Хорт – сын викинга - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 57

Опытный кормчий был как нельзя кстати. Ходота хорошо знал не только Варяжское море, но и все остальные водные пути, по которым ходили русы. И самое главное – в скипрейде Морава он вдруг перестал проявлять свой скверный характер старого морского волка, хотя с гребцами был по-прежнему строг, но справедлив. Его сильно смущал стирэсман. Волкодлак, да еще хоробрый, – это было чересчур даже для такого неуемного строптивца, как Ходота. Он боялся заглянуть Мораву в глаза и высказывал большую предупредительность. Когда драккар добрался до Слисторпа, Ходота предложил Мораву свести его с уважаемым и богатым местным торговцем, который может купить весь товар оптом.

А продать Мораву было что. Почти все члены бывшей «волчьей дружины» (да и мангеры тоже) везли по мешку алатырь-камня, а также меха. Морав не был исключением. Рогволд отдал ему все, что юноша когда-то собрал. «Солнечного камня» набралось на два мешка, а вот пушнины у него не было, ведь шкуры трехлетней давности на продажу не повезешь. Все свои товары дружинники и гребцы решили перевести в серебро и золото, ведь деньги занимают мало места. К тому же о возвращении в родную твердь пока не было и речи, а значит, подарки покупать некому. Поэтому на общем совете решили дожидаться лучших времен, а до тех пор накопить как можно больше сокровищ.

Морав сильно не распространялся по поводу своих планов на будущее, но все были уверены, что теперь их удел быть варягами. Это занятие предполагало знатную добычу (тем более с таким быстроходным кораблем!), и скипрейд находился в предвкушении морских разбоев, чего особенно страстно желали молодые «волки», уже вкусившие вольной жизни и первых сражений, заставлявших бурлить кровь. К этому они шли всю свою сознательную жизнь, этому их учили старшие наставники, и души молодых воев переполнял азарт.

Ходота бывал в Слисторпе вместе с купцами русов много раз. Он шел несколько позади Морава и все время бубнил, рассказывая ему о торжище:

– …Сюда везут товары из Валланда[95], Фрисланда[96] и Курланда[97], из Гардарики и Западных земель[98], из Эйстланда[99] и Свитьйода[100], заносчивые ромеи и горячие как огонь народы южных морей… Кого только здесь нет! – Ходота сощурился, словно кот под первыми солнечными лучами. – Эх, потрепать бы купчишек заморских! – Тут он бросил опасливый взгляд на Морава – не сболтнул ли чего лишнего – и начал перечислять товары: – Шелковые ткани, ромейский аксамит, благородное вино франков, которое пьешь и пить хочется, посуда из олова и серебра, рыбий зуб, соль, разные украшения, глиняные горшки, котлы, рога, шкуры, зерно, железо, желтая медь… Цветной кровельный камень везут норги, стекло и жернова – германцы, бусы из дорогих прозрачных камней привозят из Русского моря[101], мехами, смолой и оружием торгуют купцы Хольмгарда, металлические украшения продают торговцы из Гибернии[102] и Готланда, из Фрисланда доставляют ароматные приправы. Мед, шерсть, воск, соленая и вяленая сельдь, выделанная кожа, изделия из кости, пергамент… о-о, нет, у меня не хватает слов, чтобы перечислить все, что продают на торжище Слисторпа! Скоро ты это сам увидишь.

Морав рассеянно кивнул, соглашаясь с кормчим, а сам тем временем разглядывал мастерские, мимо которых вела их улица. Похоже, в Слисторпе кроме купцов и торговцев хватало и ремесленников. Особенно его удивляли гончары, которые делали посуду с помощью круга. Это было необычно для русов. Если кому-то из женщин-хозяек нужен был новый горшок (а они бились очень часто), то она лепила его из глины одними руками. Горшки получались неказистыми, но после обжига служили вполне исправно.

