Его девочка (СИ) - Егорова Олеся - Страница 16

— Хорошо, буду через пол часа. — Сбрасываю звонок, и позволяю себе ещё немного побыть с Оксаной. Окунуться в копну её волос и вдохнуть сладкий запах, который тут же отражается приятными мурашками по телу. Ртом захватываю мочку её уха и нежно посасываю, погружаюсь языком в раковину, вылизываю её там, а руками касаюсь напряженных сосков. Перекатываю твёрдые горошины между пальцами. Снова начинает зажиматься, а я перекидываю её ножки по обе стороны от своих и раздвигаю колени. Касаюсь ладонью её раскрытого лона и нежно провожу по влажным складочкам. Не касаюсь клитора, а лишь дразнящими движениями провожу вокруг, зная, насколько он сейчас чувствительный и болезненный.

— Сладкая моя малышка, я сейчас уйду, а тебе нужно отдохнуть. Когда я вернусь, мы обязательно продолжим то, на чём сейчас прервались. Ты будешь ждать меня Оксана? — молчит, уже начала постанывать за минуту до этого, а сейчас молчит. Гордая.

Резко подхватываю, разворачиваю её к себе лицом и усаживаю верхом. Сжимаю клитор большим и указательным пальцем, и сжимаю сосок зубами. Провожу вокруг языком, дую, охлаждая возбуждённую кожу, и повторяю вопрос, глядя в глаза.

— Будешь?

— Да, — выдыхает одними губами.

Закутываю её в одеяло и ухожу, закрыв дверь на ключ. Ведь попытается уйти, это я точно знаю.

В подвале клуба воняет сыростью, кровью и потом. Кажется всё вокруг пропиталось запахом крови. В комнате Игорь, один из его бойцов и один из пойманных лазутчиков. Он в углу комнаты, подвешен на крюк за связанные руки, раздет по пояс, тело покрыто ссадинами, запёкшейся кровью и гематомами. Бордовые, чёрные синяки покрывали почти всё его тело. Неестественно вывернутые пальцы и опухший, выбитый плечевой сустав. Губа и бровь разбиты, а волосы слиплись, пропитанные кровью. Всё вокруг в крови. Сам он в отключке. Крепко его тут приложили.

— Молчит? — спрашиваю я.

Игорь расхаживает вдоль стены, рассказывая мне обстановку.

— Остальные ничего не сказали. Они просто ничего не знают. Этот у них главарь. Преданный фанатик. Работают на хозяина. Выполняли приказ. Судя по татуировкам бывшие военные, скорее всего Афган. Ни крови, ни боли не боятся. Сказал, что говорить будет только с тобой. Андрей, разбуди товарища. Он нам нужен.

Стоящий неподалёку боец сдёргивает пленника с крюка и бросает на стул, заводя связанные руки за спинку, выливает на него ведро воды. Мужчина медленно поднимает голову, смотрит на меня мутным взглядом около минуты и затем, видимо с осознанием кто я такой, злорадно улыбается.

— Шумилов. Тебе послание от хозяина. Это месть, ты сдохнешь и захлебнёшься собственной кровью. Но вначале ты потеряешь остатки того, что тебе было так дорого. И ещё. Ему понравилось стрелять в твоего отца. — Хрипло закашливается, давясь кровью и слюной, вытекающей из-за выбитой челюсти.

Сука. И воздух одним толчком выкинуло из лёгких. Понравилось??? Какая-то тварь лишила жизни трёх близких мне людей и ему понравилось?!

— Кто?! — не говорю, рычу сквозь зубы.

— Ты узнаешь, со временем. — Сплюнул на пол кровью и уставился на меня с дикой злобой, как будто я вчера вырезал всю его семью.

И тут меня накрывает такой волной ярости, что позже вспоминая, это самому стало страшно.

Хватаю за шею, сдавливая так, что он начинает хрипеть и задыхаться.

— Кто, сука?! Говори мразь, иначе я тебя сейчас на куски резать начну!!! –

— Вы не знаете, что такое преданность, — еле слышно хрипит он, — я сдохну, но не предам. Убивай, тебя это не спасёт.

Ударом ноги повалил на пол вместе со стулом, и начал наносить точечные удары по лицу. Ломая челюсть, нос, ударяя по ушным раковинам, скулам и вискам, слыша характерный звук ломающихся костей, превращая его лицо в кровавое месиво. А затем взял за голову и со всей дури впечатал в кафельный пол, разбивая плитку и окрашивая её в красный цвет. А в глазах лица родителей и Лики. Остановился только тогда, когда Игорь от него оттащил.

