Всей мощью огненных залпов
(Документальная повесть) - Лапов Николай Иванович - Страница 18

Наблюдательный пункт Жуйков оборудовал на развесистой сосне близ опушки леса. Там же находился сержант Олизаренко. Остальные разведчики и связисты устроились рядом с хорошо замаскированным газиком.

Командира дивизиона встретил разведчик Бузин. Он доложил обстановку. Капитан поднялся к Жуйкову и сам увидел передвижение вражеских войск на дороге к Люблину. Там царила непонятная суета, как в растревоженном муравейнике: одни подразделения направлялись к городу, другие шли из города. Командир дивизиона увидел на шоссе колонну гитлеровцев на бронетранспортерах и с артиллерией. Увлекшись наблюдением, он не сразу понял, чего добивается от него Жуйков, а тот старался обратить его внимание на другую колонну войск, вышедшую из леса и двигавшуюся по этому же шоссе в сторону Люблина. Капитан присвистнул от удивления.

— Ну, дела! Оккупанты совсем голову потеряли. Так они скоро и своих не будут узнавать. А что если помочь им в этом?

— Чем помочь? — отозвался Жуйков.

— Надо столкнуть колонны лбами, — сказал командир дивизиона. — Пока они сближаются, две группы ваших разведчиков и связистов залягут у дороги. В нужный момент мы с двух сторон откроем по ним огонь. Будем надеяться, они не сразу разберутся, что к чему, да и темнеет уже, а это нам на руку.

— Все ясно, товарищ капитан, — улыбаясь, ответил Жуйков.

Прошло несколько минут после того, как две группы бойцов залегли по обеим сторонам дороги. Гитлеровцы сближались.

— Огонь! — скомандовал Жуйков.

Застрочили пулеметы и автоматы, в небо взлетели сигнальные ракеты.

— Не жалей патронов, бей их, — приговаривал Жуйков, нажимая на спусковой крючок автомата.

Передние ряды гитлеровцев от неожиданности смешались, задние продолжали напирать, возникла неразбериха. Разобравшись, однако, что огонь по ним ведут две небольшие группы, офицеры быстро начали отдавать команды, разворачивая подразделения для атаки. Почти одновременно с двух сторон по высоте ударили орудия, пехота двинулась на штурм.

— Давайте сигнал отхода! — приказал командир дивизиона и, подтолкнув Качковского, побежал к тому месту, где была оставлена рация. За ним последовала и группа Жуйкова.

Когда разведчики и связисты собрались у машины, капитан сказал:

— Вызывайте дивизион!

— Есть, вызывать! — ответил Поляков. — Начальник штаба старший лейтенант Овсиенко на приеме.

— Передавайте. Дивизион — к бою! Прицел… угломер… уровень… Ждать дальнейших команд!

— Вас понял, — ответил Овсиенко. — Жду указаний.

Неожиданно стрельба на высоте начала стихать, взлетела в небо серия ракет.

— Ну вот, немцы, кажется, разобрались, где свои, а вот где мы — еще не знают, — начал было Жуйков, но командир дивизиона жестом остановил его. Он стоял около радиостанции и старался рассмотреть, что происходит у противника. Поляков протянул ему трубку:

— Вас просит начальник штаба.

Капитан схватил трубку и услышал взволнованный голос Овсиенко:

— Я проверил данные, получается, что можем задеть Жуйкова, нет ли ошибки?

— Все правильно, нет там Жуйкова, ничего не менять. — И выждав момент, коротко скомандовал: — Огонь!

В небо взлетели реактивные снаряды, начали рваться в расположении гитлеровцев. На дороге вспыхнули автомашины, заметались фашисты.

Подошел кавалерийский полк, эскадроны в развернутом порядке выскочили на дорогу и пошли в атаку. У фашистов не было времени, чтобы изготовиться для отражения ее, и кавалеристы довершили разгром обеих групп.

Подполковник Бежалов вызвал по рации командира дивизиона сразу после залпа. Капитан взял трубку, услышал немного осипший голос Бежалова и отчетливо представил этого уже немолодого, заботливого и уставшего от постоянного напряжения человека.

