Харли Квинн. Безумная любовь - Дини Пол - Страница 50

Но при всей его гениальности, он оставался мужчиной, а Харли отлично знала, как заставить мужчину расслабиться. Порывшись в вещах, она нашла свое самое красивое белье ярко-красного цвета. То, что нужно! Оно точно заставит его улыбнуться. Подправив клоунский грим и шапочку с колокольчиками, Харли выпорхнула из-за ширмы, отгораживающей кровать, напевая, что ощущает себя самой желанной и неотразимой женщиной в мире. Джокеру нравилось, когда она пела. (Точнее, он сказал, что ее голос не вызывает у него дикого желания воткнуть себе в уши по ледорубу. Это тоже можно считать комплиментом).

Ее сладкий сидел за рабочим столом под яркой лампой. Стол располагался на высокой платформе, и она всегда беспокоилась, что ему приходится ходить вверх-вниз по лестнице без перил. Он-то не занимался гимнастикой и такого чувства баланса, как у Харли, у него не было.

Пританцовывая, она поднялась по ступенькам. Джокер перебирал лежащие перед ним листы бумаги.

«Самое время устроить перерыв», – подумала Харли и кашлянула.

Джокер не шелохнулся.

Иногда он настолько уходил в работу, что его не встревожила бы даже взорвавшаяся над головой бомба.

Харли взобралась на стол, приняла позу, которую ее преподавательница гимнастики считала красивой, но чересчур сексуальной для обычных выступлений, и издала хрипловатое «Кхм...».

Джокер не поднял головы.

– Иди отсюда, я занят.

– Сладкий, – сказала она, – разве ты не хотел бы как следует завести свою Харли ? – она изобразила звук рычащего мотора.

Джокер резким взмахом руки спихнул ее на пол.

– Упс! – закричала она, вскакивая на ноги. – Ну, пойдем же, дорогуша, у меня есть подушечка-пердушечка!

Джокер картинно застонал и схватил ее пальцами за подбородок.

– Послушай, кексик, папочка очень занят, у него полно работы, а ты мешаешь. – Внезапно его лицо перекосило. – Так же, как ты помешала мне с этими идиотскими челюстями!

Он оттолкнул ее, вскочил и принялся расхаживать вокруг стола. Харли не отставала:

– Тебе не понравились челюсти? Забудь про них! Я придумаю что-нибудь получше!

– Ну уж нет! – сердито обернулся Джокер. – Один-единственный раз я позволил тебе принять участи в моей шутке, и все пошло насмарку! Это было пошло! И недостойно моего гения.

– Я думала, это будет смешно, – пробормотала Харли, добавив про себя: «К тому же, моя шутка заставила Бэтмена явиться, как ты и хотел».

Джокер покачал головой.

– Пора поставить жирную точку в этой непрекращающейся вражде. Устроить показательное унижение Бэтмена, а затем его восхитительно-кошмарную смерть! – он вернулся к столу и принялся снова рыться в бумагах. – Здесь должно быть что-нибудь подходящее, что-нибудь исключительно смешное!

– Почему ты просто не застрелишь его? – Харли пожала плечами.

– Просто застрелить его? – он медленно выпрямился и с прищуром уставился на нее. – Ты сказала, «застрелить»?

«Черт бы побрал мой длинный язык», – подумала Харли, глядя на грозно надвигающегося Джокера.

– Уясни себе, дорогуша моя, – он зловеще навис над ней, как всегда, когда его одолевала ярость, – смерть Бэтмена должна быть настоящим шедевром!

Струйка жидкости вылетела из цветка на лацкане его пиджака, и Харли едва успела увернуться. Жидкость попала на портрет Бэтмена, прикрепленный к доске для игры в дартс, и с жутким шипением проела дыру в картоне.

– Триумфом моего комического гения над его дурацкой маской и прибамбасами! – Он вновь склонился над столом и с торжествующим видом раскатал рулон бумаги. – Ага! «Смерть от Тысячи Улыбок»! То, что надо!

Харли подошла ближе, уворачиваясь от стремительных жестов Джокера. У него начался очередной приступ безумной энергии (ей не хотелось говорить «маниакальной»: ее сладкий вовсе не маньяк, он – гений с пылким темпераментом).

