Гнилые холмы (СИ) - Серяков Павел - Страница 26

Точный удар. Он сам научил этому Рейна. Он учил парня смотреть, подмечать и делать выводы, но поступился собственным учением. Горст слишком поздно заметил, что веревки на запястьях Рейна уже вспороты, поздно заметил нож, зажатый в кулаке молодого выжлятника.

Удар был быстр и точен, а смерть неминуема. Они оба это понимали. Горст схватился за сердце и изумленно поглядел на испачканную кровью ладонь. Рейн воткнул в землю окровавленный нож и уселся обратно, не глядя на доживающего свой век наставника. Пустыми, потерявшими свой цвет глазами он глядел сквозь берег Хельги, сквозь камышовые заросли на соседнем берегу.

– Она простила меня, Горст, – произнес наконец парень, обращаясь к покойнику. – Она позволит мне забыть обо всем, что здесь случилось, и даст больше, чем мы можем себе представить. Я же верно говорю?

– Верно, – прошептала Рейну Возлюбленная.

– Ты умный мальчик, – согласилась с сестрой Покинутая.

– Все это сон, и истинна лишь любовь Царицы, – сообщила Рейну Скорбящая.

– А теперь мне нужно вернуться в Ивы? – на глаза Рейна наворачивались слезы, но он поборол в себе жалость к наставнику.

– Да, – хором ответили Сестры, – но сперва позволь Матушке отблагодарить тебя за свершенную месть. Ты не сделал ничего дурного, ведь этот человек сей ночью убил праведника Вита, и теперь душа старца обрела покой.

– Отблагодарить? – Рейн вспомнил про обещанную ему награду. На рассвете тот чарующий голос, что прежде напугал его в треклятом пролеске, обратился к нему вновь и избавил сознание младшего секутора от терзающего ужаса. Хозяйка пообещала парню покой и то, о чем он не смел даже мечтать, находясь на службе у Горста. – Как отблагодарить?

– Повернись, – произнесли Сестры, – погляди, что тут у нас.

Рейн медленно повернулся и впервые в жизни увидел чудо собственными глазами. Парень потер глаза, опасаясь, что чудо исчезнет, будто мираж, словно наваждение. Посреди ведущей в Подлесок тропы был сложен погребальный костер, на котором лежало тело его казненного отца. Он медленно поднялся с земли и, рыдая, направился к родителю.

С момента казни его отца прошло достаточно времени. Рейн знал, что казненных запрещается вынимать из петель, запрещается хоронить.

– Царица дает тебе шанс проститься с отцом, – вытирая слезы радости, сообщила Возлюбленная.

– Все в этом мире находится в Её власти, и всему Она является Хозяйкой, – прошептала Покинутая.

– Сделай то, о чем мечтал все эти годы, – Скорбящая вложила в руки Рейна горящий факел и поцеловала секутора в щеку. – Он был хорошим человеком и заслужил достойные похороны.

Обливаясь слезами, Рейн благодарил Царицу, ибо часть души несчастного наконец обрела покой.

Будь остальные выжлятники живы, они бы ужаснулись, глядя на то, как их товарищ и брат по оружию пытается сжечь лежащую поперек дороги корягу, которую туда по велению Сестер бросил Ансгар. К счастью, мучения для этих людей наконец подошли к концу, а Рейн, видя то, что ему показывают желтоглазые твари, был счастлив и благодарил Хозяйку за прощение и вновь даденный ему шанс обрести Материнскую любовь, от которой он, будучи полным дураком, отказался в ныне выгорающем дотла пролеске. 

Глава 2

Вша вытер лицо. Взволнованно улыбнулся и оглядел односельчан.

Лес горел, и они шли через него в полной тишине, слушая треск ветвей, пожираемых огнем. Едкий дым проникал в ноздри, но не заставлял нутро содрогаться, дым был не в силах поставить на колени детей доброй Матушки, слуг великой Царицы.

Они шли сквозь дым, и над ними простиралось слепое утреннее небо. Мир стал празднично бел, и жители Подлеска шли, утопая в Молоке не страшась жара, не опасаясь вдыхать гарь.

Вша подметил, что горящие сосны пахнут лекарской сумкой. Лекарь был частым гостем в их доме и всякий раз приносил с собой смрад смерти. Лекарь обещал, что Яценти отправится к Отцу Переправы в конце лета. Старик Вит прогнал лекаря и отвел кашляющего кровью Яценти в этот самый лес, туда, где царила благодать.

