Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия - Страница 24

— Есть, — соглашались подруги, однако не уточняли, какая именно.

— А почему именно на север? И куда дальше-то?

Эрроусмит как мог защищал барышень.

— Прошу вас, — увещевал он не в меру любопытных односельчан, — не лезьте в дела наших гостий. Не то они сочтут нас полными невежами.

Впрочем, подобное вмешательство лишь сильнее разжигало любопытство деревенских, и, так и не получив точных фактов, они сами строили догадки, одна диковеннее другой.

После размолвки с Эрроусмитом Финодири доставлял жителям Апплтон-Торна все больше и больше хлопот. Что бы ни поручали ему, он брался за дело с такой силищей, что причинял больше вреда, чем пользы: губил скот, ломал инструменты, портил припасы. Его излишнее рвение донельзя угнетало Эрроусмита.

— Он становится настоящим неявным, — жаловались и мужчины, и женщины Апплтон-Торна. — Совсем сбился с пути. Пора что-то делать.

Однажды вечером посередине зеленого месяца уайнемиса, после того как Финодири, разбрасывая на просушку сено с лужка на Холме Праздничных Огней, умудрился разметать его по всей округе, так что уже не собрать, Тахгил спросила:

— Мастер Эрроусмит, как же вы собираетесь разбираться с Финодири?

— Сегодня же ночью, — отвечал тот тихо, оглядываясь, не слышит ли кто, — мы соберемся. Овинный вконец отбился от рук, стал настоящим неявным. Нельзя позволять ему и дальше оставаться в наших краях. Кто скажет, какими пакостями он занимается вот хоть прямо сейчас?

— Но он же обитает здесь уже много веков, правда? Он же стар, как ваши обычаи, а не то и еще старее.

— Возьмем железо, — продолжил предводитель деревни, не слушая девушку, — косы, вилы, топоры и добрые эльдарайнские мечи. С нами будет Паук. А я знаю Слово. Слово Заклятия.

— Ваши люди могут серьезно пострадать. Он очень силен, Финодири. Я слышала, однажды он поднял каменную глыбу, которую все мужчины деревни вместе и сдвинуть не смогли. Скажите, вы жаждете отомстить ему — или и правда печетесь лишь о безопасности деревни?

— Не спорю, отомстить хочется, и очень. Но, покуда я глава этой деревни, меня в первую очередь волнуют ее заботы.

— Тогда попрошу вас сделать одну вещь.

— Да — и какую же, мистрис Меллин?

— Однажды — а кажется, это было давным-давно — я предложила заплатить ему, а он сказал: «Увы, бедный Финодири, не прогоняйте его! Он только и хочет, что помочь!» Подарите ему одежду, хорошую новенькую одежду по размеру. А то он одевается в лохмотья, как настоящий домашний дух он, может статься, уйдет, если получит награду. Кроме того, поскольку уж он так усердно трудился на благо деревни, согласитесь, он заслуживает должного признания.

Эрроусмит поглядел вверх, на звезды. Ветер доносил с залива глухие удары волн о берег, и молодой человек, как и прежде не раз замечала за ним Тахгил, словно бы прислушивался к их голосам.

Наконец он снова опустил взор.

— Возможно, в ваших словах есть свой смысл. Не стану отказываться от совета — да-да, именно так я и поступлю. Но коли он не уйдет добром, мы заставим его силой или разделаемся с ним.

В час ухта перед Восточными воротами собрался целый отряд. Гвардия Эрроусмита облачилась кто во что горазд — почти на всех были шлемы, а из разномастных полукольчужек, доспехов и панцирей могла бы составиться довольно-таки пестрая коллекция. Под стать оказалось и вооружение: пики и алебарды стояли в одном строю с вилами и прочими обычными сельскими орудиями.

— Открыть ворота! — велел Эрроусмит.

— О да, о да, — раздалось брюзгливое ворчание по ту сторону ограды. — Откройте ворота, чтобы Эрроусмит мог выйти на луга и посостязаться в косьбе с Финодири. И тростник, и сорняки — все скосим до самой земли.

