Кельтский крест (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 38

— Кажется, мы оба погорячились. Я надеюсь, что вы все-таки, в дальнейшем, находясь в моем замке, будете соблюдать правила, установленные мной. Поверьте, сегодняшний день не доставил мне никакого удовольствия, я лишь исполнил свой долг.

Я кивнула, принимая это предложение перемирия:

— В сущности, мне нет никого дела ни до ваших законов, ни до вашего удовольствия, — я осеклась, слишком уж двусмысленно прозвучали слова, — В любом случае вы — хозяин, и я должна соблюдать установленные вами правила.

Он наклонил голову, признавая правоту моих слов, и слегка поморщился.

— Ну что ж, если мы все решили, я пойду к себе, — я не удержалась и отпустила шпильку, — Надеюсь, я могу ходить по замку без охраны?

— Пока — да, — он смотрел на меня очень серьезно. Я вдруг заметила, какие у него красивые губы. Нижняя губа чуть полнее, чем верхняя, классически очерченная, будто слепленная с греческих статуй. Его пепельные кудри упрямо падали на лоб. В полутьме его глаза казались просто черными, огонь камина отражался в них, придавая герцогу сходство с дьяволом. Он перехватил мой взгляд, и, опомнившись, я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Он выжидающе смотрел на меня, мои ноги внезапно начали подкашиваться, я неуклюже присела в реверансе и направилась к двери. Дверные петли скрипнули, я уже была за порогом, когда меня догнал звук его голоса.

— Да, Айрин, — тихо сказал он, скорее сам себе, — Мне очень конечно жаль, что мое удовольствие это не ваше дело.

Я повернулась к нему. Десмонд стоял спиной к дверям и пристально смотрел на огонь, красными искрами рассыпавшимся в камине. Свет оранжево-красного пламени окружал его темную фигуру. Я сделала было шаг к нему, затем одернула себя и тихо вышла, оставив его наедине со своим одиночеством. Задумчиво, я брела по коридору, когда в противоположном его конце показался Алан, я сделала вид, что не увидела его приветливый взмах руки, и быстро свернула к лестнице.

Решив, что на сегодня общения с герцогской семьей мне хватит, я направилась на кухню, справедливо пологая, что там меня искать не будут.

Там было очень жарко. Огонь в печи полыхал, пар вырывался из огромного котла, периодически что-то громко булькало. Девочка лет двенадцати с растрепанной косой, пряди из которой прилипли к ее потным щекам, стояла и старательно помешивала варево огромной деревянной ложкой. Еще две служанки месили тесто так яростно, будто давали тумаков мужьям, вернувшимся с недельной гулянки. Берта кивнула мне и, улучшив момент, присела рядом:

— Как там герцог? Сегодня, говорят, у него особо сильно голова болела.

— С чего это она у него болела? — пробурчала я, наливая себе молоко из кувшина.

— Ну так, ясно же — судный день! Он же в этот день высшие силы вопрошает о справедливом решении…

— О да, это я заметила! — я бы предпочла за едой не вспоминать сегодняшнее утро. Берта перешла на шепот:

— А потом еще он сегодня колдовал. Аккурат, после судов всех.

— Что колдовал-то?

— Кто ж его знает? Мне вон мальчонка рассказывал, оруженосец из младших. Они за лошадьми смотрели. Герцог, говорит, пришел с милордами, посмотрел на лошадей, про гнедого жеребца спрашивать начал, кто на нем уехал, да зачем, а глаза огнем горят. Малец-то смекнул, что не к добру да попятился за старших. Те мнутся, как девушки на выданье, а герцог лишь глазами сверкал от злости. Милорд Гарет начал его уговаривать в замок ехать, только герцог отказался, все к побережью поехали, герцог впереди, как собака на гоне. На полпути он вдруг замер, глаза прищурил, потом чуть из седла не выпал, это наш герцог то! Мальчонка еще заметил, как у него запястье серебром полыхнуло. А потом герцог выпрямился, выдохнул, и говорит, дескать, знаю куда ехать…

Я замерла, не донеся кружку до рта. Неужели Десмонд появился в бухте не случайно… но как он узнал? Неужели зов крови? Ведь мое запястье тоже полыхало серебром. Единственный, кто мог мне прояснить все, была одна старая колдунья.

— Берта, а где сейчас Вивиан?

