Стрелок-2 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 22

— А!!! — попробовала завизжать гадалка и опрометью кинулась к двери, но не успела потому, что человек, назвавший себя Посланцем, мгновенно настиг её и, неожиданно ожег шею чем-то непонятным, отчего ноги женщины сразу подкосились, дыхание перехватило, и она кулем опустилась на пол.

Если бы мадам Ряполова имела раньше дело с электричеством, то, возможно, догадалась бы, что её ударило током, но, увы, старая аферистка и слов-то таких не знала. Тем временем, молодой человек, полюбовавшись делом своих рук, поднял жертву с пола и перетащил на стоящую подле оттоманку. Затем, убедившись что она ещё жива, похлопал по щекам, приводя в чувство.

— Не кричи! — внушительно приказал он очнувшейся гадалке.

— Охти мне, убил, проклятущий, — захныкала та вполголоса. — На что я тебе? Отпусти душу на покаяние…

— Откуда у тебя душа, ведьма?

— Не убивай, а? Всё отдам — деньги, расписки; золотишка немного есть, только не убивай!

— Да ты за кого меня принимаешь? Мне Хозяин такую силу даёт, что твои гроши — тлен просто!

— Так что же тебе надо от меня?

— Ты от соседки своей — Анны, — что хочешь?

— От этой дуры? Да ничего!

— Не смей врать мне!

— Да, правда, ничего! Ну, разве что хотела с кавалерами денежными свести. И ей полегче было бы, и мне на старости лет копейка.

— В «Веселый дом», что ли?

— Да где там! Старовата она для веселого дома, но на лицо и фигурку ещё ничего — годится. И в обществе себя вести умеет. Есть господа небедные, которым по публичным домам не с руки ходить, а любовного марьяжу ещё желательно. Опять же, если к веселой вдове захаживать — это одно, а к портнихе на примерку — совсем другое. Опять же, мается баба — без мужика да в бедности, а…

— А ты, значит, помочь решила?

— Ну а чего не помочь-то, что я — зверь какой?

— А теперь слушай меня внимательно. Оставь её в покое. Не послушаешь — накажу, да так, что молить о смерти будешь!

— Как скажете… господин.

— Ну, вот и славно, вот и договорились!

— А на что она вам?

— Любопытствуешь?!

— Ой, молчу-молчу…

— Ладно, слушай, раз пожелала…. В жертву я её хочу принести!

— Как это? — изумилась гадалка.

— Не знаешь как?

— Так для жертвы девушки нужны невинные, — проявила осведомленность мадам Ряполова.

— Ты меня ещё поучи, — усмехнулся Посланец. — Эти «невинные» иной раз такие лярвы в душе, что самому замараться недолго! Да и какая в чистоте корысть, если соблазна в жизни ещё и не было? А вот у соседки твоей душа чистая, несмотря на то, что такая, как ты, рядом!

С такими доводами старая аферистка, будучи дамой многоопытной, не могла не согласиться, однако был ещё одно обстоятельство, которое она никак не могла упустить.

— Она мне денег должна, — робко, но вместе с тем настойчиво заявила гадалка.

— Много?

— Да почти тринадцать рублей…

— Н-да, — задумчиво протянул Посланник. — А может, мне тебя в жертву принести? Там только обряд чуть-чуть изменить и пентаграмму по-другому нарисовать. Оно, конечно, Хозяину не так по вкусу придется, однако же, на безрыбье и карася можно раком… У меня и нож с собой, а свечи ты сама запалила!

— Ой-уй-ёй! — завыла мадам Ряполова, проклиная свою жадность. — Не надо, миленькой! Я отслужу, отблагодарю…

— Отслужишь, куда ты денешься!

— Отслужу-отслужу, касатик, Христом-богом клянусь … ой…

— Вот лахудра! — потерял терпение молодой человек и с руганью потянулся за пазуху. — Ты ещё святой водой на меня полей, дура!

— Ой, прости-прости, милай — чего по глупости не ляпнешь! Чем хочешь клянусь, не стану более Его поминать и Анну твою не трону…

— Не мою — его, — Посланец с изуверской улыбкой показал пальцем на пол, отчего гадалке стало совсем худо. — Ладно, утомился я с тобой, ведьма. Живи покуда…

— Благодарствую, милостивец!

— Прощевай, старая…

— Ой, а ты не тот ли солдат, что давеча у соседки моей был? — признала, наконец, незнакомца мадам Ряполова, и тут же прикусила язык, но было поздно.

