Письма мертвой королеве (СИ) - Старк Джерри - Страница 23

У Рататоск сложилось впечатление, что они идут по кругу, описывая огромную спираль и всякий раз подбираясь чуть ближе к заветному месту. Они уже проходили здесь, она помнила рощу столетних буков, и заснеженные горы, похожие на оскаленные клыки, и клубящийся в низинах туман, окрашенный изнутри оранжевыми сполохами. Она засыпала, роняя голову и утыкаясь подбородком в грудь, и просыпалась, в ужасе хватаясь за поводья. Неутомимый скакун рысил и рысил вперед, рядом с ним наметом стелился белый волк, и Рататоск казалось, что так будет всегда. Они будут странствовать в поисках недосягаемой цели до самого конца времен, луна и солнце сойдут со своих мест, а они даже этого не заметят.

«Зачем мы только в это ввязались?» — удручённо вопросил Слейпнир, когда они остановились на очередном перевале. Внизу белел заснеженный лес, за ним неприветливо хмурились горы. Пейзаж черной лентой прорезала незамерзшая река, по которой с дурацкой величавостью уплывали льдины.

«Потому что кто, если не мы, — Фенрир сел, задрав острую морду к сеющим мелкую снежную крупу небесам, и подал голос. Низкий, переливчатый вой пролетел над дремлющим лесом и растаял вдали. С ближайшей сосны с тихим шелестом обрушилась увесистая снеговая шапка. — Отец говорит, рано или поздно предают все. Но ты должен знать, что в мире сыщется кто-то один, единственный, кто не повернется к тебе спиной. Кто-то твоей крови. Кто не будет долго и муторно выспрашивать, что да как, а просто встанет, пойдет и рискнет шкурой ради тебя. Без расчета на выгоды и благодарность. Просто потому, что так надо», — он снова завыл, от полноты чувств свободного зверя, вольно бегущего сквозь снег и ветер.

Интересно, задумалась Рататоск, распространяет ли Локи те правила, которым он учил своих детей, на себя. Если он считает достойными своей заботы и доверия только родичей по крови, то асы ему чужие. Кроме разве что Одина. А ведь, если подумать и прикинуть хвост к носу, любой поступок Локи рано или поздно оборачивался для Асгарда благом. Странным таким благом, двусмысленным и неоднозначным, но благом…

— Я замерзла, — поежилась белка-оборотень. От коня под ней веяло теплом, но голова, плечи и хвост Рататоск намокли от дождя, переходящего в снег, и потихоньку начали обледеневать. Белка постукивала зубами, с нежностью вспоминая жаркое пламя в очаге трактира «Рагнарёк». — Мы уже добрались или нет? Фенрир, заканчивал бы ты свои попевки. Мало ли чья это земля? Вдруг здешние хозяева обожают охоту на волков?

«Не родился еще тот охотник, который сумеет поднять меня на копье, — белый волк поставил уши топориками, прислушиваясь. — Мы где-то в Ётунхейме. Нам нужно к морскому побережью. Я слышу голос волн, но туда еще топать и топать».

Слейпнир утробно фыркнул, раздраженно тряхнув спутавшейся гривой. Отдельные прядки смерзлись в устрашающие колтуны, которые конюхам в Асгарде теперь при всем усердии не расчесать, только срезать под корень.

«От того, что мы тут торчим, как вкопанные, наша цель не станет ближе», — жеребец осторожно ступил передними ногами на обледеневший склон. Огромный пласт слежавшейся земли сдвинулся с места и, выворачивая попавшиеся на пути валуны, заскользил вниз.

«Йе-хууу! — Фенрир лихо прыгнул на движущуюся массу камня, льда и снега, в точности мальчишка, катающийся со снежной горки на ледянке. Расставил лапы, балансируя на шаткой опоре. — Укуси меня за хвост, если сможешь! Я покатил!»

«Он когда-нибудь повзрослеет?» — конь, осторожно и мелко переступая восемью копытами, словно на спине у него стояла чаша с водой, из которой не должно выплеснуться ни единой капли, спускался по длинной осыпи. Где-то впереди устрашающе грохотали подпрыгивающие камни и счастливо подвывал Фенрир. Рататоск видела его белую лохматую спину, то появлявшуюся, то исчезавшую из вида.

Волкодлак первым достиг лесной опушки и шустро юркнул под грузно обвисшие под тяжестью снега еловые лапы. Следом за ним, задев низко нависающие ветви головой, под своды леса вступил Слейпнир со своей продрогшей всадницей. Тихо, так тихо, Рататоск, как не вслушивалась, не различала ни робкого посвиста птиц, ни стука неугомонного дятла, ни даже скрипа промерзших до самых корней деревьев. Мертвенно примолкший лес в снеговом уборе, весь в черных и синих тенях и строгости бронзовых стволов.

