Бэтмен. Убийственная шутка - Фауст Криста - Страница 47

Он больше не мог контролировать свое разбитое тело. Он бросился на ремни, рыдая и воя:

– БАРБАРА!

Он должен добраться до нее. Должен...

– Барбара... – Его голос почти пропал, превратившись в мучительный шепот, перемежаясь со слюной и желчью. – Барбара, детка. О Боже, нет...

Последовала тишина, а потом в звуковой системе появились помехи. Динамик по-прежнему работал.

– Эти кадры транслировались на все компьютеры Готэма, – промурлыкал Джокер откуда-то из темноты. Может быть, из головы Гордона? – Их уже никак не забрать. Каждый полицейский, каждый библиотекарь, все это смотрят.

– Все смотрят! – Его поющие тюремщики вторили своему хозяину. – Все смотрят!

– Все знают, что ты не смог защитить ее.

– Все знают! – Снова хор. – Все знают! Все знают!

– Он знает, – сказал безумец.

Гордон так отчаянно хотел, чтобы все пропало. Хотел биться головой о железную перекладину, пока все не пропадет навсегда. Но он не мог даже пошевелиться. Он не мог избежать зверств, которым подвергалась его единственная дочь от рук этого хихикающего чудовища. Они были вокруг него, внутри него, выжжены в его сознании навсегда.

На какое-то ужасное мгновение показалось, что Джокер все-таки угадал. Что осознание его полной и абсолютной неудачи – и как комиссара полиции, и как отца – было слишком болезненным, чтобы его вынести. Что единственный выход – это впасть в безумие.

Постыдное, трусливое и непреодолимое желание отказаться от ребенка, которое Гордон испытывал в тот момент, будет преследовать его до самой смерти. С этим осознанием глубоко внутри него вспыхнул гнев.

35

В конверте лежала карточка билета. Бэтмен держал ее в руках, одетых в перчатки. На билете было написано:

БРАТЬЯ БОУНС

КАРНАВАЛ И ПАРК РАЗВЛЕЧЕНИЙ

ПРОПУСК НА ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА

Он перевернул его. На обороте была записка, написанная от руки фиолетовым мелком:

С наилучшими пожеланиями

Бэтмен прищурился и сжал билет в кулаке.

Цирк.

Он покинул крышу, кинув скомканный билет на карниз, а Буллок наблюдал, как он спускается к Бэтмобилю.

36

Джокер стоя дожидался в конце горки «Поезда-призрака», когда ярко окрашенные двери распахнулись и вагонетка вылетела наружу, врезавшись в аварийный бампер в конце пути. Голова комиссара откинулась назад, а затем перевалилась вперед, струйка слюны соединила его подбородок с редкими белыми волосами на груди.

– А, вот и они! – сказал Джокер. – Надо же, вот уж действительно «Поезд-призрак». Когда они заходили, парню в центре было не больше семнадцати, а трое его приятелей были звездами профессионального баскетбола!

Три гротескные фигуры по-прежнему толпились возле Гордона, когда крепление поднялось, и он прислонился к нему лбом.

– Вы только посмотрите на этого беднягу, – продолжал мужчина с ухмылкой, опираясь на трость. – Вот что творит доза реальности.

Похитители-лилипуты вытащили Гордона из машины.

– Как вы понимаете, сам я никогда не прикасаюсь к этой дряни. Она вечно мешает галлюцинациям.

Мучители пнули комиссара, он споткнулся и упал перед Джокером. Одна рука соскользнула в лужу, и Гордон рухнул в нее лицом.

– Ну, здравствуйте, комиссар, – сказал Джокер. – Как дела?

Не получив ответа, он наклонился ниже:

– Комиссар?

Ответа по-прежнему не было.

– Алло?

Только прерывистое дыхание.

– Есть кто дома? – спросил он, на этот раз громче. Это было оскорбительно.

Наконец он выпрямился, на его лице появилось отвращение. Дождь снова усилился, обрушился на зевак и разбрызгал лужи вокруг них.

– Господи, как скучно, – провыл он. – Этот человек – настоящий болван! – Он покрутил пальцем у виска. – Уведите его и посадите в клетку. Может быть, он оживится, когда обдумает свое положение. Поразмыслит о жизни и ее бессистемной несправедливости.

