Феникс (ЛП) - Рейн Энтони - Страница 31

— Какую работу?

— Ты не захочешь это слушать. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Я сглатываю ком в горле и изображаю храбрость на лице.

— Захочу. Расскажи мне.

Внутри я чувствую такую ненависть к Ричарду, что если бы Феникс его уже не убил, я бы хотела сделать это сама. Хотела бы я иметь возможность спасти Феникса от его судьбы. Вернуться назад во времени и каким-то образом сделать так, чтобы его отец его никогда не предавал ради финансирования своих азартных игр.

— Если одного из его людей ловили на шпионаже или продаже информации, меня заставляли избивать или наказывать его. Иногда он даже приказывал мне убивать их.

Он закрывает глаза, плотно сжав губы.

— Прости. Знаю, ты хочешь послушать, но я больше не могу об этом говорить, Ева. Потребовалось так много лет одиночества, чтобы сбежать от того, чем он меня сделал. Я не могу вновь пережить это, даже для тебя, моя дорогая.

— Мне не следовало…

— Не извиняйся. Я не могу этого вынести.

— Почему? — шепчу я.

— Потому что я не заслуживаю извинений. Я ничего не заслуживаю, и ты — определенно больше, чем мне полагается.

— Ты заслуживаешь все извинения мира, глупыш, — говорю я, обхватывая его лицо и целуя его щеки и веки. — Ничего из этого - не твоя вина.

Он смотрит на меня в ответ, а потом печально опускает глаза.

— Тогда почему я чувствую себя таким виноватым?

Глава 19

Остаток вечера я провожу в объятьях Феникса. Он говорит, что сон со мной — первый раз, когда он хорошо отдохнул ночью, с тех пор как его забрали из Греции. Я отворачиваюсь от него, чтобы скрыть слезы, от которых защипало в глазах.

Когда вижу, что Феникс, наконец, засыпает, я нежно провожу пальцами по его лицу. В темноте я вспоминаю строки из «Отверженных» Виктора Гюго — эту книгу мне дала почитать Гарриет, когда мне было всего четырнадцать.

— Когда душа полна мрака, в ней зреет грех. Виновен не тот, кто грешит, а тот, кто порождает мрак, — нежно шепчу я.

Феникс тут же открывает глаза. Я думала, что он спит, но, может, мое бормотание разбудило его. Феникс ничего не говорит, но я вижу, как его глаза влажно блестят. Он прижимает меня к себе, всем телом оборачиваясь вокруг меня и не отпуская остаток ночи.

Следующим утром я как обычно отправляюсь на работу. От мамы и Максвелла ничего не слышно. Скрещиваю пальцы в надежде, что они решили вернуться в Уэльс. Надеюсь, Феникс напугал их достаточно, чтобы они держались от меня подальше. Вечером Феникс снова занят доставкой. Я сижу и как обычно исправляю домашние работы, когда в дверь звонит Маргарет. Я приглашаю ее на чашечку чая, и она спрашивает меня, как мне вечеринка ее сына Джеймса.

— О, она была замечательной, — улыбаюсь я.

— Кажется, у тебя хорошее настроение, дорогуша. Есть причины?

Я сосредотачиваю внимание на намазывании булочки маслом.

— На самом деле, нет. Просто рада, что хорошо здесь устроилась.

— Это хорошо, — говорит Маргарет. — А как ты ладишь с Фениксом? Казалось, вы были близки на пикнике.

— О, отлично. Он хороший друг.

— Друг, говоришь, — с забавой щебечет Маргарет. — Ну, я знаю лишь, что этот мужчина живет здесь почти десятилетие, и ты первая, кто смог назвать его другом. Уверена, что здесь нет ничего большего?

Она докапывается. В голове проносятся изображения с прошлой ночи, и я краснею. Кажется, Маргарет это замечает и мягко хихикает.

— Слушай, тебе не нужно мне ничего рассказывать. Я просто рада, что вы двое смогли найти счастье друг с другом. Господь свидетель, бедный Феникс заслуживает это после всех лет одиночества. Но будь осторожна, Ева. Могу сказать, что он хороший мужчина, но если в истории той медсестры есть хоть какая-то правда, у него за спиной темное прошлое. Такой мужчина может быть непредсказуем.

Я киваю, но ничего не говорю. Вместо этого меняю тему и рассказываю ей о том разговоре Деборы и Кэти, что подслушала в продуктовом. Маргарет ответила поджатыми губами и резким глотком чая.

