Невеста берсерка (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 44

Между ног, пониже живота.

Не бывает так, чтобы мужик бабу в том месте целовал, в ужасе подумала Забава. Там — и так. Стыд-то какой…

Уши и щеки пылали. Ни радости, ни сладости она не испытывала, один стыд. Хотелось лишь одного — чтобы прекратил. Не мучил ее своими чужанскими ласками.

И Забава снова пошла наперекор его воле. Даже на то, что он опять рассердится, не посмотрела. Сказала на его языке:

— Нет.

И вцепилась в пегие волосы надо лбом, отрывая голову Харальда от себя. Сама не ожидала, что он послушается…

Но он послушался. Вскочил, разделся до конца, улегся на кровать.

Забава быстренько скользнула к другому краю постели. Хотела уже залезть под покрывало — но вдруг осознала, что Харальд лежит поверх меха.

Без всего. И мужское орудие торчит.

Она вздохнула. Значит, еще не кончилось.

И хотя между ног еще побаливало после позавчерашнего, но прятаться под покрывало Забава не стала. Улеглась сверху, лицом к нему, крепко сдвинув колени и притянув их к себе.

Тревожно ей было. В последнее время она только и делала, что перечила Харальду.

А ведь она ему, что ни говори — рабыня. Другой хозяин ее давно бы уже проучил. Да не по разу, за каждую промашку.

Харальд лежал молча, с каменным лицом. По твердо очерченным щекам полз багровый румянец. Входит в ярость?

У Забавы по коже поползли мурашки. Но тут же вспомнилось, что даже на ее неразумные слова Харальд ответил лаской. Пусть и постыдной, нехорошей. Но во всем был с ней добр. А она, бессовестная…

Как же не ярится мужику после такого? Когда баба его то не слушается, то приказывает, то отталкивает?

И Забава, решившись, села. Переползла к Харальду, замерла рядом. Наклонилась, осторожно поцеловала в стиснутые губы.

Дуреха, уже в который раз привычно подумал Харальд. Никого он так не ласкал, только ее…

А она взяла — и не захотела.

Добава, присев рядом на кровати, потянулась к нему. Длинные золотистые волосы соскользнули, рассыпавшись по его плечу, груди, животу. Тоже ласка, от которой он едва не взвыл — до того захотелось подмять ее под себя.

А тут еще и грудь ее соском тюкнула по плечу, бусиной щекотнула его кожу…

И Харальд, облапив Добаву, притиснул ее к себе. Впился в мягкие губы, превратив девчонкин испуганный поцелуй в свой, глубокий.

Потом разложил на кровати, как положено. Навалился сверху, снова раздвигая ей губы поцелуем. Запустил руку между ног…

Там было сухо. Обдеру ведь все, как войду, сердито подумал Харальд. Особенно если припомнить, как он с ней обошелся всего ночь назад.

А как хорошо все могло бы кончиться — хвати девчонке ума просто лежать тихо под его ласками.

Когда пальцы, раздвинув мягкие складки, двинулись глубже, Добава болезненно дернулась. И Харальд, плюнув на все, сделал то, что следовало сделать с самого начала. Скатился ниже, по пути отлавливая ее запястья. Свел их вместе, стиснул одной ладонью.

И свободной рукой развел бедра, которые Добава успела сдвинуть. Улегся между ними, удерживая в кулаке ее запястья. Не давая ни отодвинуться, ни оттолкнуть его. Накрыл ртом мягкую, податливую женскую потаенку. Прошелся по ней языком.

Добава охнула. Дернулась, приподнимаясь…

Харальд придержал ее кулаком, которым стискивал тонкие запястья — просто подставил его под мягкий живот, не позволяя Добаве вскинуться еще выше.

Всяко бывало в моей жизни, подумал он, но чтобы такую ласку дарить чуть ли не силой…

Но и свое желание подпирало, так что долго Харальд там не задержался. Быстро скользнул вверх, отпуская ее руки.

И даже удивился, когда Добава его обняла. Не приобняла робко за плечи, как обычно, а со всех своих слабых силенок обхватила.

Он все-таки сделал, что хотел — но странное дело, так стыдно уже не было. Харальд держал руки, не давая приподняться.

Поэтому вся срамота на нем, отговорилась про себя Забава. Заставил, и все тут.