Он наклонился, положил подбородок на трость и уставился в лужу, напомнившую ему сточную канаву, которую он видел много лет назад...

– Эй, пошли! Хорош мечтать.

Подняв глаза, он увидел, как жалкое подобие человека тащат по грязи, словно побитую собаку, но как бы смешно это ни было, зрелище быстро ему надоело. Подставив лицо холодному дождю, он закрыл глаза и почувствовал в груди странную, едкую, пульсирующую боль. Тошнотворный лихорадочный жар, который невозможно было погасить, как безответную любовь.

Где Бэтмен?

Почему его так долго нет?

Гордон подумал, что его вернули в клетку, но он больше ни в чем не был уверен. По его дрожащему телу чем-то били, похоже, железными прутьями, от которых оставались неприглядные следы, как в нуарных фильмах.

Он почти забыл, каково это – носить одежду. Ощущать тепло. Иметь достоинство. Быть достойным любви дочери. Возможно, всего этого у него никогда не было. Может быть, его жизнь была жестоким сном, а это – единственная реальность. Она всегда была и вечно будет.

Уроды окружили его, своим пронзительным насмешливым смехом они клевали его со всех сторон, как хищные птицы. Перед его затуманенным взором проплывали страшные, неестественные лица, искаженные жестокостью, как существа в кошмарном сне. В кошмаре, который никогда не кончится. Гордон еще крепче сжался в позу дрожащего эмбриона, но смех доставал его изнутри. Бежать было некуда.

– Это так весело, – сказал человек-скелет. – Так весело.

Выхода нет.

На этом карнавале тоже был зазывала. Голос, который он знал.

Тот самый голос. Этого монстра.

– Леди и джентльмены! – театрально воскликнул Джокер. – Вы читали об этом в газетах! А теперь содрогнитесь, увидев своими глазами самую редкую и трагическую ошибку природы. Я представляю вам... обычного человека!

Уроды охали и ахали, пока Гордон прикрывал лицо руками, желая раствориться. Но он остался, и кошмар продолжился. Закрыв глаза, он увидел Барбару. Когда он открыл их снова, вокруг него закружились безобразные насмешливые лица. Джокер стоял там, впереди, его ухмылка была всего в нескольких дюймах.

– Физически он ничем не примечателен, вместо внешности у него изуродован набор ценностей, – издевался он. – Обратите внимание на чудовищно раздутое чувство важности гуманизма. На косолапое общественное сознание и иссохший оптимизм.

В этих глазах читалась угроза, такая, какой не было никогда раньше.

– Такое зрелище, конечно, не для брезгливых, согласны? – Он снова опустил голову, но не замолчал. – Наиболее отталкивающими из всех его пороков являются хрупкие и бесполезные представления о порядке и здравомыслии. Если на них поднажать, то они... СЛОМАЮТСЯ!

Чтобы проиллюстрировать свою мысль, он щелкнул пальцами. Безобразная аудитория взвыла. Вдалеке послышалось рычание мотора.

– «Как он живет?» – слышу я ваш вопрос. Как этот бедный, жалкий экземпляр выживает в сегодняшнем суровом, иррациональном мире? Ответ печален: «Не очень хорошо». Столкнувшись с неизбежным фактом, что человеческая жизнь безумна, случайна и бессмысленна, каждый восьмой ломается и съезжает с катушек!

Рычание приближалось, глубокое, сотрясавшее землю, на которой Гордон лежал, скорчившись.

– А кто станет их винить? В мире, полном психопатов, любая другая реакция была бы дикой!

Сквозь прутья его клетки внезапно пробилось яркое сияние. Движущийся свет, исходящий из двух источников, омыл Гордона и пробил железные прутья, пересекавшие его сломленный разум. Это был сумасшедший калейдоскоп ярмарочного блеска и неона, который стал его новой правдой. Нет, это было чистое, бесцветное сияние, которое прогнало тени. Свет опустился на него, как забытая надежда.

Гул двигателей затих, и в момент паники ему показалось, что это была лишь игра его воображения. Затем он услышал скрип открывающейся кабины и знакомый шорох накидки. От ботинок, естественно, не доносилось ни звука.