Сердце Вши обливалось кровью всякий раз, когда он вспоминал о брате и проклинал выжлятника, прося Матушку лишь об одном: чтобы душа бородатого выжлятника вечность блуждала во мраке и никогда не нашла путь к Серебряной реке.

Они шли сквозь полыхающий воздух, дым, грызущий глаза, но их вели Сестры, и смерть была бессильна.

Все были здесь, и все были счастливы. Вше было жаль, что Вит и Яценти не могут принять участие в их шествии, но Сестры сказали Ансгару, что их друзья рядом, сказали, что все причастные глядят на них сквозь туман и радуются вместе с ними.

В плечо Вши вгрызалась веревка, которой перевязали свежие факелы. Ближе к Ивам Вша сбросит с себя вязанку, и начнется их скромное факельное шествие. Мальчишка чувствовал себя важным и гордился собой.

Все были здесь. Все жители Подлеска за исключением Яценти. Даже старосте, предавшему Материнское доверие, нашлось место. Этого подлого человека выпустили из грота и волокли на цепи, но никого не трогали его жалобные завывания. Даже молодой выжлятник шел с ними, хотя по их общему разумению место ему тоже было на цепи, близ такого же выродка. В Подлеске не любили пришлых. В Подлеске презирали и Ивскую голытьбу, но те были соседями, и деваться от них один ляд было некуда.

– Не порти празденство, гнида, – буркнула баба Зофия и пнула что было сил бывшего вожака Подлеска.

Бабкина выходка развеселила мужиков, развеселила всех, за исключением Ансгара и молодого выжлятника. Те о чем-то еле слышно беседовали, и Вша, перехватив поудобнее веревку, ускорил шаг. Вшу возмущало, что уважаемый человек вот так запросто разговаривает с секутором. Мальчишка решил убедиться, не сговорились ли они, не замыслили ли они чего против Сестер.

Воздух наполнился ароматом Материнского Молока, а это значило лишь одно – они идут близ священного Холма, рядом с местом, где ночью была принесена новая жертва Царице.

– Что будет дальше? – секутор говорил с пугающей отстраненностью.

– Дальше будут жертвы, и Вы приклоните колено, примете Матушку.

Ансгар был возбужден. Таким его можно было видеть не часто.

– А дальше?

– А дальше Царица откроет Вам свое имя.

– Имя?

– Имя. Это великая честь.

Вша знал имя Царицы и гордился своим знанием. Мальчик убедился – Ансгар не замышляет ничего дурного, и подошел еще ближе. Выжлятник окинул его холодным оценивающим взглядом.

– Спроси его, – Ансгар ткнул Рейна локтем в бок и ухмыльнулся. – Спроси его, ты же хочешь спросить.

– Про Аарона?

– Я размозжил голову этого человека камнем, – Вша поднял руку и замахнулся ей. Вышло скверно, и он повторил. Прямо как на берегу Хельги, – вот так.

– Поздравляю, – Рейн отвел глаза, – многие пытались, и только у тебя вышло.

– Он отважный паренек, – заметил Ансгар. – Сестры помогали ему.

Вша не поспевал за взрослыми

– Зачем нам Её имя?

– Любопытный выжлятник. Ты все сам узнаешь, а пока, – Ансгар вынул из-за пояса Рейна нож. Тот самый, которым он приговорил Горста, – тебе надо избавиться от своих кудл.

– Чего?

– Режь волосы, – подсказал Вша.

– Зачем?

Ансгар пожал плечами.

– Я так решил, выжлятник. Я так хочу.

И Рейн послушно взял нож. Послушно обрезал хвост, который прежде был предметом его гордости. Теперь все это уже не имело значения.

– Так зачем нам Её имя? – повторил свой вопрос Рейн.

– Оно дает нам над Ею власть, – повторил Вша слова старого Вита. – У Ей есть власть над нами, у нас над Ей.

– Сопляк прав.

– Но это же… глупость. Власть так запросто не раздают.

– Это Материнская любовь, выжлятник, – смакуя слова, произнес Ансгар, – а любовь – это всегда доверие. Погляди назад. Там волокут нашего старосту. Он не оправдал доверие, и теперь его песенка спета.

Плотная завеса дыма таяла, а ветер из обжигающего кожу стал прохладным. Они выходили из пролеска, становясь ближе к Матушке еще на добрую сотню шагов.