Горизонты и лабиринты моей жизни - Месяцев Николай Николаевич - Страница 45

Туруханск, бывшее Монастырское, — большое село. Стоит на высокой горе при впадении Нижней Тунгуски в Енисей. Посмотришь с горы вниз и видно слияние вод этих рек — Енисей несет воду с голубизной, Нижняя Тунгуска — почти черную.

Сталин жил в с. Курейке и с. Горошихе. В Туруханском райкоме партии его молодой секретарь предложил мне вместе сплавать в Горошиху. Сели в лодку, запряженную большими собаками, и пошли водой по Енисею до Горошихи. Там, после встреч с молодежью, вопросам которой не было конца, я стал навещать тех, кто помнил Сталина, хотел записать их воспоминания, а затем передать в Музей В.И. Ленина.

Записал воспоминания пяти человек, все мужчины. Рассказ Марии К., у которой от Сталина родился сын, я записывать не стал. В этих нехитрых повествованиях было и то, как Сталин доил коров, стожил сено, скрывался от охранки, когда зимой ходил по замерзшему Енисею в Монастырское. Вспоминали его по-доброму, как человека, всегда готового помочь другому.

По возвращении из командировки зашел к Н.А. Михайлову, первому секретарю ЦК ВЛКСМ, и с радостью сообщил, что привез из командировки рассказы шести крестьян с. Горошихи из-под Туруханска о Сталине, который там отбывал свою последнюю ссылку. Михайлов, не глядя на меня, сказал: «Вы мне по этому поводу ничего не говорили, и я ничего не слышал. То, что записали, — сожгите».

Скорее всего, Михайлов знал о том, что у Сталина есть сын от Марии К., как знал и то, что эта тайна сокрыта за семью печатями. Я понял, что не мне распечатывать эти печати.

Находясь в командировках, я видел и ощущал, что величие духа, проявленное комсомольцами, юношами и девушками в годы войны, не иссякло. Оно проявлялось в делах восстановления разрушенного врагом народного хозяйства страны. В ходе выполнения четвертого пятилетнего плана 1946–1950 гг. был достигнут довоенный уровень промышленного и сельскохозяйственного производства, а затем значительно превзойден. В соответствии с этой задачей перестраивалась работа комсомольских организаций. В течение 1946–1947 гг. прошли съезды комсомола в республиках, комсомольские конференции в краях и областях, на которых были определены меры по вовлечению юношей и девушек в активную хозяйственную и общественно-политическую деятельность.

Комсомол представлял внушительную созидательную силу. Юноши и девушки составляли более 70 процентов тружеников, участвовавших в восстановлении шахт Донбасса. Комсомол Белоруссии взял шефство над крупнейшими новостройками — тракторным и автомобильным заводами в Минске.

Комсомол страны шефствовал над восстановлением 15 русских городов, наиболее пострадавших в годы войны: Смоленска, Ростова-на-Дону, Краснодара, Новгорода, Пскова, Воронежа, Брянска и других. Самоотверженно трудилась на восстановительных работах молодежь Ленинграда и Сталинграда. Вся огромная страна строилась. Восстановление и развитие сельского хозяйства проходило в очень сложных условиях.

К невзгодам, порожденным войной, добавились последствия засухи 1946 года, охватившей многие районы Украины, Молдавии, Нижнего Поволжья, Центрально-Черноземной зоны. Урожай собирался буквально по колоску, по килограмму — все шло в общую копилку. Трудящиеся других республик, краев и областей помогали пострадавшим зерном, овощами, лошадьми, продуктивным скотом. Юношество городов и сел активно участвовало в восстановлении и строительстве новых сельскохозяйственных построек, МТС, животноводческих ферм, школ, больниц, жилых домов, детских садов, сельских электростанций. Так, на жилищное строительство в сельской местности комсомол Украины направил более 100 тысяч юношей и девушек, Молдавии — 15 тысяч. В одной лишь Могилевской области Белорусской ССР жилой фонд пополнился двумя тысячами новых домов.

В стране по-прежнему не была решена зерновая проблема. И забота о повышении урожайности полей составляла одно из наиглавнейших направлений деятельности сельского комсомола страны.

