Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 2 - Тагиров Роман - Страница 18

Кузьма шёл медленно, освещая себе путь под ногами и разматывая катушку. Дошёл до первого поворота и оставил там банку тушёнки. На четвёртом повороте тушёнка закончилась, и Патя решил, что пройденного расстояния будет вполне достаточно. Самим танкистам в этой кромешной темноте уже никогда не повторить этот замысловатый путь: один поворот направо и три налево. Над последней банкой, на стене, примерно на высоте своей груди пехотинец закрепил карандаш с ниткой, аккуратно захватил нитку в ладонь, выключил фонарь и попробовал повторить свой путь в темноте по проложенной нитке.

Обратная дорога домой увенчалась успехом. С помощью клея замок вернулся на место, а опустевший вещмешок с неработающим фонариком был вновь заныкан в стене подвала. После ужина искатели продовольственных сокровищ традиционно собрались возле курилки. Танкисты выкурили по две сигареты и спокойно отдали пачки и спички мотострелку. Что там какие-то «Охотничьи», если уже совсем скоро каждый из них будет курить только «Кабинет». В подвале к удивлению подельников Патя вытащил из ниши стены свой вещмешок с фонариком с продсклада. В вещмешок сложили картофельные мешки и закинули за спину одному из танкистов. Второй фонарь пехотинец протянул Коле:

— Засунь в карман. Будет запасным, когда консервы грузить начнём.

Хозяйственная хватка командира приятно удивила подельников, и великолепная четверка смельчаков спустилась в подземелье. Пока первым шёл вожак диггеров. Луч фонарика выхватил отсвечивающую банку тушёнки на бетонном полу.

— Опаньки, тушёнка! — радостно воскликнул Колян и вырвался вперёд.

— Это я обронил, когда обратно шёл. Сдуру захватил штук десять банок и ронял по дороге. Три штуки только донёс. Одну сам съел и две вам отдал, — спокойно объяснил находку Патя и добавил. — Там по дороге ещё должны валяться.

Азарт собирательства полностью захватил старослужащих. Каждая найденная банка тушёнки оповещалась криком и всё больше и больше приближала их к заветной цели. Танкисты вырвались вперёд. Предводитель поисков шёл последним и освещал всем путь. На четвёртой банке рядовой Патрикеев аккуратно снял со стены карандаш с ниткой и выключил свой фонарь. Внезапно упавшая кромешная темнота разом пригнула танкистов к полу.

— Кузьма, ёшкин-кот, ты чего? — воскликнул из наступившего мрака танкист Коля.

— Да чего-то фонарь забарахлил, — спокойно ответил разведчик Патя, двигаясь назад по нитке, и добавил вслед. — Колян, попробуй свой включить.

Пока танкист вытаскивал свой фонарь из кармана и искал в темноте кнопку включения, мотострелок уже прошёл первый поворот в обратную сторону. Когда танкисты включили запасной фонарь, то поняли, что этим лучом света можно было разглядеть только свою ладонь, приблизив её вплотную к стеклу осветительного прибора. Через минуту этот луч надежды окончательно погас и неудачливые искатели приключений на свою жопу остались в густой темноте. Пациенты отделения лёгкой психиатрии запаниковали. Навсегда оставаться глубоко под германской землёй никому не хотелось. Хотелось домой, на дембель.

Кузьма уже прошёл последний правый поворот, включил свой фонарь, открыл люк и выбрался наружу. За всё про всё финал секретной операции под кодовым названием «Бункер Гитлера» занял всего пятнадцать минут. Дело оставалось за особым отделом госпиталя. Разведчик Патя, уничтожая следы операции, выбросил карандаш, моток ниток, сигареты и спички танкистов в урну, а свой фонарь спрятал глубоко под входной лестницей отделения. Старшина отделения вышел на свежий воздух и принялся добросовестно убирать листья под окнами своей палаты, чтобы больше свидетелей зафиксировали его старания.

