Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 58

— Умно! — едва не захлопал в ладоши Постников.

— Это так, — всё ещё сохранял скепсис более опытный товарищ. — Но ведь, как только дойдет до упоминания высоких особ — вмешается полиция!

— Поэтому и нужен шум в прессе, чтобы они не сразу разобрались, кто первый начал.

— Вы полагаете, это так трудно выяснить?

— А вы не пишите прямо, что речь о…

— Мы поняли о ком вы.

— Вот-вот, пишите просто — члены семьи, не указывая какой именно. Все и так поймут. Особенно если будут ещё хлесткие определения. Скажем, «безответственные лица», «высокородные бездельники» или «оборотни в мундирах»!

— Каково?! — захохотал Николай и взялся за бутылку.

— В этом определенно что-то есть, — покачал головой Ефим Иванович. — Вы, молодой человек, явно ошиблись с выбором профессии. Вам следовало стать репортером!

— Нет, господа, — мотнул головой Дмитрий. — Вы в этом деле собаку съели, так что вам и карты в руки!

— Но вы так и не сказали главного.

— Что именно?

— Зачем вам это нужно?

— Сам не знаю.

— Тяга к справедливости?

— Да какая, к чёрту, справедливость!

— Это верно. В нашей деспотической стране никакой справедливости нет и в скором времени не случится. Вот в странах с республиканским правлением, там — да. Такого просто не может произойти. Но ничего, даст Бог и у нас будут перемены.

— Угу, — хмыкнул вполголоса Будищев. — Только и разницы, что давить станут не лошадьми, а мерседесами. И сынки не царя, а депутатов.

— Что вы сказали?

— Давайте ещё выпьем, пока горячего не подали.

— Прекрасная идея!

Когда случилось несчастье со Стешей, Дмитрий постарался выяснить подробности происшествия, но не преуспел. Однако когда девушка опознала Великого князя, дело пошло на лад. В какие-то пару дней, он нашел свидетелей, видевших, как Алексей Александрович, красуясь перед кузиной, отпихнул кучера и сам взялся за вожжи. Будь виновный простым смертным, пусть даже и адмиралом, можно было попытаться привлечь его к ответственности, или, хотя бы, попытаться получить денежную компенсацию для семьи Филипповых, однако тот был сыном императора. Таким как он всё и всегда сходило с рук, причем, и в более поздние времена. Был же случай, когда внук главы государства засунул по пьяни в багажник машины одноклассницу и разъезжал по элитному поселку. Не узнай об этом пресса, всё так и осталось бы шито-крыто.

Собственно, это происшествие из будущего и надоумило его обратиться к газетчикам. Наказать, великого князя, конечно, не накажут, но для таких как он, огласка хуже гауптвахты. А деньги? Да пусть этот жирный боров ими подавится!

Тут размышления Будищева прервало появление полового с жареными рябчиками на блюде, встреченное бурным восторгом репортеров. Постников снова взялся за бутылку, но на сей раз ему с Нарышкиным пришлось пить одним.

— Прошу прощения, господа, мне пора! — решительно поднялся Дмитрий. — Вспомнил про неотложное дело.

— Как досадно, — вздохнул Ефим Иванович и со значением посмотрел на покидающего их друга.

Тот понял всё правильно, и достал из кармана портмоне.

— Прими, любезный, — протянул он трешку половому, хотя заказ вряд ли дотягивал до двух с полтинной.

— Премного благодарим, — заулыбался тот и согнулся в почтительном поклоне.

Понять разбитного малого было не сложно. Жалованья официантам и метрдотелям в Петербурге сроду не платили, а вознаграждение за труды им следовало исключительно из чаевых, оставляемых клиентами. Впрочем, в хорошем ресторане их могло быть столько, что иной чиновник или офицер бы позавидовали. Попасть в такие места было очень трудно и только за крупную взятку. В трактирах попроще, естественно, так не шиковали, так что половые и пятаку бывали рады.

Оставив журналистов, Дмитрий взял извозчика и, назвав адрес, вальяжно развалился на диване. Сегодня у него и впрямь было неотложное и вместе с тем, весьма приятное дело. У него было свидание с Гесей.

Девушка долго не соглашалась на подобные встречи, да и времени у неё было не так много, но капля камень точит, а настойчивости бывшему унтер-офицеру было не занимать. Началось всё с цветов, потом к ним добавились коробки с конфетами, а затем модистка сказала своим работницам, что отправилась по делам, а на самом деле они отправились в цирк Чинизелли, где прекрасно провели время. Встречи их были не часты, поскольку оба много работали, но им было так хорошо вместе, что они становились всё продолжительнее, и в один из вечеров всё кончилось так, как и должно было.

— Пойдем в гостиницу, — просто сказал Дмитрий.

Лицо Геси покрыл румянец, но она преодолела смущение, и, найдя в себе силы поднять глаза, решительно ответила:

— Да.

Приют для одиноких сердец располагался в неказистом здании с обшарпанным фасадом. Портье с полувзгляда понявший, что им нужно, принял деньги и, с поклоном протянув Будищеву ключ, мазнул его спутницу презрительным взглядом.

— Прикажете проводить? — с масленым блеском в глазах спросил он.

— Нет! — в один голос ответили они и поднялись по скрипучей лестнице.

Закрывшаяся с противным стуком дверь, отрезала их от остального мира, и в это мгновение всё окружающее стало нереальным. Остались только они вдвоем. Он и она. Мужчина и женщина. Губы нашли губы, руки сплелись с руками, а мешавшая им одежда разлетелась по разным углам.

Утром уставшие, но счастливые они лежали, прижавшись всем телом друг к другу.

— Что теперь будет? — неожиданно спросила Геся.

— О чём ты? — не понял её Дмитрий.

— О нас. Мои товарищи не поймут нашей связи и не одобрят её.

— А тебе нужно их одобрение?

— Нет. Я не то сказала. Просто я чувствую себя так, будто изменила нашему делу.

— Вашему делу или Ипполиту?

— Зачем ты так? — нахмурилась девушка. — Мы с ним свободные люди и ничем не связаны кроме общего дела. Он не раз мне сам об этом говорил.

— Хорошо пристроился, — хмыкнул в ответ Будищев.

— Ты ревнуешь?

— Сама-то как думаешь?

— Но это — мещанство!

— Послушай меня, Геся. Я про свободные отношения знаю больше, чем ты можешь себе представить, и если ты хочешь этого, то я только за. Но пока мы вместе, я ни с кем не хочу тебя делить. Это понятно?

— Да, но…

— Никаких, но! Только ты и я.

— Но как же мои товарищи? Я не могу их предать…

— Блин, что за фигню ты несешь? Эти твои «товарищи» рано или поздно встрянут в какой-нибудь блудняк и тебя за собой утащат. И когда к тебе придут жандармы, а они придут, то моментально раскроют твою маленькую тайну с липовым лютеранством и тогда, поверь мне, мало не покажется!

— Откуда ты знаешь?

— Что знаю? Что иудейка Геся Барнес внезапно стала лютеранкой Гедвигой Берг? Ну, милая моя, тут трудно не догадаться! Кстати, кто тебе помог?

— Гиршовский.

— Я так и думал. Так вот, его ты тоже подставишь, если попадешься!

— Но что мне делать?! Ты себе представить не можешь, как угнетаем наш народ!

— Ой, вот только не надо мне рассказывать за угнетение! Никого в России так не угнетают, как русских крестьян. Вот уж, действительно, бесправные люди.

— Да что ты такое говоришь! Ты хоть знаешь, что такое черта оседлости?

— Нашла чем удивить. Её обойти — раз плюнуть!

— И как же это?

— Сменить веру, получить образование…

— Да как ты смеешь так говорить?! Сменить веру! Да что ты себе позволяешь, ты думаешь это так просто?

— Фрау Берг, не делайте мне смешно!

Последняя фраза Дмитрия на какое-то время заставила замолчать расходившуюся Гесю, но, впрочем, не надолго.

— Будищев, вы — негодяй! — сообщила она ему, через некоторое время.

— Я знаю.

— И евреи, так не говорят!

— Ой вей…

— И так тоже!

— Ну, хорошо, не буду, — примирительным голосом начал Дмитрий, но обидевшаяся Геся решительно откинула одеяло и принялась одеваться.

— Отвернись! — потребовала она.

— Не могу, — честно ответил молодой человек. — Ты слишком красива!