Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 24

Если приказчик и удивился количеству, то виду не подал и на секунду задумался. Затем, привычным жестом пригладив волосы на и без того идеальном проборе, осторожно ответил:

— Партия приличная и на неё вы можете получить порядочную скидку. Скажем, двенадцать рублей за сотню. Но надо будет подождать.

— И долго?

— Полагаю, недели три. Не меньше. Все же из Америки везти.

— А у вас сразу столько нет?

— Помилуйте-с! Тысячу мы бы вам нашли, но сразу пять… не самый ходовой товар-с.

— Понятно.

— Так вы будете заказывать? Мы бы поставщиков ещё сегодня известили…

По глазам торговца было видно, что о таком оптовом заказе он первым делом известит не заморских компаньонов своего хозяина, а родной департамент полиции. Но Дмитрий уже понял, что покупка не по его карману и решил, что пора ретироваться.

— Я подумаю над вашим предложением, — улыбнулся он и приподнял котелок над головой.

— Возможно, я мог бы устроить вам большую скидку, — попытался удержать его приказчик. — Куда прикажете сообщить?

— Я сам к вам наведаюсь на днях, — не повелся на развод Будищев и поспешил покинуть гостеприимное заведение.

Прикинув количество патронов, потребное для испытаний, Дмитрий пришел к выводу, что решение подобных проблем не соответствует его окладу и оставил их для хозяев.

Впрочем, Барановские недаром слыли людьми изобретательными и креативными, а потому быстро нашли выход. У них на заводе в избытке имелось пневматическое оборудование, которое они и предложили использовать для отработки конструкции. Дело это оказалось совсем не сложным. Нужно было лишь добавить к механизму пулемета еще одну деталь, к которой поступал воздух из баллона высокого давления. Для имитации выстрела приоткрывался клапан, и получалась самая настоящая отдача.

Первый вариант сделали буквально за пару дней. Патроны из коробчатого магазина, располагавшегося сверху пулемета, опускались вниз под действием собственной тяжести. Дальше в дело вступал затвор, досылавший их в камору, и экстрактор, выбрасывающий гильзы.

По крайней мере, на пневматике всё работало идеально, и демонстрационный образец вполне можно было показать высокому начальству. Правда, Будищев говорил, что механизм питания должен быть ленточным, но тут возникало сразу столько проблем, что его реализацию оставили на потом.

С непривычки работа на заводе казалась Дмитрию очень тяжелой. Рабочий день длился почти одиннадцать часов, правда, с двухчасовым перерывом, в течение которого мастеровые могли пообедать и даже вздремнуть. Выходной был только один — воскресенье. Отпусков у работяг не могло быть в принципе, если не считать за таковые строго соблюдавшиеся церковные праздники. В общем, каждый вечер, когда они с Акимом Степановичем возвращались домой, отставной унтер проникался всё большей симпатией к идеалам Великого Октября, до которого оставалось ещё почти сорок лет.

Тем не менее, молодость брала своё и после работы он, как и прочая молодежь, ходил на так называемые посиделки. Обычно собирались они за околицей, благо, вечера уже были не такие холодные. Поначалу девушки и парни держались особняком друг от друга, лишь перебрасываясь острыми словечками, перемежая их веселым смехом. Затем, если к ним присоединялся гармонист или балалаечник, могли и поплясать в своё удовольствие или погорланить частушки. Чаще же, просто все вместе пели задушевные песни и уже совсем поздним вечером, разбившись на пары, расходились по домам. Впрочем, песни и танцы обычно случались по выходным, а в обычные вечера обходились без них.

В первое время молодежь в их слободке отнеслась к Будищеву немного подозрительно. Все же появился он непонятно откуда, да и вёл себя достаточно непривычно для мастеровых. К тому же танцевать он толком не мог, умение петь тоже не относилось к числу его достоинств, так что особой популярности поначалу не сыскал. Однако вскоре всё переменилось. Началось всё с того, что одна из самых бойких девушек — хохотушка Аксинья — вздумала подшутить над ним.

— Что же ты такой невеселый вечно, Митенька? — певуче пропела она, нахально глядя ему в глаза. — Али влюбился в кого…

Последние слова тут же заглушил веселый смех подружек, державшихся рядом со своей предводительницей.