Следом она ощутила, как прошелся его язык по тем местам, которые от мужика положено прятать. Подумала зачарованно — а что я могу? Стыдно, но… но не больно. И даже не так противно, как казалось вначале.

Харальд тяжело дыхнул, оторвавшись на мгновенье. Снова накрыл ртом местечко у нее между ног. Языком погладил, надавливая. Опять прошелся. И снова…

Забава ощутила, как между ног что-то сжалось, отвечая на постыдную ласку.

Правда, длилась она недолго. Харальд отпустил ее руки, двинулся — и Забава глазом не успела моргнуть, как он навис сверху. Потянулась в ответ, обняла его с благодарностью.

За все — и за то, что недолго было, и за то, что не страшно.

А следом ощутила, как в нее заходит его мужское орудие. Тяжелое, словно каменное. Ожидала боли — но не было. Вздохнула, содрогнулась от его первого движения.

И мир закачался, словно она опять плыла на корабле. Только волной, накатывавшей на нее, был Харальд. И качало Забаву все чаще и чаще, и внизу живота толчками разливалось удовольствие, сладкое, постыдное…

Красава, запертая в опочивальне, плакала. Как только ее привезли, в ту же ночь за стенкой послышались звуки — и чутьем, даже не на слух, Красава их опознала.

Харальд миловался с кем-то.

С кем-то, да только с другой. Не с ней. И так всю ночь, без передыху.

А на другой день из-за стенки послышались голоса. Тут уж чутья не потребовалось. Говорили не скрываясь, и голоса Красава узнала легко.

За стенкой была гадюка Забавка, змея подколодная, тварь грязная. И карга эта, что в имении у ярла Харальда жила. Которую привезли сюда вместе с ней, на одном корабле.

Отомщу, яростно пообещала себе Красава. И снова принялась плакать.

На следующую ночь за стенкой было тихо. Однако на третью оттуда опять донеслись звуки. И голос Харальда грозно прозвучал…

А потом снова начали миловаться.

Убью гадину, поклялась себе Красава, кусая губы.

Рагнхильд лежала на кровати в своей комнатушке в женском доме. Глядела в потолок, размышляла.

От объятий Убби, ушедшего только под утро, тело побаливало. Но хуже всего оказалось то, что ей пришлось изображать страсть. Иначе этот бык и впрямь мог отправиться к Харальду, просить ее в наложницы.

Зато она вытянула из него все то, что хотела.

Харальд две ночи подряд заходил к темноволосой — и уже оттуда шел в свои покои, где безвылазно жила вторая, светловолосая. Убби выложил ей это, похохатывая. Похоже, о постельных делах конунга Харальда знали уже почти все воины в крепости…

В общем, все правильно. Если Харальд хочет, чтобы темноволосая стала наживкой, он должен к ней заскакивать. Каждый день. И наряжать напоказ.

Но у себя под боком он все равно держит ту, за которую действительно боится.

Как бы это использовать…

Мне нужна помощь, чтобы пристроить сестер, подумала Рагнхильд. От Убби многого не дождешься — да и что может простой викинг, лишь вчера ставший хирдманом?

Зато конунг Харальд может несравненно больше. Надо лишь придумать, как заставить его помочь…

Может, пустить по крепости слухи о том, что значит для него светловолосая? Но так, чтобы это дошло до Харальда. Что он сделает тогда?

А тогда, ответила себе Рагнхильд, он усилит охрану. И светловолосая даже в баню будет ходить под присмотром доброго десятка воинов. Значит, это не подходит.

И потом, ей нужно, чтобы Харальд чувствовал благодарность к ней, к Рагнхильд. А в этом случае на благодарность рассчитывать не приходится.

Она шевельнулась, ощутив неприятную влагу между ног. Этот бык Убби залазил на нее раза три. И последний раз перед тем, как уйти.

Рагнхильд поморщилась и снова погрузилась в размышления.

Людям Гудрема, которых опасается Харальд, даже необязательно сидеть в крепости, подумала она. Все свои дела они могут делать через рабов. Так оно умней и проще.

Рагнхильд улыбнулась. В дубовые головы воинов даже не приходит, что рабское мясо может быть опасно. Они не видят, чьи руки готовят им еду, приносят воду…