* * *

В это время на стол начальника особого отдела госпиталя, майора Скворцова, легло письмо анонима. Где-то уже майор видел эту надпись «таварищу асабисту», но вспоминать было некогда, так как из тайного послания следовало, что трое пациентов отделения лёгкой психиатрии, находясь в сговоре с фельдшером отделения по имени Руслан, симулируют свои болезни с единственной целью — покинуть сегодня вечером госпиталь через подземный ход и удрать в ФРГ. Особист с трудом разобрал каракули доносчика и понял, что побег зреет давно, а беглецы уже запаслись сухпаем на дорогу в виде четырёх банок тушёнки. Скворцову сразу стало понятно, что вот оно — конкретное оперативное донесение, которое срочно следует реализовать в оперативное дело. Майору светило очередное звание только через год, но начальнику особого отдела госпиталя Тойпиц вдруг почудилось, как в тёмном углу его кабинета мелькнула внеочередная звезда на его погон.

Майор Скворцов слышал историю про то, как якобы в давние времена по подземному ходу в госпиталь пробрались диверсанты и убили всех пациентов отделения лёгкой психиатрии ударом шомпола в ухо. И якобы, в живых осталась одна санитарка, которая в это время спала в подсобке. И когда она проснулась, то от увиденного сразу поседела и сошла с ума. Но, контрразведчик особо не верил в эту легенду ГСВГ. Хотя и не исключал, что такие факты могли быть сразу после войны.

Раздумывать было некогда. Особист доложил коменданту гарнизона, вызвал дежурную группу с караула и проверил фонарик с дежурки. Фонарь еле горел. Майор Скворцов был решительным офицером, быстро сбегал в солдатский магазин и купил самый большой фонарь с запасным комплектом батареек. Контрразведчикам, как и разведчикам, иногда приходилось идти на личные финансовые траты ради общего дела. Позднее майор компенсирует свою наличность из оперативных расходов, чего не скажешь о разведчике Пате.

Летучий отряд в составе свободного караула, начкара и во главе с начальником особого отдела, гремя пристёгнутыми к автоматам штык-ножами, галопом пронеслись мимо рядового Патрикеева с листопёром в руках. Майора на бегу кольнула какая-то мимолетная догадка от вида этого особого пациента, но размышлять было совсем некогда, оперативный азарт полностью завладел старшим офицером. И в награду всему отряду был первый приз — сломанный и лежащий на полу замок от входного люка в тоннель. А дальше было всё делом техники. Напуганные танкисты так орали на всё подземелье, что эхо от этих криков отчаянья доносилось до самой границы с Западной Германией. И было непонятно, кто больше обрадовался поимке танкистов - охотники или сами беглецы?

В армейском госпитале Тойпиц не было своей гауптвахты. Злостных нарушителей воинской дисциплины и всяких там «бурых» и «отрицал» обычно отправляли в ближайший мотострелковый полк, где госпитальные губари под чутким руководством местных караульных азиатов и кавказцев в полной мере испытывали на себе все тяготы и лишения воинской службы. И желающих на вторую ходку к соседям в это армейское пенитенциарное учреждение обычно не находилось. Для осмысления своего неправильного поведения и укрепления внутренней дисциплины солдата вполне хватало первой отсидки.

Перед неудавшимися беглецами замаячила перспектива вновь очутиться в тесных стенах с ненавязчивым сервисом, но уже не в своём полку, а в гостях у мотострелков. Об условиях губы в пехоте наши танкисты были наслышаны, в негостеприимные камеры не хотели и с удовольствием начали сотрудничать с армейским дознанием в виде начальника особого отдела госпиталя майором Скворцовым и его замом капитаном Орловым. Вы не подумайте, что в особый отдел госпиталя офицеров отбирали строго по птичьим фамилиям. Нет, конечно! Просто так совпало у майора с капитаном по времени и в пространстве. Беглецов распределили по разным углам штаба госпиталя и приставили охрану.

Намётанным взглядом майор чётко определил вожака этой кодлы и вызвал к себе в кабинет. Остальных оставил капитану. Танкист Коля всё ещё дрожал от холода каземата, страха и неизвестности. Впервые его допрашивал оперативный сотрудник особого отдела. Скворцов ласково посмотрел на испуганного бойца:

— Присаживайтесь. Товарищ солдат желает что-то мне сообщить? — особист вдруг резко перешёл на «ты» и добавил строго: — А, может быть, ты мне вообще и не товарищ совсем? Родину-мать решил покинуть?