— Всё братан, сдох он, успокойся. Ты понял о чём он? Какая месть?

А в голове агонией отдаёт «ему понравилось стрелять в твоего отца». Нервы скручивает тугим жгутом, а грудную клетку сдавило так, что нечем стало дышать. Я в тупике, снова, этот сукин сын водит меня за нос уже три года. И я не то чтобы не знаю, кто он, а не знаю ни его целей, ни мотивов.

— Я не знаю. Убийц семьи так и не нашли. Врагов у отца не было. Это тупик. Ублюдки, если бы я только мог найти их.

— Всё братан, давай домой, отоспись. Мы с ребятами подумаем, завтра наберу. Охрану я к тебе утром отправлю. Оксану одну из дома не отпускай.

— Давай, спасибо тебе.

Приехав домой, первым делом иду в душ. Хочется смыть с себя всю эту грязь. Сбрасываю одежду на пол и захожу под струи ледяной воды. Мне нужно прийти в себя, остыть и подумать. Нет, мне себя не жалко, как и раньше. Но я должен защитить малышку, что лежит сейчас в моей постели. Эту чистую девочку, незапятнанную кровью и грязью мира, в котором я живу. Мгновенно, как током, прошибают мысли о ней. Страх сковывает меня железной хваткой. Я ведь не видел её, когда зашел. В доме тишина, и ничто не выдавало её присутствия. Выскакиваю из душа, на ходу наматывая на бёдра полотенце. Влетаю в комнату, и страх отпускает. Спит моя девочка, часами бы мог смотреть на эту непорочную красоту. Подхожу к кровати и смотрю на то, как она сладко сопит, обняв подушку. Улыбается, снова не мне, а кому-то из своего неведомого сна. И меня волной ревность накрывает, я не только её тело хочу, мне нужно, чтобы она так же мне улыбалась, радовалась, когда я прихожу. В голове возникла картинка, как она бежит к двери и обхватывает меня своими изящными, тонкими руками, обнимает за шею, а сама прижимается к груди, и улыбается. Подхожу ближе, стараясь не шуметь, но она всё равно просыпается. Сонно открывает глаза, щурясь от света, что попадает из коридора.

— Привет, — говорит слегка охрипшим ото сна голосом. И сводит распахнувшийся на груди воротник рубашки.

— Не бойся, просто посидим, успокой меня. Мне это нужно. — Усаживаюсь рядом с ней на кровать и притягиваю к своей груди.

— Как успокоить?

— Расскажи о себе, о чём ты мечтаешь, Оксана? — почему-то стало это интересно. Захотелось оградить её, наполнить счастьем. А что есть счастье, если не мечты?

— Я хорошо рисую, и я хотела бы стать дизайнером… Я с детства ещё любила всё везде переставлять. В кукольном домике всё до мелочей подбирала. И с мамой шили одеяла, подушки. Вырезки всякие из журналов вырезали. А потом… — Мнётся, в глазах мелькает боль и кулачками простынь сразу сжала.

— Что потом?

— Когда родителей не стало… в общем, в детдоме не до этого было. Решила, что когда вырасту, стану дизайнером. Чтобы мама гордилась мной.

— Ты учишься сейчас?

— Нет, это дорого, и я коплю. Эта работа даст мне возможность накопить быстрее. Если ты меня не уволишь, — и с такой надеждой щенячей мне в глаза смотрит.

— Уволю. Но нуждаться в чём-то больше не позволю. Оксана, и прежде чем открыть свой милый ротик, вспомни о том, что ты женщина. Ты должна заниматься тем, что тебя вдохновляет. А не ходить на работу, которую ненавидишь. Это не обсуждается. Я с коллегами не сплю. Только со своей женщиной. А ты моя, и не смей это забывать.

— Ты всегда всё решаешь за других? — Гордо, по-детски вздёрнула подбородок.

— Нет, только за тебя. Что случилось с твоими родителями? Сколько тебе было лет? — прижимаю ближе к себе, потому что чувствую, как начинает дрожать.

— Восемь. У папы бизнес прогорел, и он был должен много денег. Мама спрятала меня в шкафу, когда они пришли. Её насиловали несколько часов на глазах у папы. Я всё видела. Видела и не могла шелохнуться, понимаешь?! А потом их убили, перерезали горло, как животным. — Слёзы льются из глаз, и она переходит на крик. А у меня сердце в тиски сжимается от того какой я мудак. Зачем заставил её это рассказывать. Я ведь знаю эту боль. Она не уходит. И вина тоже.