— А хочешь, я к тебе завтра околоточным явлюсь, да еще с городовыми? — вкрадчиво поинтересовался Будищев. — Я чаю, немало интересного можно будет найти, а?

— Что вы, что вы, — замахала руками женщина, — я это так, к слову…

— Ты бы попридержала язык свой, пока я его у тебя не отнял!

— Молчу-молчу.

— То-то! — криво усмехнулся молодой человек, и подкрутил ус. — Прощайте мадам, наша встреча была ошибкой! Но в сердце моем Вы оставили неизгладимый след и я Вас не забуду!

Совершенно сбитая с толку аферистка лишь хлопала глазами в ответ, а её нежданный гость в очередной раз переменил манеру разговора и жестко добавил: — А если ты меня, карга старая, где не надо, вспомнишь, то я тебя на британский флаг порву, уяснила?

Этот язык мадам Ряполова понимала хорошо, и когда её гость собрался выйти, бочком скользнула к нему, держа в руках свернутый в трубочку ассигнационный билет.

— Возьмите, не побрезгуйте…

— Ты что меня — с полицией спутала? — презрительно улыбнулся Дмитрий.

— Ну, что вы, Господин, я только из уважения, — испугано пролепетала гадалка и добавила к Катеринке еще четвертной[33].

Глава 7

Мастер механического цеха завода господ Барановских — фигура для простых рабочих немалая. Поэтому господин Егор Никодимыч Перфильев привык держать себя с достоинством, приличным своему возрасту и положению. Рабочие при виде его снимали шапки и, здороваясь, низко кланялись, и ни при каких обстоятельствах не смели сквернословить. За такое легко можно было получить штраф, а заработок у них и так был не велик. Также Никодимыч не терпел пьянства, лени и неаккуратности в работе. Впрочем, зря он никого не наказывал, поскольку человеком был справедливым. По крайней мере, в своих глазах.

Хозяин завода своего доверенного человека ценил, платил ему недурное жалованье, и всё это позволяло Перфильеву с оптимизмом смотреть в будущее. Двух старших дочерей он удачно выдал замуж, причем за людей вполне почтенных, а не за какую-нибудь голытьбу! Младший же — любимец отца — скоро должен будет окончить гимназию, а там, глядишь, отучится в университете и сам станет барином. Главное, чтобы не забаловал Аркашка…

Окинув строгим взглядом цех, мастер удовлетворенно кивнул и двинулся дальше. Все были при деле, никто не бездельничал, не точил лясы, зря получая жалованье. Разве что Прохор подозрительно отворачивался в сторону и старался не попадаться начальству на глаза. Наверняка успел, подлец, похмелиться с утра и теперь делает вид, что всё в порядке. Ну да ничего, пусть работает покуда, а за «наградой» за его художества дело не станет. Всё прочее вроде было в порядке, хотя…

— А что это я Сёмки не вижу? — подозрительно спросил он у одного из разнорабочих, старательно выгребающего металлическую стружку из-под станка.

— Только что здесь был, Егор Никодимыч! — сдернув с вихрастой головы драный картуз, отрапортовал мальчишка, наивно хлопая небесно-голубыми глазами.

— Врешь, поди, — нахмурился мастер.

— Святой Истинный крест! — тут же побожился парень.

— И как у тебя язык повернулся, богохульник, — даже сплюнул от отвращения Перфильев и скорым шагом пошел к выходу.

Пропажа нашлась там, где и ожидалась. В небольшой пристройке к основному цеху, где прежде была кладовая для разной мелочи, а теперь находилось царство непонятно откуда взявшегося и неизвестно для чего нужного на заводе гальванёра. Будищев с самого первого своего появления служил источником головной боли для мастера. Хозяева велели оказывать ему всяческое содействие, но объяснять ничего не стали. А тот и вовсе держался так, будто он не простой рабочий, а, по меньшей мере — инженер. Шапки ни перед кем, включая самих Барановских, не ломал, спины не гнул. Но самое главное, был непонятно чем занят, а это бесило мастера больше всего.

Посреди гальванической мастерской на большой треноге стояло главное занятие Будищева — прототип новейшей митральезы, им же самим и сконструированной. Большой ствол, заключенный в кожух водяного охлаждения, грозно смотрел на кипящего от возмущения Никодимыча, а отполированные до блеска детали замка задорно поблескивали в пробивающихся сквозь мутные стекла лучах солнца.