Что-то маленькое, часто взмахивающее крыльями шарахнулось над нервно прядающими ушами Слейпнира, круто развернулось в воздухе и шлепнулось прямо на загривок коня. Жеребец вздрогнул, Рататоск замахнулась на летучую тварь, пытаясь сбросить ее на землю. Неведома зверушка развернула уродливую морду к лопаткам и зашипела, оскалив острейшие белые зубки. Зубки, которыми спустя удар сердца она впилась в шкуру Слейпнира.

Конь заверещал и рванулся вперед. Краем глаза Рататоск уловила суетливые взмахи черных крыльев в заснеженных кронах и, одной рукой намертво вцепившись в поводья, второй попыталась схватить кусачую дрянь. Где-то внизу скулил и катался по снегу Фенрир, пытаясь избавиться от облепивших его голову и плечи маленьких и очень голодных хищников.

«Кромешницы! — некстати всплыло в голове. — Это кромешницы! Сбиваются в стаи, нападают на одиноких путников, питаются мясом и свежей кровью, могут быть очень опасны!» — она наконец ухватила верещащую дрянь и рванула на себя, отдирая от прокушенной конской шеи. По пепельно-серебристой шее немедленно потекла и размазалась яркая алая кровь, изловленная кромешница трепыхалась и щелкала челюстями, пытаясь отхватить кусочек плоти Рататоск. Скривившись, белка-оборотень изо всех сил сжала кулачок. Хрустнули тонкие косточки, Рататоск отшвырнула сломанное тельце и едва успела пригнуться, избежав опасно близкого знакомства с низко нависшим суком. Слейпнир мчался, бросаясь то влево, то вправо, не оббегая, но словно бы обтекая деревья. Визжали кромешницы. Одна или две вцепились Рататоск в волосы. Белка взвыла, ощутив брызнувшие из глаз и мгновенно замерзшие слезы, ошалело затрясла головой. Острые зубки вонзились ей в плечо. Еще одна кромешница плюхнулась на шею Слейпнира и целеустремленно поползла к выступающему под шерстью пульсирующему бугорку жилы. Рататоск, крича, скинула ее, замахала свободной рукой, пытаясь содрать ту, что пристроилась на плече. На ее счастье, кромешницу смахнуло удачно промелькнувшей веткой — но тварь запасливо прихватила с собой кусочек мяса Рататоск. По спине потекло теплое, в плечо вступило стреляющей болью, и Рататоск сжала зубы. Она колдовское создание, ее раны быстро исцеляются… быстро, но не мгновенно, а ей позарез необходима действующая и здоровая рука.

Рататоск нырнула вперед, прижавшись щекой к заиндевевшей гриве и теплой, липкой от крови шее Слейпнира, стиснув коленями мокрые от пота и скользкие бока жеребца. Конь стрелой летел вперед, восемь ног терзали снежные сугробы, поднимая сверкающее облако. Пронзительные вопли охотящихся кромешниц ввинчивались в уши, Рататоск зажмурилась, твердя, что с ней ничего не случится. С ней не может ничего случится. Она же часть этого мира. Как будет жить мир, если в нем не станет Рататоск-белки? Свалиться на полном скаку с коня и быть заеденной кромешницами, можно ли измыслить смерть глупее?

Слейпнир прыгнул. На миг Рататоск повисла в воздухе, обеими руками судорожно цепляясь за уздечку и гриву жеребца. Приземлившись, конь затормозил всеми ногами, прокатившись по липкой и грязной земле.

«Цела?» — прозвучал в голове у Рататоск обеспокоенный голос.

— Кажется, — Рататоск опасливо приоткрыла один глаз. Спасаясь от преследования, конь сиганул из мира в мир. На смену многоснежной зиме пришла ранняя осень, и Рататоск обессиленно сползла с высокой спины жеребца на землю. Спустя миг рядом с ней кувырком прокатился на лету меняющий облик Фенрир — взъерошенный и изодранный так, словно подрался со всеми кошками Фрейи сразу. Волкодлак почем зря клял свою злую судьбу на всех языках, которые только приходили ему на ум. Слейпнир пошатывался, его шея и круп были исполосованы множеством мелких порезов.

— Прошвырнулись, мать-мать-мать! — надрывался Фенрир. — Чтоб вашими кишками тролли закусили! За ногу вашу мамашу, через семь гробов вперехлест…