— Кто ж ее знает, ведьму эту? — беззлобно откликнулась кухарка, будто прочитав мои мысли. — Может в каморке зелье варит, а может у герцога…

— Спасибо.

Вивиан действительно была в своей кладовой. Правда, назвать эту огромную комнату кладовой не поворачивался язык, несмотря на обилие сухих трав, развешанных по потолку и на стенах. Просторные окна, щедро пропускали дневной свет. По периметру комнаты стояли несколько столов, на которых громоздились ступки и плошки для растирания трав.

— А, это ты? — Виван стояла у окна, размельчая что-то в одной из ступок, в воздухе витал запах полыни, — Заходи! Я как раз делаю запас настойки из полыни: единственное, что снимает головную боль у нашего герцога.

Я прошла, юбками задевая сухие букеты, и села прямо на подоконник так, чтоб видеть ее лицо:

— Вивиан, заклятье крови. Ты уверенна, что рассказала мне все?

— А что ты хочешь знать? — она пристально посмотрела на меня своими темными глазами-вишнями.

— Можно ли с помощью его узнать, где находится тот или иной человек?

— Только если ты сам творил заклятье, — она пристально посмотрела на меня, — Ах вот почему у него сегодня голова разламывается?

— Не только, — я вкратце пересказала ей, что почувствовала в море. Она кивнула:

— Такое возможно. У Десмонда очень сильный дар. Именно поэтому старый герцог и отправил его к коннунгу, на обучение, там самые лучшие друиды.

— А я думала — убрать с глаз.

— Не без этого, — Вивиан усмехнулась, ее голос наполнился горечью потери, — Бринейн был… был очень импульсивный…

Она отвернулась, украдкой смахнув слезы, и повернулась ко мне, вымученно улыбнувшись:

— Столько лет прошло…

— Ты любила его?

— Больше жизни. С той самой минуты, как увидела его, — она задумчиво перемешала полынь в ступке, невидящим взглядом смотря вдаль, — Это был день его свадьбы на дочери коннунга. Мне было тогда двенадцать. Он был очень красив. Высокий, широкоплечий, белокурый с ярко голубыми глазами… Так, наверное, выглядел и Мананвидан.

— А его невеста?

— Альгисль? — она встрепенулась, — Десмонд — ее копия, особенно глаза. Бринейн ненавидел этот взгляд: величественный, отстранено-надменный, взгляд истинных норманских коннунгов.

— Почему?

— Прежде всего, не мог простить того, что его женили против воли.

— Кто?

— Это был сговор коннунга и отца отца герцога. много лет назад островами управлял Эйнар, у него было трое сыновей, Арнкель, Эрленд и Торфинн. После смерти отца каждый из них возжелал править, и начались войны. Это было жестокое, мрачное время, никто на островах не мог чувствовать себя в безопасности, много славных мужей полегло, и не кому было ловить рыбу и вспахивать землю. Наконец Торфинн, поклявшись в верности коннунгу и получив от него воинов, с большой армией пришел на острова и победил своих братьев. Дабы закрепить владения и клятвы, коннунг отдал в жены сыну победителя свою любимую дочь, белокурую красавицу Альгисль. Говорят, она сама упросила отца, влюбившись в статного сына Торфина. Коннунг не мог не уступить дочери. Узнав о женитьбе, Бринейн бушевал три дня, но вынужден был покориться. Этот союз не принес им счастья. Даже рождение наследника не примирило гордого герцога с неугодной женой. Не прошло и трех лет, как Бринейн себе привез наложницу: принцессу пиктов. Мать Алана и Агнесс.

— И что потом?

— Потом? — она устало посмотрела на меня, — потом Альгисль умерла в родах. Очень странно умерла. Ходили слухи, что в этом замешана наложница герцога, но доказать ничего не удалось…

— А что стало с ней?

— Она погибла. Бросилась со скалы в бушующее море.

Она замолчала, вновь переживая события, доступные лишь ей. Дверь скрипнула, мы обе обернулись. Алан стоял на пороге:

— Вот вы где! — он обращался скорее ко мне, — Я вас везде ищу! Вы так внезапно ускользнули!

Он пересек комнату, на ходу подхватив тяжелый стул и сел рядом со мной, смотря на меня восторженным взглядом. Я тяжело вздохнула. Вивиан едва заметно усмехнулась: