Перевал (СИ) - "Эвенир" - Страница 35

Потемнело лицо Брока. Слишком похожей на правду показалась ему коварная мечта Родрика.

— Другое могу тогда предложить тебе, лорд. Давай решим дело, как мужчины, как воины. Поединком до смерти. Выбирай оружие сам, раз я вызываю. Ты меня убьешь — пленники твои рабы навеки, я верх возьму — родичей мне отдадут безо всякого выкупа.

Многие прислушивались к беседе, не скрывая азарта. А как же, поглядеть на смертный бой любому охота. Особенно когда сам не бьёшься. Лет десять назад и Родрик не смог бы ответить отказом, устрашился бы бесчестья.

— Сам подумай, Брок, какой мне в этом интерес? Что я выигрываю в результате? Ничего. Пленники и так мои. Ты сильный боец, может быть, я тебя убью, а может, и ты меня. Зачем мне головой рисковать за то, что и так моё?

— Даааа, — протянул посол с фальшивой скорбью, — говорили мне, что в Гнезде про честь совсем забыли, да я не верил. А оказалось, правда.

— О чести у нас помнят, Брок, — ответил Родрик спокойно. — Поэтому ты и твои друзья уедете домой целы и невредимы. И родичи твои, что у меня в плену, останутся живы. Как бы ты ни пытался им навредить своими неосторожными словами.

Брок насупился, утопил усы в кубке с элем. Тишину прервал хмельной Кейн, развалившийся в кресле рядом с Родриком:

— Если хочешь драться, Брок, то давай со мной! Не за пленников, само собой, а так, за честь!

— Запрещаю, — отрезал Родрик, пока вызов не был ещё принят. — Ты мой наследник теперь, Кейн, не имеешь права головой рисковать на потеху пажам да оруженосцам.

— И мне больно надо драться с тобой, старый ты медведь, — пробормотал Брок. И вдруг поднял на Родрика глаза. — Слыхал о твоей потере. Хороший был боец твой Ренольд, мог бы в матёрого волка вырасти. Таких немного по обе стороны границы.

— С двумя десятками против сотни держал Вуаль, — ответил Родрик неожиданной откровенностью. — И удержал, не отступил. Да, таких немного.

— Пусть павшие найдут дорогу к Свету, — коротко кивнул Брок и первым плеснул из кубка на пол.

Сидевшие за столом повторили короткую молитву, но дрогнула рука лорда, и эль пролился на сапог. Горло вдруг сжало, будто удавкой, и жарко стало в груди, невозможно жарко и тесно, будто что-то огромное и горячее старалось разорвать его изнутри. Родрик испугался. Неужели это случится с ним сейчас, при врагах, при своих? Неужели станет он реветь, как смертельно раненный медведь, и биться в судорогах невозможного горя, чтобы назавтра все в Гнезде только об этом и трепались, а через декаду чтобы смеялся над ним и весь Равенсрох, весь север? Страшным последним усилием воли потянулся он наугад, сам не зная куда, и вдруг увидел ложе из алых роз, а на нём — нежного, бесценного, белого с золотым… Этого хватило, чтобы перевести дыхание, и хлебнуть крепкого эля, и мысленно пожать руку неожиданному спасителю.

Родрик ещё посидел за столом между братом и врагом, но душой уже был он далеко, в полутёмной комнате, где ждал его Аль. А он и вправду ждал его именно так, как представлялось Родрику, темным тонким силуэтом у темного окна. И лорд молча подошёл к эалу, и, обессилев, опустился на пол, и прижался лицом к его коленям, и задрожал, захлебываясь беззвучным звериным воем, разрывающим и горло, и душу.

Посольство Равенсроха надолго не задержалось. В день их отъезда Родрик предложил отпустить сына Харолда, вернуть его домой в знак добрых намерений. Брок вздохнул, явно не зная, как поступить, но все же принял трудное решение.

— Не надо, лорд. Как я с одним Снорри вернусь? Чтоб люди говорили, что лорд Харолд только свою кровь бережёт, а остальных в плену оставил? Пусть уж мальчишка с прочими томится. Или все, или никого. Только вот что…

Брок кашлянул в кулак, почесал бороду, пнул камень брусчатки. Сказал, наконец:

— Вели не трогать его. Я знаю, у вас тут по-разному, и это ваше дело. Но мальчишке ещё в Равенсрохе жить. Он не стерпит, руки на себя наложит…

— Брок, сын Харолда! — громыхнул Родрик. — Запомни сам и передай своему лорду: никто в Белом Гнезде не опустится до насилия! А если ты желаешь подвергнуть сей факт сомнениям, то я и вправду буду биться с тобой до смерти, да не ради выгоды, а именно за честь!

