Дело Бутиных - Хавкин Оскар Адольфович - Страница 19

— Вы можете не углубляться, господин Лосев, я с вашими убеждениями знаком, программа ваша мне известна, — спокойно сказал Бутин. — Долой помещиков, земля крестьянам, социализм, артели. Единственное, что могу сказать, не будучи политиком, но занятый практическим делом, — пути к прогрессу ищете не только вы, о благосостоянии народном и другие заботятся, по своему разумению и по своим возможностям. Что касается Сибири, то, принадлежа России, она проходит свой отличительный путь — у нас тут ни помещиков, ни крепостных.

— Что ж, — дерзко отвечал Вьюшкин, — и царских властей тут нет? и царских чиновников? и неравенства? и нищеты? и произвола?

— He намерены ли вы, господа, — улыбнулся Бутин, — поступив ко мне на службу, учинить бунт на приисках? Свергнуть меня с моего трона? Объявить наш край республикой?

Неглупые люди — поняли шутку, рассмеялись..

Ответил за всех рыже-конопатый:

— В вашем обширном царстве мы, господин Бутин, подданные временные, и бесчинствовать и рушить доброе дело нам ни к чему. А за теплое слово и гостеприимный приют русский человек непривычен отплачивать неблагодарностью. Работать будем исправно.

— В таком случае, господа, будем считать наши взаимоотношения улаженными. Я вполне полагаюсь на ваше благоразумие и осторожность. Прошу вас направиться тотчас в контору, там спросите Иннокентия Ивановича Шилова и скажете ему, что Бутин распорядился устроить и определить... Постойте, господа, вот вам записка в нашу лавку в Торговых рядах; Шилов объяснит, там вам будет кредит на необходимые товары и припасы. Честь имею.

Михаил Дмитриевич оставил всех троих в Нерчинске, у себя на глазах: Лосева — при конторе, Дарочкина и Вьюшкина — на строительстве нового дома на площади.

Старший брат почитался в бутинском доме — старом и новом — бесспорный глава семейства. От младшего его отделяли десять лет с небольшим. Николай Дмитриевич занимал и место за столом по старшинству. Младший подавал пример послушания и уважения к старшему, и все сестры, зятья, все двоюродные и троюродные от-ветки Бутиных, все служащие фирмы, все домочадцы и вся прислуга, все знакомые семейства, все гости дома прекрасно были осведомлены, насколько серьезно и бережливо относится Михаил Дмитриевич к строгому соблюдению правили обычаев старшинства, как в семейных отношениях, так и в деловых вопросах.

«Слышали, так наказал Николай Дмитриевич».

«Делайте как брат решил».

«Это наше с братом желание (распоряжение, мнение, указание)».

Николай Дмитриевич был человеком уравновешенным, разумным и мягким. Житейского опыта у него было побольше, чем у младшего брата. Он раньше начал службу у Кандинского и дольше у него прослужил. В приказчиках. Там он нагляделся. Кандинский за трехрублевый долг мог лишить человека имущества. Не раз Николай Дмитриевич в тайне от всех совал задолжавшему бедняге синенькую — на, отдай хозяину, мне по копейкам воротишь.

Из этих годов у Кандинского, все же набравшись торгового опыта и умения дельно вести конторские книги, завязав деловые, коммерческие и личные отношения со многими купцами, чиновниками, служащими, вывел для себя самого старший Бутин весьма важное заключение: в советчики, в подсказчики он годится, а вершить, управлять, держать в руках — на это у него ни умения, ни охоты.

В конторе, на приисках, в торговых предприятиях, в своих распоряжениях по Товариществу и Торговому дому, в каждодневности дел Михаил Дмитриевич все решал сам — быстро, без проволочек, по-хозяйски, в советчиках у него неизменно многоопытный и образованнейший Дейхман, до мелочей знающий все бутинское хозяйство и людей, добросовестнейший Шилов, хотя и недалекий, но преданный Иринарх, готовый выполнить волю брата в мгновение ока.

Младший Бутин, конечно, жестко держался полномочий, данных ему еще в пору зарождения Товарищества старшим братом и хитроумным зятем Капараки. Эти полномочия остались за ним и после выхода Капараки из дела. Он оставался распорядителем всех работ и предприятий фирмы.

