Мы, монстры. Книга 3: Зверь (СИ) - Вернер Тим - Страница 61

       — Нивен! — выдохнула она и бросилась наконец к нему. — Ты вернулся!

       Он обнял Аэйлар так крепко, так уверенно, что Кеон, пожалуй, разозлился бы, если б не был так изумлен.

       — Мы пели, — прошептала Аэ в плечо чужаку. — Ты просто не сразу услышал… Но это неважно. Ты вернулся!

       — Я же обещал, — напомнил он ей.

       — Что с тобой было? — спросил Кеон.

       Согласно Ритуалу, не так нужно было задавать вопрос. Но зачем задавать вопрос правильно, если ответят на него опять же не так, как нужно. Чужак не знает правил. Но вернулся из небытия он, а не те, кто эти правила знал.

       — Ну-у… — задумчиво протянул в ответ Нивен, и Аэ наконец отстранилась от него, тоже заглянула в глаза. — Такое дело… Я бы это сразу всем рассказал.

       — Созвать для тебя Совет? — презрительно фыркнул Кеон. — Опять?

       — Есть идея, — сказал Нивен. — Пока я тут, Совет вообще не распускать.

       Аэйлар тихо рассмеялась — скорее от счастья, чем от его глупой шутки. И взяла его за руку.

       Кеон молча развернулся и вышел прочь.

       Ночной ветер донес до него шепот Нивена:

       — Папа сердится?

       И тихий, счастливый смех Аэ.

       То, что дочь влюблена, он понял уже давно. Но теперь все стало гораздо сложнее: теперь он не имеет права выгнать чужака из Запретного леса. Чужак больше не чужак. Он прошел инициацию. Он вернулся из небытия. Он расскажет Совету, что видел там. Так завершится Ритуал.

Глава 19. Взлететь

   Йен легко зашагал к забору. Пройдя немного, зачем-то оглянулся. Мышки в окне видно не было. А он почему-то думал, что она выглянет ему вслед. Почти чувствовал взгляд темных бусин, упирающийся в спину.

       “Эй, детка, — подумал он, — я только что из окна прыгнул. Если не смотришь на меня… Где ты тогда?”

       Уже помчалась куда-то? Эта — может. Эта — решительная.

       Значит, ему нужно действовать быстро. Пока она чего не нарешала.

       Глядя уже не на дом — вперед, понял вдруг, что прыгал-то с большой высоты, но не почувствовал удара о землю. И даже не задумался перед прыжком, да и после — не сразу.

       “А если меня со скалы столкнуть? — мелькнуло в голове. — Если не успею обратиться в полете? Или не захочу, например… Разобьюсь? Насколько высокой должна быть скала, чтобы разбился?”

       Стало даже интересно.

       Хотя нет, не было ему интересно. Дурацкие мысли мелькали быстро, лихорадочно. На самом деле они вообще не хотели лезть в голову, эти мысли: голову так и норовил заполнить красный туман, душила ярость, а руки слегка дрожали от нахлынувшей злости.

       Но Йен не давал ей взять верх — сам пытался отвлечься на глупые вопросы, сам хватался за дурацкие мысли.

       Он прекрасно знал эту ярость, помнил того, кому она принадлежала. Помнил себя. Но сейчас слишком опасно было становиться собой: Мышка рядом.

       “Да что ж такое! — мысленно вздохнул Йен. — Окружили! Не Нивен, так барышня под рукой…”

       И вот вопрос: Нивена-то понятно, он знает давно, а к этой, курносой, когда успел привязаться? Почему на всех плевать, а на нее — нет?

       Представим: что-то случится с ней. Изменит это как-то дальнейший ход событий? Нет. Повлияет на воплощение плана? Нет.

       Только странное что-то — как заноза внутри. Неприятное, ноющее. Что-то, что хочется достать, выковырять, выдрать из-под кожи, чтобы не мешало.

       Это — оно? Это называется “чувствовать”? Нивен бы гордился им теперь? Теперь из-за Мышки Йен, выходит, тоже чувствительный?

       “А вот это — может помешать, — решил Йен. — Внезапная чувствительность сейчас совершенно не нужна. Не время превращаться в Нивена. Уши не доросли…”

       И вдруг понял: это будто не он думает. Интонации, голос — все чужое. И попытка пошутить про уши смотрится натянуто, нелепо, неуместно. Он не хочет больше шутить. И дело не в том, что страшный монстр Затхэ пробрался к нему в голову. Никто никуда не пробирался, он сам и есть страшный монстр. Он вдруг просто стал думать серьезно. Сосредоточенно. Ему просто вдруг чертовски надоело веселиться. Стало тошно от собственной манеры постоянно валять дурака и задавать бессмысленные вопросы.

       Хватит.

       Он больше не шут. Он больше не слаб. Он стал собой.

       Он очень устал на самом деле.

       И кажется, вырос.

       Йен подошел к стене вплотную, остановился, прислушался.

       За стеной было тихо. Но он-то пришел на запах, потому знал: именно там сейчас гномы. На расстоянии вытянутой руки. Двух вытянутых рук. Если одну оторвать и взяться за нее другой… Стоп!

       Сказал же: хватит.

       Итак, гномы. Штук… Двадцать или около того. Гномы долго шли по лесам, и теперь от них так несет, что точно и не посчитаешь. Одна сплошная гномья вонь. Еще и от зоргов несет с другой стороны. Слишком сильные запахи, чтоб разобрать нюансы.

       А от Мышки пахнет морозным горным ветром…

       И еще раз: хватит!

       Йен отошел на несколько шагов, чтобы взять разгон. Рванул вперед, толкнулся ногами и зацепился за край стены. Подтянулся, запрыгнул, замер наверху. Увидел гномьи спины.

       Те, крадучись, шли вперед.

       Предводитель отряда что-то зачуял, вскинул кулак. Остальные послушно остановились, принялись оглядываться. Почему-то никто не додумался поднять голову.

       Один, два, пять, десять… Да черт с ними, даже считать лень. Прихлопнуть — раз плюнуть.

       Это даже как-то несерьезно: это будто злого волка отправляют охотиться на мух. На мух охотиться должны пауки, а волку положено побеждать врагов. Не играться в игры с насекомыми: ни с теми, что по ту сторону стены, ни с теми, что по эту. И уж точно не пытаться стать одним из насекомых. Не пытаться остаться жить в их муравейнике, существовать по их правилам. А ведь он всерьез думал об этом.

       Чуть не спросил было у себя: “Что со мной не так?”, и тут же чуть было не рассмеялся вслух в ответ.

       Всё. С ним всё не так.

       Так уж вышло.

       Йен криво ухмыльнулся и тихо свистнул.

       Нападать со спины было бы совсем скучно.