Его девочка (СИ) - Егорова Олеся - Страница 17

— Тшшшш… Не плачь, неважно, не продолжай. Я тебя понимаю.

— Я знаю. Я слышала, как ты кричал ночью. И мне стыдно, что я уже так не кричу. Я начала забывать. Я год за годом стирала это из памяти, потому что мне больно. Понимаешь? Я просто больше не могу терпеть эту боль!

— Тихо. Я знаю, это нужно принять. Ты не можешь жить с этой болью вечно. Я просто ещё не справился. А ты сильная. Иди ко мне. — двумя пальцами за подбородок поднимаю её лицо и прижимаюсь губами. Не целую, не проникаю в рот. Просто даю ей своё тепло.

Вздрогнул, почувствовав тоненькие пальчики на своей груди. Рот приоткрыла, впуская меня, а сама чертит указательным пальцем какой-то немыслимый узор. Нежно проникаю в её рот, придерживая голову за затылок. Вдыхаю воздух, наполняя лёгкие её запахом.

— Ты мне тоже нужен, — шепчет мне в губы. — Научи меня любить тебя.

В этот момент я забыл, как дышать. Сама попросила. Сама этого хочет. Подминаю её под себя, раздвигая бедра коленом. Скольжу пальцами по тонкой шее. Она смотрит мне в глаза, не отрываясь, взгляд уже заволокло дымкой возбуждения. Веду пальцами по мягкой груди, едва касаясь, уже начинающего твердеть, соска. Дальше плавно веду по плоскому животу, задерживаясь и обводя аккуратный пупок кончиками пальцев. Идеальное тело. Моё, каждая клеточка должна принадлежать мне. Даже самой смерти не отдам её. Она дрожит, но уже не от боли, а от возбуждения. Наклоняюсь к ней, покрывая нежную кожу от бедра и выше лёгкими поцелуями. Затягиваю горошину соска в рот, и медленно посасываю, внутри обводя его кончиком языка. Вздрагивает и с тихим стоном выгибается мне на встречу, касаясь бедром моей ладони. Опускаю руку между бедёр и рычу от кайфа. Такая влажная, настолько нежная кожа, что, кажется, моя кожа слишком груба для неё. Собираю влагу кончиками пальцев, касаюсь и надавливаю на клитор, а она губы закусывает, чтоб не застонать.

— Не молчи девочка, я хочу, чтобы ты стонала, кричала…Всё, что хочешь, только не сдерживайся. — И уже сладкий стон срывается с её губ.

— Пожалуйста, — шепчет снова.

И больше не хочется с ней играть, одним мощным толчком заполняю её полностью, до основания. Она настолько узкая, настолько тесно сжимает член, что хочется кончить в ту же секунду. Не двигаюсь, чтобы успокоиться немного и дать ей привыкнуть. А малышка сама начинает ёрзать подо мной, пытаясь ещё сильнее насадиться на член. Сильнее сжимаю губами её сосок, и одну руку просовываю между нами, лаская её ещё и пальцами. Ещё несколько движений и голодная малышка так плотно сжимает меня внутренними мышцами, кончая, что я не выдерживаю сам, и изливаюсь в неё.

До утра пролежал с ней на груди, слушая её ровное дыхание, и перебирая её волосы. Всё думал о том, как такая маленькая хрупкая девочка смогла всё это пережить. Увидеть то, что она увидела своими глазами и не свихнуться. А я, взрослый мужик, не могу себя взять в руки. Мне сейчас собраться надо, и её защищать. Сам втянул, и разгребать самому надо. Не заметил, как ноги принесли в кабинет. На автомате достал из сейфа фотографии. Долго рассматривал, говорил с ними, прощения просил. Что не защитил, что не отомстил. А потом просил отпустить, говорил, что, кажется, сейчас могу быть счастлив. Как в пьяном бреду всё бормотал это им. А потом взял фотографию Лики, провел рукой по ней, мысленно, в сотый раз, закрывая её глаза. Никогда не любил её, но если бы не я, она была бы жива. И в этой смерти я виноват больше всего. И будто почувствовал чей-то взгляд. Повернулся и увидел, как Оксана на меня смотрит. В глазах осознание, боль, обида. Переводит взгляд с фотографии на меня и выбегает из кабинета. Подумал, пусть остынет девочка, сейчас сожгу это всё, приду и утешу. Но чёрт, слышу хлопок входной двери. Пытаюсь догнать, но лишь хватаюсь за закрытые двери лифта. А внутри предчувствие липкое, окутывает меня. Страх острыми когтями впивается в позвоночник, заставляя сердце ускоряться, и я как бешеный несусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Внизу понимаю, что лифт пустой уже. Выбегаю и вижу, как стоит с голыми ногами, в куртке, ещё и не оделась толком. Ветер путает волосы, закрывая её лицо. А потом боковым зрением замечаю движение. И счёт на секунды пошёл. Он делает два шага в её сторону, на ходу доставая пистолет. Несусь в её сторону в надежде успеть. Выстрел. И я оседаю на землю. Дикая боль сковывает грудь, а футболка окрашивается в красный цвет. Ещё один выстрел, он замертво падает на землю. Вчерашний боец Игоря бежит в нашу сторону. А мою футболку крепко сжимают бледные холодные пальчики. По моей щеке катится теплая слеза. Это я плачу? Нет, это её слёзы. И шепчет, чтоб не уходил, чтоб не закрывал глаза. Что я нужен ей. Нужен, это хорошо. За это хочется выжить. Очень хочется, но видимо не судьба, несколько секунд смотрю в её глаза, касаюсь пальцами мокрой щеки, и проваливаюсь в темноту.