Значило ли это, что Николай Дмитриевич был отстранен или самоустранен от повседневного участия в делах и не имел никакого веса в устройстве всяких предприятий?

Стоит припомнить, что Николай Дмитриевич не позволил младшему брату одному отправиться на Петровский завод к Горбачевскому в дни, столь важные для начала их общей деятельности.

Старший брат не так часто выезжал на прииски. Но, выехав, изучал все обстоятельства с глубиной и основательностью.

У Николая Дмитриевича было необъяснимое, даже загадочное чутье на опасность. Точно бы у него температура поднималась. Он вдруг начинал проявлять беспокойство, не находил себе места. И просил запрячь коляску или оседлать верховую — любимую им серо-белую Стрелку — и отправлялся именно туда, где случалась заминка, где грозило срывом работы, где заболевал или шкодничал смотритель. Его вдруг потянуло на Нечаянный, когда люди стали уходить с разработок из-за управляющего Миягина, запившего горькую и забросившего все дела. Он же первым догадался, что на бывшем вдовы Чемякина прииске Маломальском шурфы бьют не там, где золото, надо подальше от речки. Выводы его были безошибочны, основательны и давали распорядителю принять должные меры. Миягина следовало перевести на другой прииск, человек он не потерянный, но баба у него загуляла и вышла из благонравия. Геологическую партию на Маломальском укрепить более сведущими людьми. Заминка устранена, работа налажена.

Убедить того же иркутского Хаминова, иркутского соделыцика, упрямого, подозрительного и самолюбивого; совместно выступить на торге и переторжке по заготовлению и поставке для пересыльных арестантов Верхнеудинска, Читы, Нерчинска всякой незамысловатой одежки, дабы чистые, а не прилипчивые руки приуготовили для несчастных все эти сотни и тысячи холщовых рубах, серо-фабричного сукна, кафтанов, больших и средних котов и онучей, юбок, шарова-ров, рукавиц, овчин — безо всего этого людям пропадать в стужу, при ливнях, под ветрами, на тяжких и грязных работах, тем более если поставки будут недобросовестными и мошенническими; или задача перед старшим братом в Москве — нанести дружеский визит братьям Морозовым, испросить выгодный крупный кредит на два сезона намыва золота. Или, уж в Петербурге, поговорить умно с влиятельным сенатором, с деликатностью вручив подарок в виде весомого самородка, найденного на Верхнем Дарасуне самим Михаилом Дмитриевичем, от которого нижайший поклон...

Николай Дмитриевич учтивостью манер, спокойным достоинством обхождения привносил во многие предприятия, сделки и контакты фирмы безукоризненную корректность, изящество и уверенность. Он очень любил ссылаться на англичанина Честер-фильда, коего почитал: «Будучи приятной, речь твоя становится убедительной».

Первоначальные отношения с тем же Хаминовым, с московскими Морозовыми, с уважаемым сенатором были установлены самим распорядителем дел. Но, будучи занят в неотлучности при разработке нового прииска или принятии кругосветно прошедшего на Амур парохода из Гамбурга, послать вместо себя для решения важного дела он мог только старшего брата. Тот собирался в путь медлительно, неохотно прощаясь со своим креслом, таксой Черепашкой, карточным столом и любимыми монгольскими меховыми шлепанцами и переодеваясь в дорожный костюм на английский манер «а-ля Ливингстон»... А управлялся со всеми поручениями столь успешно, дельно, что у него оставалось вдоволь времени для театров, концертов, выставок и «Славянского базара».

Глубина влияния и соучастия Николая Дмитриевича в делах с особенной убедительностью сказывалась в тех опасных случаях, когда, предвидя провал, срыв, беду, он с завидной невозмутимостью охлаждал брата. А иной раз проявлялась в тот неотложный момент, когда, веря в успех, старший понукал младшего к смелому ходу, к дерзкой коммерческой операции.

И в этих случаях он не упускал случая сослаться на давно забытого Честерфильда: «Когда предстоит совершить нечто хорошее, серьезное размышление всегда придаст тебе храбрость, и храбрость, порожденная размышлением, гораздо выше безотчетной храбрости пехотинца». Так некогда лорд Честерфильд поучал своего неразумного сына. Так старший Бутин наставлял иной раз своего разумного младшего...