Немало вынесли на своих молодых плечах комсомольцы, участвовавшие в социальном преобразовании села в Прибалтийских республиках, в западных районах Украины, Белоруссии, Молдавии.

Особую заботу проявляли комсомольские организации к юношам и девушкам, вернувшимся из армии и работавшим во время войны в тылу противника, оказывали им необходимую помощь в получении образования, повышении уровня профессиональной подготовки, общекультурного уровня, в укреплении здоровья, приобщении их к физической культуре и спорту.

В сентябре 1946 года, сдав экзамены, я поступил в аспирантуру Всесоюзного заочного юридического института по специальности «общая теория государства и права». Мой экзаменатор, профессор Гурвич, уже старый человек, увидел на мне правительственные награды, расспросил, где и за что я их получил, продиктовал мне экзаменационные вопросы, показал полки, где лежит необходимая литература, и сказал, что придет часа через два. Пришел. Посмотрел подготовленные мною тезисы устных ответов и поставил «пять». Меня взволновало благородство старого ученого.

В октябре 1946 года меня утвердили ответственным организатором Центрального комитета ВЛКСМ, а в конце 1947 года рекомендовали вторым секретарем Центрального комитета комсомола Молдавии. Я дал согласие. Открывались новые возможности для творчества, для большого личного вклада в работу организации.

Еще в конце 1946 года в Москву из Бреста вернулся Давид Златопольский. Поселился он в квартире жены, которая вместе с сыном была у отца в Софии, где тот служил военным атташе. В перерывах между командировками я жил у Давида — было голодно и холодно. Денег не хватало; дом был с печным отоплением. Заберемся, бывало, под одно одеяло, набросаем на себя сверху все что можно, согреемся, возьмем хлебца, лежим и ужинаем, обсуждая всякую всячину, пока не одолеет сон. В ожидании жены Давид вылизал квартиру до блеска. Паркетный пол с небольшим налетом льда блестел, по нему можно было кататься. За печкой лежали дрова, но это был НЗ (неприкосновенный запас) на случай приезда супруги. Мы не жаловались на судьбу, не стонали. Давид готовился к поступлению в очную аспирантуру по специальности «советское государственное право». Я входил в работу Цекомола.

Дом на Арбатской площади, в котором жил Давид, до революции заселяли преподаватели Александровского военного училища, а после нее он стал обычной коммуналкой с десятью квартирами-комнатами вдоль длинного коридора, заканчивающегося общей кухней. Наведываясь к Давиду, я не обращал внимания на снующих по коридору жильцов, да и не разглядеть было при тускло горящей лампочке (на потребление электроэнергии была установлена ограничительная норма). Несколько раз Давид мне говорил: «Ты бы присмотрелся к моей соседке — Аллочке Соловьевой, очень симпатичная девушка, студентка, заканчивает Институт стали и сплавов. Она подруга моей Веры. Пора кончать тебе ходить в холостяках. Присмотрись».

Я присмотрелся. Алла мне понравилась, и вскоре я влюбился.

Сейчас, когда я пишу эти строки, Алла сидит напротив меня за столом в комнатушке, которую мы снимаем на лето у милых людей, Анны Семеновны и Владимира Родионовича Шулеповых, в деревне Студенцы — на родине моей мамы, и вяжет себе кофту.

Волосы ее стали совсем белыми, лицо изрезано морщинами, но карие глаза под дугами бровей, как и в молодости, горят, не погасли. Я ее по-прежнему люблю. Через полчаса мы с ней пойдем гулять (недавно она перенесла сложную операцию, и ей надо учиться ходить заново) по проселочной дороге, что тянется вдоль скошенных травяных угодий на приподнятой равнине. А вокруг нас подмосковные дали. Там, впереди, за горизонтом Москва, ее дальние пригороды, справа — из-за близлежащих бугров видны трубы цементных заводов Подольска, слева начинаются леса, уходящие на Брянщину, а ближе этих далей, по речке Десне, гнездятся маленькие деревушки, как наши Студенцы, — эдак домов по двадцать — тридцать.

Солнце. Жарко. Воздух дрожит. Вокруг что-то летает, ползает, прыгает — живет.