откуда-нибудь издалека. Но прежде ей пришлось познакомиться с оголтелой толпой совершенных безумцев: каких-то мужиков, больше всего смахивающих на грузчиков. Бледных, доедаемых крайним измождением девиц. Крикливых тёток и романтических, общающихся исключительно матом юношей в шарфах. И весь этот орущий, вопящий, и, кажется, в истериках бьющийся бардак среди гор непонятной аппаратуры, стоек, кронштейнов ламп, верёвок и зонтов.