– Я заманю его в какое-нибудь уединенное место, – продолжал Джокер. – Ив тот миг, когда Бэт- мен меньше всего будет этого ожидать... Бабах! – он взмахнул кулаком, едва не попав Харли по голове. – У него под ногами распахнется скрытый люк, и гаденыш полетит в аквариум с пираньями! – Джокер пустился в пляс, прижимая к груди рулон бумаги и восторженно хихикая. – Последнее, что он увидит в своей жизни, – сотни веселых, оскаленных улыбок, готовых впиться в его тело...

Неожиданно смех умолк. Джокер помрачнел.

– Нет, погоди-ка, я вспомнил, почему в свое время отказался от этой затеи.

Харли выжидающе смотрела на него, боясь вставить слово.

– Пираньи не умеют улыбаться, – угрюмо заметил он. – Такие чудесные, острые, как бритва, зубки, но выражение постоянного недовольства на мордочках. Даже мой Джокер-токсин и тот не сумел бы заставить их ухмыльнуться.

Он отбросил рулон бумаги, уселся на верхнюю ступеньку лестницы и закричал, возводя глаза к небу и драматично вздымая сжатый кулак.

– Ах, судьба, как жестоки твои шутки! Я придумал величайшую ловушку, но она рассыпалась в прах. И все потому, что даже я не способен заставить этих зубастых гуппи улыбаться!

Он опустил голову на грудь и обмяк, будто под гнетом жесточайших обстоятельств.

Харли не могла наблюдать за его страданиями. Присев рядом, она обняла любимого и игриво протянула:

– Я знаю, как вызвать у тебя улыбку, мой сладкий.

Все его тело напряглось.

– Но сладкий...

Бесполезно. Она опять сделала что-то не то.

Схватив Харли за нос, он потащил ее вниз по лестнице. Это было так больно, что она невольно вскрикивала на каждой ступеньке:

– Ой... ой... больно! Мне же больно! Пожалуйста, сладкий...

Он только еще сильнее сжал пальцы, дотащил ее до двери и повернул спиной к себе:

– Сколько раз я должен повторять? Не смей называть меня сладким! – с этими словами он ударил Харли под зад и вышвырнул из комнаты.

Она с трудом удержалась на ногах. Джокер захлопнул за ней дверь. Харли принялась умолять его впустить ее обратно, но внезапно умолкла и бессильно опустилась на пол перед дверью, скрестив ноги.

Она уже потеряла счет, сколько раз он вышвыривал ее из их спальни.

Нет, не потеряла. По ее подсчетам, сегодня был двадцать пятый раз.

За последние два месяца вспышки гнева повторялись в среднем раза три в неделю. Харли еще повезло, что погода стояла теплая. Когда похолодает, придется надевать фланелевое нижнее белье.

Кто же так поступает? Кто выкидывает хорошенькую, молодую блондинку из своей спальни? Причем, даже не дойдя до постели?

– Дело дрянь, Харл, – сказала она себе. – Пора взглянуть правде в глаза.

А правда имела отвратительный вкус. Харли окончила университет благодаря стипендии за выдающиеся достижения в гимнастике. Получила грант на учебу в медицинской школе Готэма. Стала самым молодым врач ом-психиатром в Лечебнице «Аркхем». И что теперь?

Пара дюжин штатов выдали ордер на ее арест.

Да уж, карьера не задалась. А что у нас с личной жизнью? Харли безнадежно влюблена в психопата-убийцу. Который только что в двадцать пятый раз в прямом смысле слова пинком выкинул ее на улицу.

– Что со мной случилось? – зашептала она. – Из-за чего моя жизнь стала безумнее, чем жизнь Мартовской Крольчихи?

Горло у нее сжалось, на глаза навернулись слезы. Она подняла голову и посмотрела в темное небо над головой.

Темная ночь.

Внезапно желание разрыдаться сменилось куда более сильным желанием дать кому-то в морду. Причем не кому-то, а конкретно Темному рыцарю – Бэтмену.

Разумеется, во всем виноват Бэтмен. Кто еще? Он всегда виноват, это он без конца преследовал Харлин и ее сладкого, это он все испортил. До того разозлил Джокера, что тот был вынужден выместить на ней гнев.

Очевидно, жизнь Бэтмена являлась пустышкой, раз он пытался разрушить жизни других. Все кругом твердили, что ее сладкий – психопат. А как тогда назвать человека, напяливающего костюм летучей мыши с единственной целью: досаждать паре влюбленных? Он нормален, да? Не чокнутый придурок?