Ворота распахнулись. Финодири, ухмыляясь, ждал в проеме.

— Сейчас не надо ничего ни косить, ни жать, — промолвил Эрроусмит.

— А как же поле с ячменем? — гримасничая, осведомился овинный.

— Там только-только проросли всходы.

— Лучше поспешить, чем опоздать, — нагло заявил Финодири, явно решив оставить последнее слово за собой.

Эрроусмит шагнул вперед и протянул ему сверток.

— Возьми эту одежду, Финодири. Ты давно уже трудишься для Апплтон-Торна. Вот твоя награда.

На лице Финодири застыли изумление и ужас. Бережно, почти боязливо он принял сверток и, развернув его, принялся перебирать вещи, называя каждую и поднимая над головой.

— Шапка на голову, — причитал он. — Увы, увы, бедная моя головушка! Камзол прикрыть спину. Увы, бедная моя спина! Штаны для зада — бедный, бедный мой зад! Если это все твое, Ишкилиату уже твоим не быть!

Окончив причитать, древний дух деревни скинул с себя старое тряпье и натянул новую одежду, а потом повернулся и побрел через лес, напевая на ходу:

Он уже скрылся из виду, а ветер все еще доносил простой напев:

Финодири никогда больше не возвращался к Заливу Серого Стекла. Гвардия Эрроусмита разошлась по домам, сняла кольчуги, отложила оружие. С восходом солнца селян ожидала тяжелая работа — и некому было уже облегчить им это бремя.

Тем, кто живет землей, приходится нелегко.

Тахгил, Бетони и Соррель еще не ложились спать, когда Эрроусмит прихромал к конюшне и бросился на душистое сено, чтобы отдохнуть до утра. Девушки отошли от окна.

— Вы погостите у нас до Взвешивания Господина Сотен и Схватки за Пирог с Зайчатиной, что будет в следующем месяце? — спросила Бетони. — Не желаете ли остаться и поселиться с нами?

Тахгил покачала головой.

— Господин Сотен и Глава Деревни всегда был одним из Эрроусмитов, — сказала Соррель. — Это не наследственный титул, глава избирается тайным голосованием. Апплтон-Торн процветал под управлением и заботой наших предков. И даже сам Благородный Торн процветал — он живет несравненно дольше любого другого дерева. Говорят, если Эрроусмиты когда-нибудь покинут деревню, удача тоже покинет ее, а Благородный Торн увянет.

— Наверняка это просто глупое суеверие.

— А еще в деревне поговаривают, будто бы вы околдовали нашего брата, — заметила Бетони. — И правда, до встречи с вами он был куда веселее и беззаботнее.

— Едва ли это моя вина.

— Пожелай он только, он был бы давно женат. Любая девушка мечтает выйти за сына морской девы. Видали вы, как он плавает в заливе, быстрый и гибкий, точно тюлень? Никто не ныряет так глубоко и так долго, как он. Никто не может заплыть так далеко — за пределы залива, туда, где резвятся тюлени.

— Он наделен особой силой, — продолжала Соррель. — И знает тайное Слово. Мать научила его, но она не была нашей матерью — наш отец был женат дважды. Иногда по ночам Гэлан стоит у окна и слушает, как вода плещет и перешептывается в заливе.

Открытое море тянет его, но он говорил, что останется, если возьмет в жены деву земли. Иначе суше не удержать его. Ничто здесь не радует его, и не потому, что он так уж придирчив, — просто, будучи иной крови, чем мы, он и ищет в жене иные качества, чем большинство здешних мужчин.

— Ужели вы пытаетесь перевалить ответственность за судьбу деревни на мои плечи? — сердито вскричала Тахгил. — Я никогда не выказывала ему ни тени любви. Я не играю мужскими сердцами!

— Вы же оставили себе веточку орешника…

— А это должно что-то значить? Я не разбираюсь в ваших обычаях! Вот она, возьмите!