— Твоя правда, Ксюха, — невозмутимо отозвался Дмитрий. — Я хоть и много где побывал, а такой красоты прежде не видывал. Смотрю вот теперь — не налюбуюсь.

— Это где же ты побывал? — заинтересовалась девушка, которая, как и большинство молодежи, ничего, кроме своей слободы, толком не видевшая.

— Да много где, — уклончиво отвечал тот. — Пол-России пешком обошел, а ещё в Румынии, в Болгарии, в Турции…

— Это на службе, что ли?

— Ага. На ней.

— Ты воевал, говорят?

— Немножко.

— Ну-ну, — усмехнулась насмешница, прекрасно знавшая, что он георгиевский кавалер. — И кто же тебе так приглянулся, что ты бука букой ходишь?

При этом девушка подбоченилась и победно улыбнулась, ожидая заслуженного комплимента. Дмитрий в ответ, не без удовольствия скользнув взглядом по красивому лицу и крепкой фигуре, может быть, несколько более плотной, нежели у топ-моделей двадцать первого века, но, тем не менее, весьма женственной и приятной взору, лишь развел руками и потерянно сообщил:

— Дык, Верка.

Красавица Аксинья, не ожидавшая такого ответа, от удивления открыла рот. Дурнушка Вера, которую она всюду таскала за собой, наоборот — спрятала вспыхнувшее как маков цвет лицо за руками. Окружившие их подружки поначалу смолкли, а потом, сообразив, что именно услышали, прыснули от смеха. А сидевшие неподалёку парни и вовсе заржали как стоялые жеребцы.

— Хотя, вру, — невозмутимо продолжал Будищев. — Однажды видел. В Болгарии. Был у меня друг — Федька Шматов, — геройский хлопец, может, слыхали? Хотя откуда вам…. Так вот, ранили его однажды турки, и попал он в госпиталь. Ну, рана пустяковая оказалась, однако же, порядок есть порядок. Ранили тебя — так лежи. А там, среди сестер милосердия частенько бывали барышни и дамы благородного звания. И вот одна из них, может графиня, а может — баронесса, так в Федьку влюбилась, что совсем голову потеряла от страсти. Женись на мне — говорит, и всё тут! А уж я для тебя — касатика — расстараюсь. Хочешь, в генералы выведу, хочешь — в министры…

— И чего? — раззявил рот Егор — рослый, но немного сутулый парень в косоворотке с короткими рукавами.

— Да ничего, — пожал плечами Дмитрий. — Не догнала Федьку графиня. Убёг, стервец. А то бы уже, наверное, генералом был.

— И чего? — снова спросил так ничего и не понявший Егор. — Нешто она такая страшная была, как наша Верка?

— Нет, что ты, — улыбнулся отставной унтер. — Я же говорю, что Вера наша — по сравнению с ней — красавица.

Вот что Будищев умел делать хорошо — так это рассказывать байки и смешные истории. Знал он их неимоверное количество и оттого никогда не повторялся. Так что на посиделках вокруг него стала частенько собираться толпа из парней и девушек, желавших послушать эти побывальщины. Аксинья, правда, поначалу злобилась и пыталась отплатить за насмешку, но у неё ничего не получалось. Бедолага Верка же и вовсе старалась держаться от языкастого балагура подальше.

Прочие же девицы скоро проведали, что он — гальванёр и получает очень недурное для мастерового жалованье, после чего стали поглядывать на молодого человека более чем благосклонно. Причем, делали это настолько явно, что некоторые из их ухажеров почувствовали себя уязвлёнными, и вздумали было проучить нежданного соперника. Кончилось это тем, что ревнивцы были нещадно биты, после чего авторитет Дмитрия взлетел на недосягаемую высоту. Впрочем, продолжалось это недолго.

В один из будних дней Будищева вызвали к себе хозяева. Дело было перед самым обедом, но тут, как говорится, не до жиру. Пётр Викторович, как обычно, выглядел невозмутимо, а вот Владимир Степанович, напротив — сиял как медный пятак.

— Ну что, Дмитрий Николаевич, готов ваш пулемет к демонстрации? — спросил директор, предложив своему гальванёру сесть.