— Эта женщина - безумная. Она использует людей для собственного развлечения, — с неудовольствием заявляет она. — Кому-нибудь следует рассказать ее мужу о том, что она вытворяет, когда он в отъезде.

Не могу не согласиться с ней, но это не значит, что сделаю это именно я.

— И знаешь, — продолжает размышлять Маргарет, — когда она выдвигала свою кандидатуру на место в городском совете, у нее была жесткая конкуренция с другой местной женщиной по имени Валери Тауэр. Сначала казалось, что Валери лидирует и что место займет именно она, но потом разразился большой скандал по поводу того, что она, видимо, брала взятки на своей предыдущей должности. Я никогда не верила слухам, но она все равно так и не заняла то место. Я всегда задавалась вопросом: а не Дебора ли зародила этот слух, чтобы опозорить Валери.

— От нее и такое можно ожидать, — говорю я. — Особенно после того, как я услышала о ее планах поговорить с директором Хелстоуном обо мне и моих скелетах в шкафу.

Маргарет кивает с торжествующим выражением лица.

— Да. Будь с ней аккуратна, Ева. Нет врага хуже, чем такая презренная женщина, как она.

Полчаса разговоров на нейтральные темы спустя я стою у своей двери, машу Маргарет и иду сделать телефонный звонок. Даже если я и хочу, чтобы моя семья навсегда ушла из моей жизни, я не допущу, чтобы моего родного отца убили из-за долгов. Он никогда не был хорошим отцом, но я не смогу жить, зная, что даже не попыталась ему помочь.

— Кто это? — нахально спрашивает моя сестра Шарлотта, не опознав номер, с которого я звоню.

— Шарлотта, это Ева, — говорю ей. — Как ты?

— Ева! Где ты, черт возьми? Максвелл последние несколько недель в абсолютном ужасе, ведь ты просто испарилась!

— Мне совершенно плевать на Максвелла. Что с папой?

Она со свистом вдыхает.

— Ох, это скандал! Ты мне не поверишь, Еви. Буквально на прошлой неделе он объявил мамочке, что разводится с ней и переезжает в Бенидорм со своей новой подружкой. Мамочка была вне себя от ярости.

Качаю головой на собственную глупость. А я ведь почти поверила в их ложь.

— Так у него нет долгов?

— Долги? Нет. Его уволили на заводе, но он получил хорошие увольнительные. Эти деньги он использовал на побег с подружкой.

— Ясно. Что ж, надеюсь, с ней он будет счастлив. Мне надо идти, Шарлотта. Пока.

— Погоди! Ты даже не сказала, где ты. И знаешь, я хотела спросить, не могла ли ты одолжить мне…

Я вешаю трубку раньше, чем она может сказать еще что-нибудь. Если мама с Максвеллом все еще в городе, они не получат от меня ни пенни. Поверить не могу, что я почти купилась на их ложь.

В тишине гостиной я сажусь за фортепиано и начинаю что-то играть, чтобы успокоить разум. Внутри кипит гнев. Кажется, будто всю свою жизнь я принимала насилие и была молчаливой боксерской грушей, и теперь во мне наконец будто гноится ярость. Я хочу бороться. Долгое время я просто ненавидела и боялась их, хотела от них сбежать, но теперь, когда они вторглись в мою новую жизнь, отравляя ее, я хочу наказать их.

Я уже чувствую, как их присутствие в этом доме разрушает его. Он больше не может быть убежищем, каким я его считала. Ни одно место, куда ступала нога Максвелла, не сулило мне ничего хорошего. Я с силой бью кулаком по клавишам, и отступление от мелодии звенит по дому. Если мое убежище так легко испортить, тогда как мне вообще найти то место, где я стану свободной?

Возможно, мне стоит искать не место, а состояние разума.

Если мой разум будет силен, никто не сможет меня тронуть.

Глубоко вдохнув, я снова выпрямляю спину и опять начинаю играть. Музыка дает мне возможность перестать думать, заглушает слова и образы в моей голове, и я слышу лишь сладкозвучные ноты.

Руки болят. Я играла так долго, что теперь сижу во тьме, слабый вечерний свет превратился в темноту. Слышу, как моя входная дверь открывается и закрывается. Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я понимаю, что оставила дверь незакрытой. Что, если Максвелл вернулся за мной? Сейчас я совсем одна и не способна ни на что, кроме озлобленных мыслей о борьбе в ответ. Иногда ты настолько выучиваешь роль жертвы, что она перестает быть ролью, а становится неотъемлемой постоянной частью тебя.