Бежалов требовал доложить обстановку.

— Есть потери? — спросил командир полка.

— Потерь нет, — ответил капитан.

— Пришлите подробное донесение в штаб, — распорядился он.

С 21 по 25 июля сорок четвертого части 7-го кавалерийского корпуса продолжали вести упорные бои с противником.

Гитлеровцы постепенно откатывались на запад. Но против находившегося в их тылах корпуса они бросали немалые силы.

После только что закончившегося боя за Хелм дивизион майора Забродина получил короткую передышку и расположился на опушке леса западнее города. Несмотря на усталость, нужно было еще провести разведку, не упустить «мелочей», которые могли бы потом повлиять на боеспособность дивизиона.

Забродин решил не оставлять машины на опушке, как это часто делал и как поступали другие командиры, а отвести дивизион в глубину леса. Он учитывал быстро меняющуюся обстановку в условиях рейда по тылам противника, но старался надежно укрыть установки, хотя это сковывало маневр. Он знал, что данные о перемещении противника ему доставят из штаба дивизии, да и свои разведчики не дремлют.

Отдав необходимые распоряжения, он медленно прохаживался вдоль колонны машин, вдыхая теплый лесной воздух, смешанный с запахом трав. Вокруг шла обычная войсковая жизнь: отдавались распоряжения, старшина второй батареи отчитывал сержанта Лубышева за какие-то упущения, расставлялись часовые, дозаправлялись и проверялись машины; словом, делалось все, без чего немыслима боевая жизнь.

На душе было тяжело: перед глазами стояли картины встречи с узниками Майданека.

Тогда, под Люблином, Забродин выбрал огневые позиции невдалеке от барачного городка, окруженного колючей проволокой. Этот поселок напоминал кирпичный завод, и никто вначале не обратил на него внимания. Но как только стали поблизости разворачиваться боевые машины, ворота раскрылись, и толпа странно одетых людей вырвалась наружу, выкрикивая что-то на разных языках.

Забродин догадался, что это лагерь заключенных. Он оставил там своего заместителя по политической части капитана Юдельсона с несколькими бойцами и отвел дивизион на другую позицию. Потом он услышал рассказ замполита о зверствах фашистов в лагере смерти, который в начале принял за кирпичный завод. Борис Борисович рассказал про горы обуви, снятой с убитых, о том, как красноармеец Данилов нашел в бараке маленькие пинетки, которые носят полугодовалые дети, и как солдаты, глядя на них, сняли головные уборы…

3-й дивизион капитана Шалаева вошел в прорыв вместе с 16-й кавалерийской дивизией. Вокруг было спокойно, ни орудийных выстрелов, ни надрывного рева самолетов, ни пулеметной и автоматной стрельбы. Впереди расстилался зеленый ковер лугов, сливавшийся вдали с темно-лиловым лесом.

Голова колонны достигла середины лугов, а ее передовой отряд начал втягиваться в лес. Колонне, казалось, не будет конца. Всадники двигались попарно, занимая всю ширину полевой дороги, в конце колонны катились повозки, артиллерийские упряжки, обозы, походные кухни. Справа и слева через бескрайнее поле двигались еще две колонны. И все вместе они составляли мощную силу, сплошным потоком устремившуюся навстречу врагу. Но Шалаев знал, что картина скоро изменится, что это начальный этап вхождения в прорыв. Затем корпус будет рассредоточен на широком фронте, отдельные отряды и его дивизион растворятся среди лесов, и только единая задача будет связывать его действия с действиями войск корпуса.

Все произошло так, как представлял себе капитан. Дивизии рассредоточились в отведенной полосе и начали вести активные боевые действия, нанося противнику удары там, где он меньше всего ожидал. Постепенно оправившись, гитлеровское командование начало стягивать резервы с целью блокировать действия корпуса, не дать ему возможности выйти на оперативный простор.

Район, в котором действовали войска корпуса, оказался четко обозначенным на вражеских картах и попал под контроль противника. Шоковое состояние, которое охватило фашистов вначале, прошло, и дивизиону уже дважды приходилось ставить огневой заслон перед контратакующими гитлеровскими частями.