Посольство уехало. Через два дня налетел зимний шквал, просыпался непрочным снегом. Родрик забеспокоился: не случилось бы с логоссами беды, ведь обвинят непременно его. Наутро от снега не осталось и следа. Осень в горах — барышня с капризами. Родрик обрадовался: враги доберутся домой невредимыми.

Последние купеческие караваны покинули Белое Гнездо. Родрик послал вестового в Баркл с наказом лорду Прастину: северная дорога закрыта, проезда в Логосс нет. Можно было спокойно перевести дыхание. Крепость, сытая и неприступная, подготовилась к зиме лучше некуда. Врагов побили так, что они ещё не скоро оправятся, кладовки набили добром под завязку, от чужаков избавились. Чего ещё желать? Ешь, пей, спи, люби да веди у огня неспешные зимние разговоры. Только отчего-то неспокойно было Родрику, какая-то неясная тревога заставляла по три раза в день проверять караулы, навещать пленных, посылать дозоры в наступающую зиму, в дождь и снег.

Родрик ждал беды, а когда она пришла, он её не узнал.

========== Глава 18 ==========

Это было обычное утро. Морозное дыхание светлеющего окна, тонкое и гибкое тело в руках, такое тёплое. Поцелуй в приоткрытые губы, в сонные глаза, за ушком, где пахнет особенно хорошо. Ледяная вода бежит между пальцами, одна наглая струйка змеится вдоль хребта — холодно! Завтрак в малой гостиной, где огонь в камине разогнал по углам зимние тени, короткий разговор ни о чем с Кейном. Может, на медведя пойти? Снега нет до сих пор, а мех уже зимний, хорошего зверя можно взять. Теплый хлеб с мёдом, горький некрепкий эль. Можно и пойти. Позвать мальчишек Ренольда, они теперь без десятника остались. Охота с лордом — знак признания, господская милость. Изморозь на камнях, первый луч солнца, выглянувший из-за хребта, легкий ветерок над сторожевой башней и весь мир — у ног. Разговор со стражей: все тихо, но вчерашний дозор набрел на чьи-то следы. Пустяк, скорее всего, пушники или свои же, из крепости, но отчего не проверить, не прокатиться погожим утром? Чистая и тёплая конюшня, запах сена и лошадиного помета, рыжий кот на балке под потолком, мягкий и влажный нос коня. Скрип малой калитки, узкая тропа под копытами скакуна и снова солнце, уже осмелевшее, заглядывающее в глаза, пляшущее на кружеве замерзшего водопада. Следов не нашли, может, дозорный позабыл, где видел подозрительное, а скорее всего, все то же солнце виновато, растопило вчерашний лед, стёрло старый рисунок, чтобы освободить место новому, сегодняшнему. На обеде, позднем, послеполуденном, Аля за столом не было, но Родрик беспокоиться не стал. Мальчик переживал смерть Ренольда по-своему. Он стал сторониться общих застолий, где казалось ему, что все глядят на него с осуждением. Предпочитал уединение, тишину с книгой в руках, игры с маленьким Эдми. Родрик Аля не торопил. Каждому нужно время, но каждому — своё. Долгий и нудный разбор тяжбы двух арендаторов. Ясное дело, летом да осенью не до этого, работать надо, а зимой отчего же не сходить в крепость, где тебя и накормят, и напоят, и спать уложат. Драка среди пленных. Тоже понятное дело, когда семьдесят мужиков заперты в одном бараке без дела и без развлечений, как тут не подраться? А убьют кого — Родрик будет виноват. И даже когда Аль не вышел к ужину, Родрик огорчился, но не испугался. Приблудный бард, зазимовавший в крепости, пел грустные песни, и Родрик печалился, оттого что так поздно встретил своего единственного, что удержать его — как ветер в руке или воду в ладони, что счастье их так же коротко, как этот зимний день, закатившийся неведомо куда.

Накаркал. Полутёмная спальня встретила его неярким огнём в камине и нетронутой пустой постелью. Послал слугу к Анинде. Слуга вернулся вместе с женщиной. Оказалось, что она видела Аля только утром, когда он забежал увидеть малышей и принести им сладких сухариков из кухни: у обоих резались зубы. Вот тогда и возникла первая тревога. Будто холодный ветерок коснулся сердца, ещё не сильно, едва заметно. Выгнал и женщину, и слугу, мысленно позвал Тайенара. Тот откликнулся не сразу. Потом довольно долго молчал. Потом сказал: «Ждите, я иду к вам».