Глава 12. Оксана

Кошмар повторялся. На моих глазах снова умирал человек. Близкий мне человек. Как бы я не старалась убедить себя в обратном, Саша ворвался в мой маленький мир, и разрушил его, погрузив в свой. Погрузил в себя. Несколько часов назад я проснулась от того, что мне было холодно. По-человечески холодно. Просто оттого, что в постели я была одна. Щурясь в темноте, я поднялась с кровати, чтобы найти его. Я просто хотела его вернуть к себе. Мне было уютно в его руках. Ощущать себя в коконе его заботы, хоть он иногда и подавлял меня ей. Я изначально понимала, что он не простой человек, но раз за разом тянулась к нему, как мотылёк на свет. Маленький, глупый мотылёк, который обязательно опалит крылья. В коридоре виднелся свет, струящийся из-за двери кабинета, в котором я сегодня была. Аккуратно ступая босыми ступнями, закутанная в его рубашку, я прошла по коридору по направлению к свету. Вчера утром Саша привёз мне много одежды, мне кажется, у меня её никогда столько и не было. Здесь были несколько комплектов кружевного белья, настолько мягкого и нежного на ощупь, что я боялась представить его стоимость. Халат и пижама из тончайшего шёлка, брючный костюм, джинсы и свитер. Всё это было аккуратно сложено в большие картонные пакеты с логотипами различных брендовых магазинов. Нет, он не подарил мне это, как обычно дарят подарки мужчины своим женщинам. Просто поставил в комнате у кровати, тем самым проявляя свою своеобразную заботу. Перебирала пальцами каждую вещь, словно ребёнок попавший в магазин дорогих игрушек. С трепетом и дрожью. Но так и не решилась ничего из этого надеть. Так и ходила в его рубашке. Мне казалось, что так я была ближе к нему. Пусть эта вещь не сохранила его запах, но осознание того, что он носил её ранее, почему-то грело душу. В сознании появились картинки — воспоминания из фильмов и книг про любовь. Сейчас я, как и женщины из них, подойду к нему, обниму сзади за плечи, поцелую нежно и попрошу вернуться со мной. Ведь так и происходит в отношениях. Но мы не они. И никогда ими не станем. Хотя в душе поселилось какое-то хрупкое ощущение комфорта, как будто нам хорошо вместе, и так и будет. Казалось настолько правильным принадлежать именно этому мужчине. Захожу в кабинет, он сидит ко мне спиной. Осторожно, даже не дыша, поднимаюсь на носочки, чтобы заглянуть ему через плечо. Когда-то давно, я смотрела, как папа разбирал старый сарай на даче. Аккуратно, кирпичик за кирпичиком. Так, наверное, происходит и в отношениях, когда люди привыкли друг к другу, устали, и просто постепенно перестают любить. В моей же голове сейчас произошёл атомный взрыв. Взрыв, который снёс собой целый город. Маленький глупый мотылёк, который придумал себе сказку, спалил свои крылья. Саша сидел, сгорбившись, как человек, которого придавило к земле собственным горем. Держал в руках фотографию девушки, что-то беззвучно шептал и вёл пальцами по её лицу, прощупывая пальцами каждый сантиметр. Девушка была мертва. Неестественно бледное лицо, открытые, леденящие душу пустые глаза, и аккуратная дырка по центру лба. Я знала её, видела, когда искала информацию вчера утром. Анжелика Шварц. Его погибшая невеста. Он не отпустил её, наверняка любит до сих пор. Он говорил, что понимает меня. Он потерял близких ему людей, включая её. И я не хочу больше смотреть на его боль. Слишком больно это оказалось для меня самой. Он забрался в мой мир, и разрушил его до основания своей любовью. Любовью не ко мне. И сейчас мотыльку пора уходить, молча уйти со сцены. Делаю несколько шагов назад, но Саша поворачивается ко мне, словно я разрушила своим взглядом его личную тишину, личную боль. Смотрит на меня тёмными глазами, сейчас их цвет так напоминает грозовое облако. Тёмное, мрачное, накрывающее тебя беспросветным ливнем. И глаза наполнены такой болью, что я ощущаю её физически. Всё, мотылёк, уходи. Бросаюсь в коридор, набрасываю свою куртку и сапоги и уже бегу к лифту. Не хочу оставаться, не могу я вытерпеть этот взгляд. Выбегаю на улицу, понимая, что в такую погоду, с голыми ногами, без вещей, телефона и денег мне сложно будет вернуться домой. Несколько секунд раздумий, и уже хочу вернуться назад, чтобы хотя бы забрать телефон, дома у меня были деньги, чтобы заплатить за такси. А остальное пусть остаётся. Он всё равно не попытался меня остановить, не заметит и когда вернусь. Делаю шаг в сторону подъезда, и сердце замедляет стук. Идёт ко мне, в одних домашних штанах, босиком по снегу, шумно дышит, словно пробежал стометровку. А лицо перекосило от ярости и ещё какого-то непонятного чувства. Резко оборачивается в сторону, слежу за его взглядом и вижу человека с оружием. Целится в меня. Говорят, в такие моменты вся жизнь пролетает перед глазами. Нет, не вся. Последние сутки, моменты нашей близости. Чтобы он не чувствовал, но для меня наверное это были лучшие моменты. А дальше счёт пошел на секунды. Несётся ко мне, рывком отталкивает в сторону. Я больно ударяюсь ладонями об лёд, покрывающий асфальт. Слышу выстрел и вижу его уже на снегу. Затем снова выстрел, и уже человек, стрелявший в него, падает, выворачиваясь в неестественную позу. К нам бежит другой мужчина с оружием, а я ползу по снегу, сдирая колени и хватаясь ладонями за комья грязного снега. Подхватываю его голову, укладывая на свои колени.