Косторезы Слисторпа делали гребни и амулеты, кожевники обрабатывали кожи, и возле их мастерских стояла такая невыносимая вонь, что Морав невольно ускорил шаг, кузнецы ковали домашнюю утварь и делали изделия из бронзы, скорняки облагораживали меха, сапожники тачали обувь… В общем, ремесленный квартал Слисторпа усиленно работал, благо свои изделия мастерам не нужно было далеко отправлять, что очень накладно, – всего-то погрузить в лодку и перевезти на другой берег фьорда.

Но вот пошли дома более зажиточных данов, а также длинные складские строения. Здесь жили местные купцы. Слуги и рабы таскали из складов объемистые тюки и, кряхтя от натуги, спускались по ступенькам к реке, где их уже ждали грузовые струги. Время года для торговли было самым подходящим, ведь большой торг находилось в разгаре, и даны торопились продать свои товары заморским гостям и купцами из глубинки, куда зимой так просто не добраться.

Возле одного из домов лежал на высоком помосте крупный зарезанный бык в шкуре. Удивленный Морав спросил:

– А это еще зачем?

– Похоже, у купчины какой-то праздник, – ответил кормчий. – Так положено. Это жертва богам. На пир по случаю праздника обычно сзывают всю улицу, и все едят жертвенное мясо, славят богов и пьянствуют до упаду. А потом начинают петь. О, это нужно слышать! Такое впечатление, что лает свора псов, которой вторит волчий вой. Хоть уши затыкай. Но что поделаешь, так даны веселятся издревле. А вообще-то Слисторп не шибко зажиточный и богатый жизненными благами. Его жители едят в основном рыбу, которая здесь водится в изобилии, поэтому мясо жертвенного быка для них лакомство.

– Все ли здесь поклоняются старым богам? – после некоторой паузы спросил Морав.

Они как раз вышли на небольшую площадь у берега Трены, которая была вымощена камнем.

– Нет. Но большинство. А вон и капище нового бога! – показал Ходота. – Обращенные в новую веру называют его храмом Христа. Так зовут их главное божество.

Храм новой веры был устроен гораздо добротнее капищ. Он стоял на каменном фундаменте, его срубили из окоренных сосновых бревен, притом недавно, потому что везде виднелись свежие подтеки живицы. Крохотные оконца были забраны цветными стеклышками, а остроконечный шпиль венчал крест. Возле храма крутились несколько жрецов, все в черных длинных одеяниях. Они изо всех сил пытались изображать приветливые улыбки и приглашали прохожих зайти внутрь храма, где шла служба – из распахнутых дверей было слышно довольно мелодичное пение и громкий голос проповедника.

Люди большей частью просто отмахивались от назойливых черноризцев, а варяги злобно щерились и хватались за мечи, заставляя их торопливо прятаться внутри храма, – с морскими разбойниками шутки были плохи. Мораву было известно, что большинство вольных варягов, не зависящих от конунга, не приняли новую веру и при каждом удобном случае топили корабли, которые брали на борт черноризцев, не щадя ни купца, ни гребцов, ни других пассажиров, даже если они и не изменили древним обычаям.

Но в Слисторпе и жрецы новой веры, и новообращенные были под защитой конунга, и связываться с дружинниками-хемтегами варяги опасались. Это значило навсегда закрыть себе путь на торжище, что было немыслимо, потому что там они сбывали свою добычу местным торговцам, которые никогда не спрашивали происхождение товаров. Конечно, пиратам-варягам приходилось торговать себе в ущерб, но это не беда – море щедро вознаграждало их за такое бескорыстие.

В последние годы заморские купцы буквально хлынули в Слисторп, привлеченные огромными прибылями, ведь на рынках Европы алатырь-камень и меха стоили баснословно дорого. А еще были мед в сотах и воск, пользующиеся большим спросом во всех странах. Уж этого добра на торжище данов хватало, притом отменного качества и по смешной цене. Правда, купцы составляли товарищества и сообща нанимали сильную охрану, которая стоила недешево, но варягов это обстоятельство не останавливало. Всегда можно было найти момент, чтобы отбить от «стада» заблудшую «овечку» – судно какого-нибудь нерасторопного кормчего. Пираты таились в фьордах в ожидании добычи, им помогали туманы и ветры, а главное – быстроходность хищных драккаров.